– Это так, но я не хочу, чтобы это было против твоей воли. Мне все равно, чем ты занимаешься на работе. Лишь бы ты любила это дело и была счастлива. Твое счастье – это все, что меня волнует. – Леви заставил себя улыбнуться. – Я бы предпочел, чтобы ты была в Лондоне и делала все, что тебе вздумается, чем страдала со мной, Тан.
– Ли…
Нет, черт побери, с него хватит. Он больше не может, ему надоело быть сильным. Леви шагнул вперед, поцеловал Танну в висок и еще раз провел большим пальцем по ее пухлой нижней губе.
– Ради бога, будь счастлива, Тан. Это все, чего я хочу.
Леви подобрал костыли, сунул их под мышку и направился к двери.
Леви сидел на дорогом кожаном диване лицом к портрету отца, в комнате, где он в последний раз видел Танну. Иногда он закрывал глаза и представлял, как она стоит у окна и слабое зимнее солнце окрашивает ее волосы в цвет воронова крыла. Он все еще видел ее идеальный профиль, чувствовал тонкий аромат ее духов. Она была в его мыслях, в его снах. Он больше чем скучал по ней – он тосковал. Она словно высосала из его жизни все краски…
Не слишком ли мелодраматично, Броган?
Если он не возьмет себя в руки, то еще, пожалуй, начнет читать «Ромео и Джульетту» и смотреть мелодрамы. Леви услышал, как за его спиной открылась дверь, и не стал оглядываться. Это могла быть либо его мать, либо одна из его надоедливых сестер, ни одну из которых он не хотел видеть. Если он не мог быть с Танной, то просто хотел побыть один.
Леви смотрел на портрет отца и не обращал внимания на маму, севшую рядом с ним плечом к плечу. Но он чувствовал на своем лице ее обеспокоенный взгляд.
– Я в порядке, мам.
– Физически, возможно, – согласилась Кэлли. – А вот твое сердце будет исцеляться целую вечность.
Да, так и есть. Его мама пытается проникнуть в его голову.
– Как скажешь, мам.
Кэлли ткнула его в бедро острым ногтем.
– Не делай из меня дуру, Леви.
Она сложила руки на груди, и краем глаза он заметил, что она смотрит на портрет его отца.
– Твой отец… Боже, он сводил меня с ума.
Леви услышал в ее голосе нотку раздражения.
– Он был ярким, смелым, энергичным. И я действительно любила его.
Леви повернулся к Кэлли, положил руку ей на колено.
– Я никогда в этом не сомневался, мам.
Кэлли кивнула.
– Но когда он умер, я также скорбела и о том, кем я могла бы стать.
– Не понимаю…
Кэлли мягко улыбнулась:
– Одна из причин, по которой мы сошлись с Мэйсоном, заключалась в том, что я не знала, кто я без твоего отца. Меня без него никогда не было. Я не знала, смогу ли быть собой без Рэя.
– А я могу быть только собой. Я не мог быть тем, кем он хотел меня видеть, – пробормотал Леви.
Глаза Кэлли были печальны.
– Он бы согласился, что самым большим его провалом был ты, Ли. Все наши ссоры всегда были из‑за тебя.
Он не знал этого, и это добавило еще один слой вины к тяжкому грузу, который он нес.
– Прости, мам.
Кэлли крепче сжала его руку.
– О нет, дело в твоем отце, а не в тебе. Ты не сделал ничего плохого.
– Я так часто злился на него. Я ненавидел, когда он тревожил тебя, ставя на кон все, что у нас было. Он уже давно мертв, но я все еще так зол, что не смог достучаться до него, что он был таким чертовски импульсивным.
– Это не единственная причина, по которой ты сердишься на него, – сказала Кэлли печально. – Ты так и не простил его за то, что он чуть не убил вас всех, когда ехал слишком быстро.
Леви уставился на нее, чувствуя, как сердце колотится в горле, а желудок скручивается в узел.
Это было воспоминание, которое он загнал глубоко‑глубоко и предпочел забыть. Он был маленьким, лет пяти‑шести. Он помнил, как гремела музыка, как широко улыбались близняшки, как отец швырял их на крутых поворотах богом забытой дороги, ускоряясь каждый раз, когда сестры кричали, чтобы он ехал быстрее. Леви умолял Рэя, чтобы он притормозил. Отец насмехался над ним, называл пугливым котенком и говорил, что у его сестер больше мужества, чем у него. Близняшки были слишком малы, чтобы оценить опасность. Потом Рэй потерял контроль над машиной, и они кружились, кружились и кружились…
Леви провел ладонями по лицу, вспоминая резкий вой тормозов, скрежет шлагбаума, сдавленные рыдания сестер и бледное лицо отца. Рэй умолял Леви ничего не говорить Кэлли, и в тот день он перестал доверять отцу.
– Он чуть не убил нас, мам. Он сказал, что я не должен тебе говорить, что это тебя ужасно расстроит. В конце концов, мы же не пострадали.
Кэлли покачала головой:
– Твой отец не мог с этим смириться и рассказал мне обо всем месяца через три. Я была так зла, мы долго не разговаривали. – Кэлли уткнулась лбом ему в плечо. – Вот почему ты всегда так заботился о близняшках и больше не доверял отцу.
В этом было зерно истины.
– Каждый раз, когда он рисковал, я подсознательно вспоминал тот летний день и ненавидел его за это, – признался Леви. – И может, я слишком остро реагировал на некоторые его поступки. Может, они были не так плохи, как я думал.
