Энтузиасты из содружества космонавтов без долгих раздумий решились проститься навсегда со всеми своими современниками. Они отлично понимали, что, улетая к Магеллановым Облакам, которые назывались тогда, разумеется, совсем по-другому, они улетают в непредставимое будущее человечества и Земли, что, когда они вернутся, уже не будет тех народов, какие населяли Землю в их эпоху, исчезнут прежние города и государства, неузнаваемо изменятся языки. Скорость их корабля отличалась от световой так мало, что ход часов на борту ракеты должен был замедлиться по сравнению с земными часами в 20 тысяч раз. Им предстояло лететь, по их собственному корабельному календарю, всего шесть лет туда и шесть обратно.
Они улетели. И газеты того времени не стали печатать сообщений в рамочках — это было бессмысленно для живущих: 240 тысяч лет! — то была разлука навсегда. Был объявлен всемирный торжественный траур по тем, кто заживо удалился в небо, добровольно и мужественно. Им были при жизни воздвигнуты строгие, спокойные памятники. И на этом все кончилось.
Но почему пришла нам в голову такая странная фантазия? А вот почему: полвека назад, в 1908 году, над тунгусской тайгой пронесся метеорит. Его происхождение не раскрыто до сих пор[3]. Писатель-фантаст Александр Казанцев предложил недоказуемую гипотезу транспланетного корабля, который был отправлен с близкого Марса на Землю высокоцивилизованными марсианами.
Соблазнительнейшая гипотеза для мальчиков из Братства Любознательных всех времен! Но мы сейчас увидим: можно беззаветно фантазировать и не переадресовывая заслуг человечества воображаемым марсианским незнакомцам.
В 1908 году мог возвращаться на Землю тот легендарный корабль, что отправился из гипотетического земного «рая» к Магеллановым Облакам 240 тысяч лет назад. Такая фантазия нисколько не хуже. Согласитесь, в ней есть даже что-то грустно-привлекательное.
…Постаревшие всего на двенадцать лет, астронавты былой цивилизации не узнали в свои великолепные оптические инструменты приближающуюся Землю. Только очертания материков сначала напоминали им о прошлом. Но чем ближе, тем непонятней для них становилась Земля. А главное — то, чего они никак не могли предвидеть! — на Земле исчезли станции по приему космических кораблей. Никто не смог помочь им в приземлении, продиктовать координаты, услышать их вопросы и дать на них ответы — словом, сделать все то, что сделали бы их современники и без чего благополучная посадка древнего корабля была невозможна.
В дороге они так часто с волнением думали о грандиозном прогрессе техники на Зеле: 240 тысячелетий непрерывного движения вперед! Они все свои двенадцать космических лет строили всяческие догадки на эту тему, спорили и даже ссорились из-за пустяковых расхождений, но никогда ими не овладевало беспокойство. Они были уверены, что новые люди, конечно, знают о них, — и не только по преданиям, но и по точным таблицам астрономов. И они полагали, что новые земляне, уже вполне обжившие вселенную, встретят их корабль еще где-нибудь невдалеке от «границ» Млечного Пути. Когда это не случилось, замедлив движение, они стали надеяться на встречу у «границ» пространства солнечной системы. Когда и этого не произошло, а до Земли оставалось несколько земных часов полета и скорость пришлось еще значительно снизить, они впервые встревожились.
Но все равно — им и теперь не приходило в голову, что былая цивилизация могла по каким-то катастрофическим причинам исчезнуть, что человечеству пришлось начинать все сначала — с каменного топора и таблицы умножения… Им не приходило в голову, что у землян сейчас только 1908 год какой-то новой эры и что всего лишь 80 минут назад по их корабельным часам, или 3 года назад по часам земным, в 1905 году, человечество вновь узнало об азбучном законе Е = М·С2 и о законе замедления времени на движущихся телах… Нет, такая нелепость не могла прийти в их трезвые головы! И они погибли.
Нельзя на такие баснословные сроки безнаказанно расставаться с Землей. А жаль тех ребят — они тоже были когда-то мальчиками! — бесконечно жаль, правда?
— Очень уж мрачно… — сказал мне один старый друг, выслушав эту страницу. — Действительно, жаль тех ребят. Но можно вообразить и другое: это могли быть марсиане той далекой поры, когда, по крылатой, малообоснованной и тоже недоказуемой мысли астрофизика И. С. Шкловского, марсианская наука сумела создать искусственные спутники Марса…
Этот вариант должен прийтись по душе всем, кто верил и верит в обитаемость одной из самых близких к Земле планет. И. С. Шкловский, разумеется, полагает, что уже сегодня-то высоких форм жизни на Марсе нет. И тогда естественно, что фантастический марсианский космический корабль, некогда пустившийся к Магеллановым Облакам, вернулся в 1908 году домой на опустевшую отчизну. Что было делать марсианам на их одичавшей планете — холодной и неприютной? Они решили отправиться на соседнюю Землю, которую в эпоху своего отлета знавали еще необитаемой. «Может быть, там, на Земле, появились уже не только примитивные двуногие, но и существа, нам подобные?» — подумали они. Нежданная-негаданная катастрофа не позволила им приземлиться. Вот и все! И загадка того небесного тела, которое с тех пор называется Тунгусским метеоритом, осталась нераскрытой.
