В агентурных донесениях, поступавших в штаб Забайкальского фронта, говорилось: Чанчунь, столица Маньчжоу-Го, уже несколько дней объят паникой, на юг, в сторону Мукдена, непрерывным потоком идут автомашины, с железнодорожных станций ежечасно отходят поезда, переполненные японцами: чиновники, коммерсанты, владельцы предприятий. В этой ситуации Военный совет фронта решил высадить в Чанчуне и Мукдене воздушные десанты и вместе с ними своих уполномоченных для переговоров с японским командованием о безоговорочной капитуляции Квантунской армии. К главнокомандующему Квантунской армией генералу Ямада, находившемуся в своей резиденции в Чанчуне, направлялся полковник Артеменко. Ему был вручен мандат-удостоверение за подписью маршала Малиновского и текст ультиматума. Родион Яковлевич сам приехал на аэродром проводить парламентерскую группу и пожелать ей, как он выразился, ни пуха ни пера.
В восемь утра восемнадцатого августа группа полковника Артеменко вылетела с монгольского аэродрома и взяла курс на юго-восток. Самолет прошел над Большим Хинганом в грозовых тучах и приземлился на маньчжурской территории, у города Тунляо, на окраине которого еще были бои. Здесь парламентеров встретил командующий 6-й гвардейской танковой армией генерал-полковник танковых войск Кравченко, выделявший личный состав для десанта. Кравченко и его штабисты совместно с прибывшей группой проработали все, что относилось к приземлению десанта в Чанчуне и выполнению боевых задач после посадки. Утром девятнадцатого транспортный самолет с парламентерской группой, сопровождаемый девяткой «яков», вылетел из Тунляо, курс — на Чанчунь. А генералу Отодзо Ямада радировали:
«Сегодня, 19 августа, в 8.00 парламентерская группа в составе пяти офицеров и шести рядовых, возглавляемая уполномоченным командующего Забайкальским фронтом полковником Артеменко И. Т., самолетом СИ-47 в сопровождении девяти истребителей отправлена в штаб Квантунской армии с ультиматумом о безоговорочной капитуляции и прекращении сопротивления. В последний раз требую обеспечить и подтвердить гарантию на перелет. В случае нарушения международных правил вся ответственность ляжет на вас лично. Р. Я. Малиновский, командующий Забайкальским фронтом, Маршал Советского Союза».
В полдень над военным аэродромом Чанчуня появилась советская эскадрилья, сопровождавшая транспортный самолет. Маньчжурская столица была придавлена туманом и пеленой дождя-ситничка. Звено «яков», прикрываемое с воздуха другими истребителями, приземлилось в центре расположения японских самолетов, стоявших несколькими рядами и не успевших даже взлететь. Лишь трем самолетам это удалось, но они были отогнаны из зоны аэродрома. Сел и транспортный самолет. Парламентерская группа вышла, выкатили легковой автомобиль. Парламентеры направились в комендатуру аэродрома.
Войдя в комнату, полковник Артеменко по-хозяйски оглядывается, приказывает:
— Свяжите меня со штабом Квантунской армии.
Капитан-переводчик переводит. Японцы из-за столов с разложенными бумагами и бутылками пива, растерявшиеся, угодливо кивают.
— Господа, — говорит Артеменко, — занимайтесь, пожалуйста, своими делами. Пива выпейте, полдень очень жаркий...
Видимо, от великой растерянности некоторые японцы и точно пьют пиво. Артеменко говорит:
— Ну, вот и порядок. Генерал Ямада ждет нас. Мы поехали. Извините, что побеспокоили. Всего вам приятного!
Парламентеры садятся в свою машину и едут вслед за японской машиной. Туман приподнимается, но дождь сеет. Жарко, душно. Из пышной зелени предместий выступают лачуги: фанера, жесть, ящичные досочки. Ближе к центру здания каменные, красивые. Улицы широкие, длинные, прямые — настоящие проспекты. Много цветов, особенно хризантем. Дребезжат трамваи, покрикивают рикши, толпы прохожих, как в водовороте, перемещаются с места на место. Фронт еще далеко, и город живет своей обычной жизнью, шумной и крикливой. Хотя въезды в него перекрыты заграждениями, на перекрестках — доты и дзоты, артиллерия. Капитан-переводчик говорит:
— Товарищ полковник, в Чанчуне проживает шестьсот восемьдесят тысяч китайцев, сто пятьдесят тысяч японцев и тридцать тысяч корейцев.
— Итого восемьсот шестьдесят тысяч. Солидно, Титаренко?
— Так точно, солидно!
В просторном кабинете главнокомандующего Квантунской армией полковник Артеменко представляется и говорит:
— Перейдем без задержки к делу?
Генерал Ямада кивает.
— Титаренко, давай переводи поточней... Требовавия командующего Забайкальским фронтом следующие: немедленно прекратить огонь и сопротивление на всех участках фронта, сложить оружие, вывести все войска из столицы и прилегающих к ней районов в пункты, которые я укажу, и, наконец, подписать акт о безоговорочной капитуляции.
— Это все? — спрашивает Ямада.
