— Бедная Родика! — пробормотал он чуть слышно.
Павелеску среагировал не сразу, как будто колебался, не попросить ли ему извинения:
— Я вас предупреждал. Я знал, что вам это будет неприятно. Однако не мы виноваты в грехопадении госпожи Андроник, а ее муж, атмосфера в их семье… Мы же просто воспользовались этим для достижения своих целей. Вы меня слышите? — спросил он, сбитый с толку несчастным видом Удиштяну.
Ники ответил лишь утвердительным кивком.
— Фактически госпоже Родике и делать-то ничего не придется, — объяснял Павелеску.
«Черт бы вас побрал! Все-то вы знаете!» — мысленно негодовал Ники.
— Уверяю вас: не она наша главная цель, а ее муж… Она его презирает, ненавидит, потому что он не раз унижал ее, оскорблял своей болезненной ревностью…
«Все так, — думал Ники, — но откуда им известны такие подробности?»
— …Мы лишь используем напряженные отношения, сложившиеся между этой приятной женщиной и мужчиной не очень привлекательной наружности. Все ничего, если бы на почве язвы и ревности у него не развился комплекс неполноценности. Госпожа Андроник должна помочь нам добраться до фоторепортера, потому что в глубине души она питает надежду отомстить ему. Слишком часто он ее унижал. И как только мы заполучим ее мужа…
«Заполучите, на это вы мастера. Но мы с капитаном Валером Дину тоже найдем на вас управу…»
— …Нам ее услуги больше не понадобятся. А она, если захочет, сможет поехать на экскурсию на Запад и остаться там… Мы ей поможем… Если вы захотите последовать за ней…
«Бедная Родика! — мысленно посочувствовал Удиштяну. — Как же она попала в их руки? Каким образом? Я хоть угодил в ловушку, расставленную далеко от родины…»
— Теперь вы знаете, что надо делать?
— Да, знаю! — ответил Удиштяну, вспомнив, что, расставшись с Павелеску, он должен будет срочно позвонить из телефона-автомата капитану Валеру Дину.
— Я высажу вас на Римской площади, хорошо? После встречи с госпожой Родикой сразу позвоните мне. Если потребуется, встретимся сегодня же вечером. По телефону скажете только: «Да, она согласна!» или «Нет, она не согласна!»
Павелеску снова заговорил повелительным тоном, что не очень понравилось Удиштяну, но он не знал, как этому воспротивиться. Он ведь должен был по совету Валера Дину играть роль агента — агента Павелеску.
На Римской площади машина повернула влево, на улицу Николае Йоргу, и, проехав несколько метров, остановилась.
Удиштяну положил фотографии на сиденье, пожал руку Павелеску:
— Всего хорошего! — и вышел из машины.
Быстрым шагом направился он к проспекту Магеру, но красный свет не позволил ему сразу перейти улицу. Движимый любопытством, он взглянул через плечо — голубая «дачия» исчезла. Наконец он перешел на другую сторону проспекта, где возле табачного киоска был телефон-автомат. Капитан Валер Дину, как Ники и предполагал, с нетерпением ждал его доклада.
ИСПОВЕДЬ НА КЛАДБИЩЕ
Ники Удиштяну подошел к воротам кладбища на полчаса раньше. Он устал, день выдался тяжелый, сплошная нервотрепка. Решив, что Родика будет рада цветам, он направился к цветочницам, топтавшимся возле больших корзин, но потом передумал: кто-то из коллег рассказывал, что цыганки собирают цветы, только что положенные на могилы.
Он пошел наугад по одной из аллей. Шагал быстро, заложив руки за спину, не обращая внимания на прохожих. Он думал о неожиданном повороте в его судьбе после возвращения из Швейцарии. По совету Дину он поддался шантажу со стороны Павелеску и стал шпионом. После того как его завербовали, особенно после того, как он подписал обязательство, Ники думал, что Павелеску потребует, чтобы он выдал служебные секреты: цифры, статистические данные, мероприятия объединения. А между тем… Павелеску ориентирует его на Родику. Как оказалась в сетях этого негодяя его бывшая жена? Каково же действительное положение дел? Они уже заманили ее в свою ловушку? Или только готовятся наложить на нее свою лапу? Какая роль отведена невероятным фотографиям, которые он видел утром в машине Павелеску? То был шантаж или его подготовка? Есть какая-либо связь между шантажом против него и тем, что готовилось против Родики?