Однако стало ли нам веселее от замены землян марсианами? Некоторая разница, конечно, есть: о тех неземных астронавтах мы не можем составить себе никакого реального представления — они для нас абстракция. Но все равно жаль, что они погибли, жаль, что мы не познакомились с ними…
Вот на какие неожиданные пути завлекли нас две элементарные частицы материи — частица света и частица вещества: обыкновенный фотон и пустившийся за ним вдогонку протон-миллиардер из дубенского ускорителя. Но, пожалуй, не зря отвлеклись мы на эти пути. Стали реальней и ощутимей некоторые из основных законов, по которым живет быстрый и легкий мир элементарных частиц. И мы увидели, что, когда эти законы вторгаются в техническую проблему завтрашнего дня, перед нами, живущими в мире медленных и тяжелых земных тел, вырастают новые небывалые вопросы. Иные из них имеют самое прямое отношение к человеческой жизни и к человеческим чувствам, не так ли?
Много страниц назад, когда физик и старый учитель с земской бородкой начали обсуждать безуспешность погони за световым лучом, первый пообещал второму: «Сейчас вы сами придете к важным физическим идеям теории относительности…» И вот теперь настала очередь учителя спросить, когда же сбудется это обещание?
— Да ведь оно уже сбылось! — улыбнется физик. — Вы действительно сами пришли к относительности пространственно-временных отношений в природе, к зависимости массы от скорости, к эквивалентности энергии и массы. А все это — физические идеи теории относительности. Не в том порядке, как то было исторически, без формул и без скрупулезной строгости, но в общем-то довольно последовательно, а главное — с полной неизбежностью вы пришли к этим идеям, разрешая свои сомнения. Больше полувека прошло с тех пор, как увидел и нарисовал новую картину механики мира Альберт Эйнштейн, а приходится сознаться, что и сегодня свыкнуться с его выводами нелегко.
И физик добавит, что когда-то знаменитый математик Лагранж сказал о Ньютоне: «Он самый счастливый: систему мира можно установить только один раз». Лагранж ошибался. Теперь мы знаем: это можно сделать по меньшей Мере дважды! Эйнштейн был вторым самым счастливым.
Ни одна физическая теория не вызывала такой бури в человеческих умах. И Ленин недаром писал об Эйнштейне как о «великом преобразователе естествознания». Естествознания вообще, а не только механики, не только физики! Это легко понять: в 1905 году человечество узнало, что прежние естественнонаучные представления о времени и пространстве должны быть заменены новыми. Речь шла не о частных физических представлениях — не об исправлении деталей в прежней картине мира, а о революции во взглядах на закономерности движения материальных тел. Такую научную революцию не с чем сравнивать. Правда, через два десятилетия, когда к середине 20-х годов нашего века окончательно оформилась квантовая механика микромира, естествознание пережило еще одно, столь же глубокое, «потрясение основ». Но к этой новой революции многие физики были уже психологически подготовлены странностями теории относительности: после покорения Арктики легче было обживать Антарктиду. За два десятилетия, разделявших две революции в современной науке о природе, появилось больше 5 тысяч книг и статей об открытиях механики Эйнштейна. Это были открытия из числа тех, какие не могут оставаться делом одних лишь физиков. И не надо удивляться, что о теории относительности писали философы, публицисты, — писатели, государственные деятели, историки, даже богословы. А все началось в 1905, году с маленькой рукописи, озаглавленной застенчиво и не очень обещающе — «К электродинамике движущихся тел», опубликованной в 5-й тетради 17-го тома сугубо специальных «Анналов физики» — научного издания, за которым и в ту пору и позже вовсе не все теоретики считали своим обязательным долгом следить из номера в номер.
Она стала бесценным историческим документом, эта «небольшая рукопись — 30 страниц текста! И с нею связан один замечательный эпизод, который имеет отношение уже не к идеям Эйнштейна, а к его судьбе и трагизму эпохи, в которую ему довелось работать и жить. Не рассказать этот эпизод нельзя.
…В начале 1933 года, когда Гитлер пришел к власти, Эйнштейна, по счастью, не было в Германии. Он читал лекции в Калифорнии. Нацисты его ненавидели, за ним значились три «преступления»: он был неарийцем, антифашистом, противником войн. Незадолго до его поездки в Америку Амстердамский антивоенный конгресс заочно избрал его членом Постоянного комитета борьбы против войны и фашизма. Европа встретила Эйнштейна чудовищными известиями: его дом возле Потсдама разгромили гестаповцы, в Берлине было обещано 50 тысяч марок за его голову. (Не знаю, стали ли известны име