В какой-то момент он обратил свой взгляд на здание библиотеки. Постройка была одной из самых древних в комплексе; выглядела она монументально, но при этом весьма утончённо. Шесть центральных колонн величественно поддерживали свод над главным входом. Широкая лестница с массивными ступенями из мрамора так и манила к себе своей загадочностью. Перед входом за небольшой оградой стоял памятник Эйнштейну, равномерно подсвечивающийся со всех сторон двенадцатью небольшими прожекторами.
Виктор подходил всё ближе. Контуры старого здания как будто напоминали ему что-то древнее, таинственное и мистическое, то, что часто встречалось ему в его фантастических снах. Темнота на улице сгущалась всё сильнее. Он обратил внимание на то, что входная дверь была не заперта, что весьма удивило его. В это время посетители обычно уже покидали здание, да и библиотека, на самом деле, не была излюбленным местом жителей научного городка. Когда он подошёл к входу, то увидел, что дверь действительно была открыта, и он неспешно вошёл. Внутри библиотека казалась ещё более громадной, чем снаружи. Он прошёл центральную проходную и устремился в правый коридор, где находился его любимый отдел – «Древние манускрипты и писания». Здесь, за толстыми пуленепробиваемыми стёклами, хранились одни из самых древних научных текстов, имеющихся в библиотеке: труды Галилея, Декарта, Ньютона, Паскаля, Бернулли. Дверь в этот зал также была приоткрыта; стояла полная тишина. Внезапно в самом дальнем углу зала он увидел знакомый ему силуэт.
– Профессор Фостер! Это вы? Что вы делаете здесь так поздно? – несколько напугано воскликнул Виктор.
– Я – почётный профессор Института и, несмотря на своё увольнение, не утратил права в любое время посещать библиотеку, а это мой самый любимый зал. А вы, Виктор, какими судьбами? Хотя у меня было предчувствие, что мы встретимся.
– Вы не могли ожидать меня – я и сам не знал, что окажусь здесь, – вежливо и с почтением в голосе ответил Виктор.
– Напрасно ты так полагаешь; многое из того, что мы совершаем, предначертано судьбой.
– Я не верю в эту чепуху, профессор Фостер.
– Вы, мой молодой друг, напрасно не верите в судьбу. Напрасно… Когда я был молод, я тоже размышлял, как вы, и думал, что учёные не могут оперировать такими терминами, как «судьба». Однако с течением времени я всё больше и больше стал осознавать размеры своих заблуждений. Следует признать, что далеко не каждому дано познать, ощутить и тем более предвидеть грядущие времена… – Александр подошёл ближе и, внимательно разглядывая Виктора, продолжил. – Это особый дар. В то время, когда я отдыхаю от реализации своей фотонной теории, я размышляю о философии и судьбе. Думаешь, странно слышать такое от учёного? Вовсе нет.
В спокойной и непринуждённой философской беседе Александр обычно говорил очень медленно, выделяя каждое слово, при этом делая долгие многозначительные паузы, акцентируя самые важные слова.
– Откуда вы знаете о том, что кто-то наделён особым даром? Разве у вас есть доказательства, что кто-то может предвидеть будущее?
– Виктор, вам предстоит осознать простые истины: не всё в этом мире можно понять и проанализировать, некоторые вещи и явления вам придётся принимать на веру. Вы только в начале пути, как и я когда-то.
– Но ведь без доказательств невозможно отличить истину от лжи, – не унимался Виктор.
– Чувствуется, хорошо потрудились над тобой наши доблестные учителя! Но всё же они не смогли бы научить тебя тому, что могу поведать я. Моё учение многие не понимают. Думают, я свихнувшийся на фотонной теории и числе «двенадцать» сумасшедший профессор.
– Зачем вы так? Я верю вам. Только почему вы хотите поведать это именно мне?
– Тебе будет проще понять и поверить в это с первого раза, чем этим твердолобым учителям и лабораторным крысам в Институте.
Александр подошёл ещё ближе к Виктору и положил ему руку на плечо.
– Тебе снятся сны? Что ты видишь в них?
Вспоминая о своих снах, Виктор начал учащённо дышать, правая рука его сжалась в кулак.
– Боюсь, вы неправильно истолкуете мои сны, профессор. Мне часто снятся кровь, сражения, смерть. Что это значит?
– Ты видишь будущее, Виктор, – он посмотрел ему прямо в глаза.
– Это значит, я скоро умру?
– Не думаю, что мы видим в снах свою смерть. Ты видишь то, что неизбежно должно произойти, то, в чём ты будешь принимать непосредственное участие, те события, в которых, возможно, ты будешь играть главную роль.
– Если я не погибну, значит, буду убивать я?
– Возможно, и так! Возможно, это будет необходимо для восстановления справедливости и порядка. Знаешь, я тоже иногда вижу такие сны. Но мои сны более пространны. Однажды я увидел формулы и логические цепочки, которые с успехом применил в своих научных экспериментах. Но вот уже много лет мне снятся сны вселенского масштаба. Я чувствую, что приближается что-то, против чего мы не имеем оружия; что-то, что будет быстрее наших космических кораблей; что-то, что будет мощнее самых мощных плутониевых бомб; что-то, что быстрее самой скорости света! Мне кажется, я пытаюсь найти какое-то спасение для всего человечества.