— Нет, господин генерал, не все! Мы настоятельно предлагаем вам выступить по радио с приказом своим войскам о немедленном прекращении огня и капитуляции перед Советской Армией. А премьер-министру Чжану Цзинхуэю мы столь же настоятельно предлагаем обратиться по радио к народу Маньчжурии и объявить, что японские войска капитулировали и сложили оружие, что война прекращена и Красная Армия вступает в страну как освободительница народа от японских оккупантов.
Ямада пожевывает губы. Цокает языком:
— Безоговорочная капитуляция?
— Совершенно верно, господин генерал!
— И это предлагаете мне, командующему миллионной армией?
— Но армии-то, как таковой, уже нет, она разваливается.
— Она еще существует, она еще на многое способна! Это боевая сила! И, опираясь на нее, я могу вести переговоры о перемирии, а не о капитуляции.
— Именно о капитуляции, господин генерал. И ни о чем больше! — сказал Артеменко и подумал: «Для чего тянет волынку? На что надеется?»
— Только о перемирии!
— Господин генерал, вы же противоречите себе! Вы дали нашему Главкому радиограмму о капитуляции, а теперь куда клоните? Как это понять?
Ямада молчит, с деланным спокойствием постукивает подушечками сухих, костистых пальцев по кожаной папке с бумагами.
В кабинет, запыхавшись, входит дежурный офицер, докладывает командующему:
— Ваше превосходительство! К столице приближается армада русских тяжелых самолетов под прикрытием истребителей. Наши самолеты подняться не могут. Аэродром блокирован русскими истребителями.
— Господин парламентер! — Ямада встревожен. — Смею вас спросить как военачальник своих войск и территории, на которой вы находитесь: что это значит? Надеюсь, вы сможете объяснить?
— Смогу. Это самолеты, вызванные мною, мне в помощь для успешных переговоров. — Артеменко непринужденно приглаживает жесткий ежик, без намека на улыбку говорит: — Смею вас также заверить как военачальник этих войск, что независимо от вашего поведения и обращения со мной, если я в условленное время не сообщу своему командованию положительных результатов, то город Чанчунь и его окрестности, которые вы превратили в военную врепость, будут подвергнуты разрушительной бомбардировке.
— Господин полковник, — обращается в упор Ямада, — есть ли еще время предотвратить бомбардировку города? Если это в вашей власти, я прошу вас сделать это.
— Это в моей власти, — отвечает парламентер. — Но и вы должны решиться...
— Я решился. — И Ямада замолкает на несколько секунд. Затем, очнувшись от оцепенения, резко вынимает свой самурайский «меч духа», несколько раз целует его, подает через стол, склонив голову. — Теперь я ваш пленник. Диктуйте свою волю.
И все присутствующие в кабинете генералы вытаскивают свои самурайские мечи, целуют их, подают с низким поклоном. А вскоре прибывает Чжан Цзинхуэй, как и положено марионеточному премьеру, личность тусклая, невзрачная. Он без излишних раздумий соглашается выступить по радио. Тут же в 14.30 Ямада подписывает акт о безоговорочной капитуляции. Выступил он и по радио. Началось разоружение Чанчуньского гарнизона. До подхода к городу наземных войск разоружение японцев и охрану электростанции, банков, радиостанции и других важнейших объектов взяли на себя десантники.
Девятнадцатого августа авиадесант был высажен и в Мукдене. В десант были отобраны двести двадцать пять гвардейцев из 6-й танковой армии. Это были испытанные ребята, за их спиной война с Германией, бои на Большом Хингане и в Гоби. Возглавил десант генерал-майор Притула, уполномоченный Военного совета Забайкальского фронта.
Утром на аэродроме раздалась команда: «По самолетам!» — и отряд погрузился в транспортники. Самолеты шли в облаках, а внизу, то видимое, то невидимое, кипело сражение: войска 6-й гвардейской танковой армии выходили на дальние подступы к городу.
Под крылом — окраина Мукдена! Аэродромное поле с ангарами, с рядами японских самолетов — где целые, где одни остовы, поработала на днях наша авиация, вон и воронки. Советские истребители пронеслись над аэродромом на бреющем, от японских самолетов врассыпную бросились люди. Транспортники, сделав круг, присмотревшись, зашли на посадку. Истребители надежно прикрывали их...
В небе появляются четыре японских истребителя. Они снижаются, чтобы сесть, и вдруг, разобрав, видимо, опознавательные знаки советских самолетов, взмывают, затем пикируют и врезаются в землю. Взрывы. Столбы пламени и дыма, обломки истребителей. Десантники у посадочной площадки переговариваются:
— Не пожелали сдаваться.
— Воздушным харакири покончили с собой.
— Может, это камикадзе, смертники?
— Шут их теперь разберет, после взрыва-то...
К помещению, которое занял штаб авиадесантников, подкатил в открытой машине щеголеватый японский офицер. Он докладывает:
— Командующий третьим японским фронтом генерал Усироку Дзюн приглашает к себе представителей советского командования.
Ему отвечают:
— Посидите, пока мы не закончим дела...
Щеголь вскидывает брови:
— Но господин генерал ждет!
— Ничего, подождет. Нам надо организовать охрану важных объектов, наметить районы разоружения войск Мукденского гарнизона и отвести место для сбора военнопленных, организовать отправку плененного на аэродроме марионеточного императора Маньчжоу-Го Генриха Пу И...