– О, большинство, – сказала Кэлли. – Риск был у него в крови. Ничто из того, что ты мог сказать или сделать, не изменило бы его.
Кэлли положила голову Леви на плечо.
– Как бы то ни было, он очень гордился тобой, Ли.
– Приятно это знать, мам.
– Но ведь не из‑за этого ты не спишь по ночам, верно?
Леви пожал плечами:
– Я скучаю по ней.
– Ты никогда и не переставал скучать по ней. Такие сердца, как твое, быстро не заживают.
Да уж, это не то, что он хотел услышать.
– Я отпустил ее, мам. Нет, я велел ей уйти.
С минуту Кэлли молчала.
– Я думаю, это мужественный шаг с твоей стороны. Потому что остаться или уйти – это ее выбор, – наконец сказала она. – Ты не можешь заставить ее любить, Леви. И ты заслуживаешь того, чтобы тебя любили полностью, безоговорочно.
Леви кивнул.
– Но мне все равно больно. – Он глубоко вздохнул, зная, что Кэлли – единственный человек, который его поймет. – Только на этот раз я хочу быть тем человеком, к которому Танна бежит, а не от которого убегает.
Глава 13
Кэррик стоял в смотровом зале и наблюдал, как работает Ронан. Его брат, их главный аукционист, не планировал проводить этот аукцион винтажной одежды, но благодаря Танне пришли многие старые клиенты, которые выразили желание, чтобы торги вели сами Мерфи. Желание клиентов – закон, поэтому его обаятельный брат сейчас занимался тем, что умел лучше всего: поднимал цены своим остроумием и природным обаянием.
Кэррик усмехнулся, когда стоимость платья достигла отметки в пятьдесят тысяч. Танне бы это понравилось, если бы она была здесь. Но Танна вернулась в Лондон, а Леви не отвечал на его звонки, так что Кэррик мог только предположить, что они упустили свой второй шанс. Найдет ли кто‑нибудь из братьев Мерфи свою любовь? Он сам развелся с Невестой сатаны, жена Ронана, Танди, умерла, рожая Арона, его второго сына, и кто, черт возьми, знает, почему Финн и Би развелись?
Он возлагал большие надежды на Танну и Леви, но, похоже, их отношения снова рухнули. Кэррик прислонился к стене, когда Ронан стукнул молотком, завершив продажу платья. Следующей была винтажная сумочка, которая, насколько он знал, интересовала многих покупателей. Хотя он был отделен от своих клиентов стеклянным окном, Кэррик почувствовал, как меняется энергетика в комнате. Он знал, что сейчас начнется борьба, и улыбнулся: торговые войны были невероятно полезны для банковского счета Мерфи.
Кэррик оглядел комнату: идеально накрашенные лица, прически, изумительные украшения. Он улыбнулся Фриде Тальбот, щеголявшей в ожерелье из огромных жемчужин. В обоих концах комнаты его сотрудники дежурили у телефонов, а справа от них стояла блондинка в роскошном сине‑черном платье и сапогах на высоком каблуке. Сэйди.
Сердце Кэррика подпрыгнуло. Легкая улыбка играла на ее губах, а взгляд скользил по большому экрану, на котором появился следующий лот и список участников торгов. Среди них была супермодель, известный модельер и знаменитая голливудская актриса.
Сэйди поднесла руку к шее, и он вспомнил, как она делала это прошлой ночью, когда он вошел в нее. Он пришел к ней, чтобы узнать, оправилась ли она после больницы, но, когда он постучал в ее дверь с огромным букетом цветов в руке, она схватила его за галстук, притянула к себе и прижалась губами к его губам. Кончилось все тем, что он занимался с ней любовью большую часть ночи. На следующее утро они оба сошлись во мнении, что это был разовый секс.
Но, глядя на нее, стоящую там, взволнованную, он снова хотел ее. Он и раньше смешивал приятное с полезным, и было бы глупо делать это снова. Но, черт возьми, если бы ему снова представилась такая возможность, он бы за нее ухватился.
В своей роскошной квартире в Марбл‑Арч Падма вылила изрядное количество красного вина в серебряный бокал Танны и подтолкнула его к ней по мраморной кухонной стойке, на которой с 1992 года не бывало домашней еды.
Падма договорилась с парочкой высококлассных шеф‑поваров в Лондоне, что, если она не будет есть в их ресторанах, они будут доставлять ей еду. Падма – с ее темными глазами, алой помадой и абсолютной уверенностью в себе – без проблем склоняла эгоистичных шеф‑поваров и владельцев ресторанов к своему образу мыслей. Такое самообладание одновременно впечатляло и пугало Танну.
– Ну, как твоя первая неделя на работе? – спросила Падма, усаживаясь на барный стул по другую сторону стойки и закуривая сигарету.
Танна пожала плечами:
– В основном тихо. Вчера прошла пара тренировок.
Танна сделала глоток вина и провела рукой по волосам. Лондон есть Лондон, за месяц ничего не изменилось. Хотя ей казалось, что она перенеслась на десять лет назад, когда подумала о Леви. С ним все в порядке? Как его нога? Скучает ли он по ней? Злится на нее? Она ничего не слышала о нем с тех пор, как уехала десять дней назад, и постоянно проверяла свой телефон, отчаянно желая получить весточку от него. Но нет, ничего.