— Благодарю за откровенность.
— Это была моя идея, но внушил ее мне, несомненно, Флорин… Внушил исподволь, потому что, если быть откровенной до конца, квартира Родики мне совсем не нравилась. Моя комфортабельная квартира устраивала меня гораздо больше. Я не злоупотребляла гостеприимством Родики. Точнее, пользовалась ее квартирой всего четыре раза.
— Родика знала, с кем вы встречаетесь в квартире?
— Нет.
— В вашем присутствии Флорин проявлял интерес к квартире супругов Андроник?
— Однажды, выходя из ванной, я увидела, что он копается в шкафу. Во время процесса я узнала, что муж Родики держал там аппаратуру, фотопленку и другие материалы, необходимые ему для работы.
— Ключи от квартиры попадали в руки Флорина Петрана?
— Один-единственный раз. Во время нашей последней встречи он сказал, что пойдет первым и будет ждать меня в квартире Родики.
— Он долго оставался там один?
— Около получаса. На следствии я узнала, что за это время он сделал слепок с ключей от квартиры.
— Кто предложил прекратить встречи в квартире Родики?
— Петран… «Девочка, — сказал он, — я вижу, тебе здесь не нравится. Мы удовлетворили наше любопытство. Давай перенесем нашу палатку в другое место…» И у меня даже не закралось подозрение, что его интерес к квартире Родики совсем иного свойства.
— И вы стали встречаться в другом месте?
— Нет, потому что Флорин Петран вдруг исчез. А когда он вернулся через две или три недели, я уже увлеклась другим мужчиной, и тогда он сблизился с Родикой. Господин Кара, я страдаю ужасно и жду смерти… как избавления…
УСЛУГА
Ники Удиштяну вернулся в Бухарест сумрачным февральским утром. Ночью шел снег, но к утру температура повысилась, и он начал таять.
Дома мать встретила Ники вопросом:
— Когда ты открываешь магазин?
Конечно, ее интересовали подробности. Зная, что у старухи навязчивая идея, Ники стал ей подыгрывать — рассказывал о разного рода встречах с деловыми людьми, банкирами, представителями торговых фирм, описывал в мельчайших подробностях, как будет выглядеть его магазин в центре Женевы.
В учреждении коллеги встретили Ники торжественно, а один из них шепнул ему:
— Прошел слух, что у тебя там наследство и ты не вернешься… Даже пари заключили.
Ники гордо вскинул голову и заявил:
— Никто из представителей рода Кантакузинов по-воровски свою родину не покидал.
В этот момент ему казалось, что сказанная им фраза несет на себе печать аристократизма его тетушки из Женевы.
Только на третий или четвертый день по возвращении он вспомнил о поручении майора Хемона и удивился своей необязательности… «Как тебе не стыдно! — упрекал он себя. — Человек попросил лишь отнести конверт, а ты…» То был конверт обычного формата, на котором Маурициу Форст, мужчина с пухлым румяным лицом, написал адрес: «Артур Павелеску, Бухарест 105, улица Сапиенцы, тел. 91-09-93».
Мысль о невыполненном поручении испортила Ники настроение. Он расценил это как неуважение к человеку, который в столь деликатных обстоятельствах пришел ему на помощь, поэтому вечером того же дня поспешил набрать номер, указанный на конверте. Подошедший к телефону мужчина с приятным голосом подтвердил:
— Да, да, Артур Павелеску слушает.
Ники отрекомендовался и объяснил, по какому поводу беспокоит его.
— Я очень рад, господин Удиштяну. Я ждал вашего звонка, потому что несколько дней назад мне звонили из Женевы…
— Меня просили…
— Знаю… Я сам зашел бы к вам, но меня прихватил ревматизм, и в течение нескольких дней я не смогу выйти из дому.
— Что за беда, господин Павелеску! Я сам зайду к вам… У меня не одна причина для этого…
— Пожалуйста… Мне будет приятно с вами познакомиться… Когда вы хотите прийти?
— Если не возражаете, сегодня вечером, — предложил Удиштяну, довольный тем, что ему предоставляется шанс реабилитировать себя в собственных глазах.
Павелеску повторил адрес и добавил:
— Четвертый этаж, квартира восемь.
— Около половины восьмого я буду у вас, — заверил его Ники.
Только повесив трубку на рычаг, он вспомнил о том, как противно сейчас на улице, как с серого неба падает крупными хлопьями снег, который тает, едва коснувшись мостовой, и пожалел о данном Павелеску обещании. Но потом он подумал о благородстве майора Хемона, набрал телефон диспетчерской и заказал такси.
НОСТАЛЬГИЯ
Выйдя из машины, Удиштяну первым делом осмотрелся. Заснеженная улица была пустынна. Здание, в которое ему предстояло войти, казалось заброшенным, неприветливым. На окнах даже на пятом этаже были опущены жалюзи.
Наконец он решился и вошел. Наверх вела слабо освещенная лестница, грязная, как почти все лестницы в зимнее время.
Ему открыли сразу.
— Господин Удиштяну? Пожалуйста, входите.
Ники узнал голос, который слышал по телефону.
Из полумрака лестничной клетки он попал в ярко освещенную квартиру.
— Господин Удиштяну, вам пришлось добираться в такую погоду… Ей-богу, не стоило. Раздевайтесь, пожалуйста.
