Накапливая эти неизбежные выводы, мы словно бы забыли о фотоне, с которого все началось. Но теперь, взглянув на него новыми глазами, мы окунемся в новые сомнения, которые могут показаться совсем уж безысходными.
Сомнение первое… Фотон материален, а между тем летит со скоростью света. Предел, недостижимый для других материальных частиц, оказывается достижимым для частицы света! Что же она такое в отличие от иных физических тел — в отличие от ракет или протонов?
Конечно, масса движущегося фотона не становится бесконечной оттого, что он мчится со световою скоростью. Иначе он не мог бы существовать и в движении.
Его массу в движении очень легко установить: ведь по своей физической природе частица света — это квант излучения, или порция электромагнитной энергии. Закон Е = М·С2 тотчас позволяет узнать массу этой порции, так же как прибавку в весе у больного, разметавшегося в жару, так же как массу любого количества любой энергии: надо только величину кванта Е разделить на С2.
И вот получается, что квант или фотон фиолетового света в 150 тысяч раз легче покоящегося электрона — легчайшей из крупиц вещества. А фотон красного света еще в два раза легче фиолетового кванта. Помните, Ньютон думал совсем другое: он полагал, что корпускулы красного конца солнечного спектра — самые большие, а фиолетового конца — самые малые. У него не могло быть никакого представления о подлинной природе корпускул света. Но то, чего уж и вовсе не мог бы вообразить Ньютон, так это будущей предательской роли световых частиц по отношению к его, ньютоновой, механике.
Возродившись через двести лет в виде квантов-фотонов, световые корпускулы возглавили вместе с электронами бунт элементарных частиц и атомов против старых законов движения и взаимодействия материальных тел. Они сразу вошли в подчинение законам Эйнштейна, а потом потребовали еще и создания новой механики — квантовой. (Об ее идеях — речь впереди, во второй части книги.) А сегодня им уже и этого, кажется, мало!
Так вот — о массе движущегося фотона…
Хоть она и ничтожна, но перегружена загадками.
Протоны в Дубне, прежде чем пуститься в свои 25 кругосветных путешествий по камере ускорителя, покоятся. Точнее, лениво расхаживают с малыми тепловыми скоростями по камере водородного источника (вы помните, конечно, что протоны — это просто ядра водорода). Понижая температуру, их можно заставить совсем, замедлить движение — их можно остановить. Иными словами, у них и в покое есть реальная масса. Им есть что удесятерять по мере ускорения, когда энергия их движения начинает постепенно нарастать до 10 миллиардов электроновольт. И у космической ракеты есть реальная масса покоя — ее можно легко определить на весах перед началом рейса. Ракете тоже есть что увеличивать в пути.
А у фотона ничего этого нет. Так и просятся на язык слова сочувствия: «Посмотрите, ему сейчас отправляться в дальнюю дорогу с сумасшедшей скоростью в 300 тысяч километров в секунду, а он еще не запасся никакою массой!» Действительно, даже за мгновение до старта фотона еще не существует — «не на что смотреть»: его масса покоя равна нулю.
Как же накапливает фотон свою массу движения? Да и годится ли здесь слово «накапливает»? Накопление — дело постепенное, а фотон вначале был ничто — нуль. Ускорять ничто нельзя — нуль нельзя ни удваивать, ни удесятерять, все равно он останется нулем. Как же возникает масса движущегося фотона?
Остается предположить только одно: фотон сразу приобретает всю свою массу — скачком! Он не разгоняется постепенно, а с момента рождения обладает всей своей скоростью — всей своей энергией.
Вообразим на минуту, что источник света излучил фотон-недоделку: все хорошо, только скорость его меньше световой. Он уже излучен — уже существует, то есть у него уже есть масса, эквивалентная его энергии, а скорости своих собратьев он еще не набрал. И вот он начинает каким-нибудь способом тянуться за ними. Тщетно! Скорости света он уже никогда не наберет. Чем больше он будет стараться, тем Дольше будет становиться его масса, при скорости 260 тысяч километров в секунду она удвоится, при скорости дубенских протонов — более чем удесятерится, а при скорости, в точности равной световой, должна будет возрасти в бесконечное число раз, иначе говоря — эта скорость станет для него недостижимой. Воображаемый фотон-уродец уже никогда не смог бы сделаться настоящим фотоном: световой частицей. Оттого таких уродцев и не может излучить никакой источник — они не были бы электромагнитным излучением.
Поразительные создания эти фотоны! Другая скорость, чем 300 тысяч километров в секунду, для них невозможна, когда они летят через пространство, свободное от вещества. Они появляются из источника излучения, как мальки живородящих рыб: совсем готовенькие, оформившиеся до конца. Их энергия-масса не нуждается в постепенном росте, они не должны переживать медленного детства, для них словно не существует времени: в самый момент возникновения они обретают все, чем могут вообще обладать. Мы только что пожалели их, а они, оказывается, неслыханные удачники.