Александр подошёл к окну и устремил свой взор на звёзды.
– Я редко говорю об этом даже со своими близкими. Хотя София и Алексей – это всё, что у меня есть. Но даже Алексей не до конца разделяет моё видение будущего. У меня пока действительно нет доказательств.
– Но ведь люди на планете всегда с успехом противостояли угрозам и вызовам. Мы умеем приспосабливаться, умеем защищать себя, – воскликнул Виктор.
– Верю, Виктор, верю. Но боюсь, даже храбрости всех жителей Земли, Марса, Венеры и Европы не хватит, чтобы противостоять тому, что нас ждёт.
– Вы хотите сказать, что кто-то должен будет положить всему этому конец или это победит нас?
– Боюсь, у меня пока нет точных ответов.
– А видите ли вы в своих снах какие-то конкретные лица, людей, события?
– Я не посланник и не мессия, Виктор. Обо мне не сказано в пророчествах и преданиях. Я знаю одно – то, что чувствую… А чувствую я, что приближается страшный холод, трансформация привычного для нас мира в новую форму, которая может привести к гибели человечества. И есть только одно лекарство – лекарство, которое мы ещё не изобрели. К сожалению, у меня даже нет уверенности, что оно сможет спасти мир в том виде, в котором мы его знаем сейчас… Нашей Вселенной скоро исполнится 12 миллиардов лет – 12 миллиардов лет со времени Большого взрыва. Я почти точно рассчитал эту дату. И этот год наступит очень скоро.
– Вы хотите сказать, что привычный мир перестанет существовать и всё созданное за это время разрушится?
– Нет! Я как учёный конечно же, не верю в то, что небеса рухнут на землю в одночасье. Но начаться цепной обратный процесс вполне может. Что-то происходит в центре нашей жизни… в центре Вселенной.
Александр взял в руки тонкий лист старой бумаги и начал читать: «Мой мозг – только приёмное устройство. В космическом пространстве существует некое ядро, откуда мы черпаем знания, силы, вдохновение. Я не проник в тайны этого ядра. Но знаю, что оно существует». Ты знаешь, кто это написал?
– Это ваши строки?
– Нет, что ты… Это написал Никола Тесла ещё двести лет назад. Ты ведь помнишь создателя всего электрического взаимодействия?
Сделав длинную паузу, в ходе которой в этот поздний вечер стало слышно лишь тиканье старых музейных часов, профессор аккуратно свернул лист бумаги и положил его в карман рубашки.
– Не знаю почему, но я, как и он тогда, стал ощущать всё это. Всё, что я делаю, так или иначе является синтезом работ великих учёных. Но в последнее время я всё чаще чувствую, что сила разрушения становится сильнее сил созидания, чувствую, что я как будто рождён для того, чтобы помешать этому.
– Но почему именно сейчас?
– Двенадцать, Виктор, двенадцать. Это самое необычное и загадочное число из всех чисел, известных человеку.
– Почему именно двенадцать?
– И на этот вопрос у меня, увы, нет точного ответа. Именно поэтому я здесь. Именно поэтому я читаю всё, что писали великие умы человечества до меня. Учёные тысячи лет ищут ответы на вопрос «почему». В этом и есть вся суть исследований, вся суть науки. Но не все ответы были найдены сразу. Вспомни всех этих учёных, работы которых окружают нас с тобой здесь сейчас. Я знаю, что каждому из нас уготованы свои роли и свои загадки. Каждый из нас должен найти свои ответы на вопрос «почему». Главное, каждому вовремя найти свой вопрос.
– Какой вопрос, вы полагаете, уготован мне?
– К сожалению, никто не может понять этого, кроме самого человека. Мы не вольны разгадывать загадки, предназначенные чужой душе. Но очевидно, что в этих цепочках есть и не простые совпадения. Как наша встреча с тобой. Ведь ты же не знал, что я буду здесь, а я не знал, что придёшь ты. Что-то свыше связало нас и заставило появиться в одной точке. Встретиться… Поговорить… Придёт время, и ты тоже всё узнаешь и постараешься разгадать предназначенные тебе загадки.
– Я обязательно подумаю об этом! А сейчас мне, пожалуй, пора идти; меня уже заждались дома.
– В добрый путь, Виктор.
– Спасибо вам за беседу, и не засиживайтесь долго! Уже ночь на дворе! Вас, наверное, тоже ждут.
– Хорошо! Удачи! – Александр поднял правую руку вверх в знак приветствия и уважения.
Виктор ещё раз посмотрел на худощавое лицо профессора Фостера. Его седые волосы были немного взъерошены, почти как в последние годы у Альберта Эйнштейна. Виктор так и не понял: хотел ли профессор быть на него похожим или так перестраивается сам организм, когда много общается с трудами, мыслями и мечтами другого человека.
Он тихим шагом прошёл через входную дверь и прикрыл её за собой. Профессор так и остался в библиотеке. Казалось, он был полностью поглощён исследованием загадки, понять и разгадать которую пока не смог никто из живущих на Земле.
Через неделю «Фотон-2» уже вылетел на тестовую площадку и Ирина начала его первые испытания. Защиту было решено увеличить двойным слоем титановых пластин, а «Фотон-1» так и продолжал стоять в ангаре – повреждения оказались гораздо более серьёзными, чем предполагалось.