В столовой, где они остановились, было тепло. На Артуре Павелеску был домашний халат с шелковыми отворотами. Интеллигентный облик хозяина произвел на Ники приятное впечатление. «Наверное, инженер или адвокат», — попытался он угадать род его занятий.
Он сел за стол, занимавший середину столовой, и, пока хозяин отсутствовал, осмотрел ее. Его удивила разношерстная мебель, будто в комиссионном магазине. Казалось, владелец квартиры собирается переезжать.
Ники вынул конверт и, когда Павелеску вошел в столовую, вручил ему послание. К удивлению Ники, тот сел за стол, распечатал конверт и извлек оттуда несколько машинописных листков. «Неужели он собирается читать при мне?» — недоумевал Ники.
Павелеску развернул листки и сказал гостю:
— Благодарю вас… Вы доставили мне большую радость. Значит, вы вернулись из увлекательной поездки в Швейцарию?
Он смотрел на Ники с грустью, если не с завистью. И Удиштяну смог теперь лучше разглядеть его: тонкий, слегка изогнутый нос, две глубокие складки вокруг рта, в глазах светятся ум и хитрость. Говорил он не торопясь, четко формулируя мысль и при этом то и дело вздергивал густые брови, порой вне всякой связи с тем, что говорил. Черные волосы с серебристыми нитями на висках были тщательно приглажены и блестели от бриллиантина.
— Пусть вас не удивляет беспорядок в квартире. Раньше хозяйством занималась жена, но она умерла, и мне приходится нелегко.
Отсутствие хозяйки ощущалось во всем, но Ники, следуя правилам хорошего тона, воздержался от расспросов. Он чувствовал себя ужасно неловко в этой квартире, желая, чтобы его визит закончился как можно быстрее. Павелеску же, не услышав ответа на свой вопрос, сказал:
— Прошу извинить меня. Я горю нетерпением прочитать письмо… Могу предложить вам коньяк.
— Нет, нет, спасибо, — вскочил со своего места Ники. — Впрочем, я…
— Одну минуточку… — Хозяин пробежал глазами письмо, а затем начал медленно читать его: «Мой дорогой друг, думаю, что и на этот раз ты восхитишься моей смелостью. Риск был велик, но я все-таки попытался испытать судьбу. Пользуясь благосклонностью господина Н. Удиштяну, посылаю тебе копию составленного нашей сотрудницей рапорта относительно личности «почтальона». Действуй, как считаешь нужным. По нашему мнению, Н. У. вполне может стать нашим человеком…»
Павелеску прервал чтение, опустив листки на стол.
— Мой друг Маурициу Форст всегда был, помнится, шутником, — радушно улыбнулся он. — Вы совсем не пьете коньяк? Жаль. А как вы с ним познакомились? Как он выглядит? В молодости он слыл заядлым бабником.
— Я познакомился с ним через нашего общего друга, господина Хемона, если это имя вам что-нибудь говорит, — пояснил Удиштяну, избегая касаться обстоятельств, при которых произошло знакомство с майором Хемоном. — На меня он тоже произвел впечатление остроумного человека. Мы очень хорошо провели время в «Рице».
— «Риц»! — вздохнул Павелеску. — Женева! Люцерн! А вы не были, случайно, в Сен-Морице? На лыжах не катались?
Удиштяну приготовился рассказать о нескольких днях, проведенных на знаменитом горном курорте, как вдруг раздался звонок. Павелеску вскинул брови, выразив тем самым удивление:
— Кто-нибудь из соседей, наверное… Я никого не жду.
Он встал и пошел открывать. Ники слышал, как мужской голос произнес:
— Извините, что я вас беспокою: вы давали объявление во вчерашнем номере «Ромыния либерэ»?
— Входите, не стойте в дверях… — проговорил Павелеску.
Мужчина вошел в прихожую.
Любопытство взяло верх, и Удиштяну повернулся к разговаривающим. Павелеску объяснял неожиданному визитеру в кожаном пальто, что не давал никакого объявления.
— Тогда я ничего не понимаю, — сказал визитер и бросил мимолетный взгляд на Удиштяну.
Ники не мог рассмотреть его лица из-за надвинутой на глаза шляпы.
— Прошу извинить за беспокойство, — еще раз проговорил мужчина в кожаном пальто. — До свидания!
С этими словами он вышел.
Вернувшись в столовую, Павелеску счел нужным признаться гостю, что давал объявление в «Ромыния либерэ».
— Продаю кое-что из вещей моей сестры… — объяснил он. — Что поделаешь, нужно же на что-то жить…
Ники понял, что Павелеску отослал клиента, потому что не хотел торговаться в его присутствии. Он собрался уходить, но Павелеску умоляюще попросил:
— Расскажите о Сен-Морице. Я провел там свои молодые годы.
Просьба хозяина тронула Ники, и он поспешил выложить свои впечатления о курорте. Его рассказ вызвал у Павелеску зависть. Наконец Ники посмотрел на часы:
— Мне пора уходить, господин Павелеску. Даст бог, еще встретимся.
Удиштяну поднялся. Попытки хозяина удержать его не увенчались успехом. Направляясь к двери, Ники проговорил:
— Я убедился, что господин Форст очень привязан к вам… Почему бы вам не навестить его?