В такой исключительности фотонов виновата именно их нулевая масса покоя. Надо ли повторять это снова и снова?.. Но как могли ученые измерить то, чего не существует? Как умудрились они взвесить покоящиеся кванты излучения, если таковых не бывает?.. Все дело в том, что ученые шли не тем путем, какой обрисован здесь, а путем обратным: мы приняли за опытный факт то, что Эйнштейн получил как теоретический вывод. Но зато мы обошлись без всякой математики, без трудных абстрактных понятий. (Вроде «инвариантности законов природы относительно инерциальных систем координат» и других пугающих ученостей.)
Пожалуй, первое сомнение рассеялось: хотя фотоны и летят с предельной скоростью, они не становятся от этого бесконечно «тяжелыми» — не накапливают беспредельной массы. Это возможно только потому, что они ее вообще не накапливают, как и не накапливают скорости, а прямо рождаются и начинают существовать с этой предельной скоростью и никакой другой обладать не могут. Никакой! Вся их — масса одного происхождения — это масса того сгусточка электромагнитной энергии, каким является квант излучения.
Сразу приходит в голову довольно естественная мысль: так не значит ли это, что фотона нельзя не только остановить, но и затормозить, раз он по природе своей не умеет двигаться иначе, как с одной и той же скоростью? Нет, почему же: можно. Но только ценою его гибели…
Гибели?! А это как понять? Материя не уничтожима. Погибая, фотон должен кому-то завещать свою массу-энергию — все свое материальное достояние. Кто же его наследники?
Ученые узнали об этом, когда извилистая дорога познания привела их к исследованию таких волнующих воображение микрособытий, как рождение элементарных частиц и античастиц, к обсуждению таких удивительных вопросов, как вопрос о существовании антивещества и антимиров… Впрочем, это лежит пока за пределами нашего рассказа.
А нам надо попробовать распутать еще два сомнения, пожалуй, более тяжких, чем первое; наверное, самых тяжких для человека прошлого столетия, да, впрочем, и нынешнего тоже.
Глава пятая
Противоречие, которое кажется безнадежным. — «Я не умею ошибаться в триста раз!» — Не те километры и не те секунды. — Что же там происходит? — Эта скорость трижды недостижима. — Тревоги маленьких мечтателей. — Космическая печаль. — Легенда или воспоминание? — Второй автограф Эйнштейна. — Призрак, путешествующий в безвременье. — Это микрокентавры.
Не кажется ли вам, что мы как-то очень уж категорически разговаривали о скорости света: 300 тысяч километров в секунду. 300 тысяч и снова — 300 тысяч!.. А относительно чего эти заколдованные 300 тысяч? Мы дорассуждались даже до того, что любой фотон только такое расстояние и может пробегать в течение секунды, иначе ему не жить! Но можно ли было при этом не спросить себя: а что в течение этой секунды делал источник света — то тело, от которого фотон отделился, от которого он успел отлететь на свои 300 тысяч километров?
Хорошо, если это тело всю секунду стояло на месте. Но что, если оно тоже двигалось, скажем, вслед за фотоном и преодолело за ту же секунду, допустим, 100 тысяч тех же единиц длины? Тогда ведь фотон смог отлететь от него за это время вовсе не на 300 тысяч, а только на 200 тысяч километров: источник света не оберегал свою неподвижность — пока свет удалялся, источник нагонял свое излучение. Стало быть, скорость световой частицы относительно движущегося источника была на целую треть меньше, чем в том случае, когда источник не трогался с места. На целую треть! А мы утверждали, что скорость фотона всегда одна и та же.
Можно нарисовать картину еще более разительную. Пусть из камеры Дубенского ускорителя, как из пращи, вызывается на свободу протон-миллиардер. Дело вполне реальное: там ведь для того и разгоняют протоны до скоростей, близких к световой, чтобы в нужный момент отпустить их на свободу и послать в ядерную мишень. Нам остается только вообразить, что в тот же момент, когда протон-вольноотпущенник покидает по касательной круговой камеру, рядышком зажигается фонарик, и поток фотонов устремляется к той же мишени. Наконец в нашей власти удалить мишень на 300 тысяч километров от Дубны и поместить ее на будущем искусственном спутнике Луны. Вряд ли какому-нибудь чудаку придет в голову ставить такой опыт, но для наглядности всегда можно пожертвовать трезвой деловитостью — не пострадала бы только суть вещей.
Через секунду фотон достигнет мишени на лунном спутнике, а протон-протон-вольноотпущенник немножко от него отстанет. Однако совсем немножко: нагруженный 10 миллиардами электроновольт энергии, он движется с громадной скоростью, пробегая почти 299 тысяч километров в секунду. Фотон успеет уйти от него всего на 1 000 километров с небольшим.
Теперь еще раз стоит пожертвовать здравым смыслом: повторим этот опыт, но вдобавок посадим фонарик верхом на протон. В то же мгновение, когда наш вольноотпущенник и световой луч покинут Дубну, к лунному спутнику помчится вместе с протоном и сам источник света. Через секунду фонарик отстанет от собственного потока фотонов на те же 1 000 километров, на какие отстанет оседланный фонариком протон.