Те мерзкие фотографии все время стояли у него перед глазами, глубоко ранили его, как будто обманут был он, а не Гаврил Андроник. Как случилось, что Родика пала так низко? Кто в этом виноват? Гаврил Андроник? А он, Ники Удиштяну, ни в чем не виноват? Не он ли легко смирился с разрушением их семьи? Больше всего его мучил вопрос, кто тот мужчина, которого он видел на фотографиях агентов Павелеску? Он сам устыдился этого вопроса, когда осознал, что из-за этого драма Родики отходила на второй план, уступая место чувству ревности. Что значит для Родики этот мужчина? «Тебя это не касается, — убеждал себя Ники. — Помоги ей, ведь для этого ты пришел сюда». Если бы все зависело от него, он вырвал бы ее из грязи, в которой она увязла, но ему мешал приказ Валера Дину: «Поступайте так, как от вас требует Павелеску… ведь вы его агент. Вы должны войти в роль… убедить его… На вас не должно влиять то обстоятельство, что речь идет о вашей бывшей жене…»
Приближался вечер. Напоминавшее гору серой ваты облако наползло на клонившееся к закату солнце. Вспомнив о последнем разговоре с Валером Дину, Ники Удиштяну вернулся к событиям минувших суток. В их череде было нечто такое, обо что он спотыкался, что порождало у него неясные, трудно объяснимые сомнения. И сейчас, шагая по аллее кладбища, он пытался восстановить в памяти их ход. Вначале ему позвонила Родика и сказала, что хочет его видеть. До этого момента все шло нормально. Она дала ему понять, что с ней что-то случилось. Что именно — она не сказала… Какое событие последовало за этим? Разговор с Павелеску в машине! «Шеф» знал, что Родика ему звонила и просила о встрече. Но вот что удивительно — он знал, о чем она намеревалась говорить с ним.
Ники остановился, как будто натолкнулся на невидимую преграду. Каким же образом Павелеску узнал, что Родика говорила с ним по телефону? И потом, откуда ему известно, как поведет себя Родика? Уж не по наущению ли шантажиста его бывшая жена решила просить у него совета?
Родику он заметил издали. Она сидела задумчивая и, положив ногу на ногу, курила. Приближаясь к ней, Ники Удиштяну вспомнил, как однажды ночью, во время весенней грозы с громом и молниями, она, дрожа от страха, прижималась к нему и умоляла ее защитить. А после грозы, в ночной тишине, она рассказала ему, как влюбилась в преподавателя физики Виорела Станку и как после похода на могилу Эминеску отыскала эту укромную скамейку под плакучей ивой. Время от времени она уединялась здесь, как на необитаемом острове, чтобы собраться с мыслями. Воспоминание о той ночи вызвало в душе Ники прилив нежности.
Родика увидела его и замерла, будто он появился не по ее зову, а в результате странной игры случая. Удиштяну остановился напротив и, сняв шляпу, молча приветствовал ее. От волнения Родика выронила сигарету. Она поднялась и протянула ему руку, а потом, словно спохватившись, подставила для поцелуя побледневшую щеку. Удиштяну почувствовал волнующий запах ее роскошных волос, уложенных таким образом, чтобы подчеркнуть красоту ее высокого лба, изящество профиля.
Они присели на скамейку, Ники вопросительно заглянул ей в глаза — она выдержала его взгляд, но потом часто-часто заморгала и вздохнула:
— Спасибо, что пришел. Я не нарушила твои планы?
— Я всегда счастлив, когда выпадает случай видеть тебя. Но на сей раз мое счастье омрачено твоим беспокойством.
Родика резко отвернулась, пряча от него взгляд.
— Ты меня позвала — и вот я здесь, Родика.
Она поблагодарила его еще раз и принялась искать сигареты в сумочке. От Удиштяну не ускользнула нервная порывистость ее движений.
— Закурим? — предложила она.
Первые затяжки они сделали молча, будто подавленные окружающей атмосферой. Стоило ему искоса взглянуть на нее, как в памяти всплывали фотографии Павелеску и возникал тот же мучительный вопрос: кто он — мужчина, запечатленный на фотографии в момент интимной близости с Родикой?
— Ники… — обратилась она к нему столь знакомым нежным голосом. — Ники, со мной случилось несчастье. — Она замолчала, будто испугавшись своей откровенности.
— Я слушаю тебя, Родика, для этого я и пришел.
— Всю ночь, а потом весь день я терзалась мыслью, стоит ли рассказывать об этом… И пришла к выводу, что лучше промолчать… Так что не сердись и не думай, что я позвала тебя из-за пустого каприза…
«Вот чего не предвидел ни Павелеску… ни Дину, — подумал Удиштяну. — Может, это и есть самое лучшее, самое мудрое решение… Боже, вразуми ее ничего не рассказывать! Тогда и мне не придется давать ей советы. Наверняка легче будет помочь ей со стороны. Наверняка…»
— Ты рассердился на меня, да?
— Ни в коем случае… Я скучал по тебе, Родика. Я бы сам тебя нашел, но в последний раз, когда вы поссорились с мужем, ты со слезами на глазах умоляла меня не искать больше встреч. Ну я и выполнил твою просьбу.
— Ники — ты единственный, с кем я могу посоветоваться. — Ее глаза наполнились слезами. — Выслушай меня и попробуй не осуждать, заклинаю…
«Что ты делаешь? — мысленно воскликнул Ники. — Ты же все портишь! Лучше молчи, молчи! Я смогу тебе помочь, если ты промолчишь!»
— Ники, на меня обрушилось ужасное несчастье!
Удиштяну не смог ее остановить. Он покорно наблюдал, как она мучается, как делает над собой усилие, чтобы устранить последние внутренние барьеры. Наконец ей это удалось. Глядя в сторону, она курила и говорила, говорила. Ники внимательно слушал ее, отмечая полное совпадение ее рассказа с рассказом Павелеску. Конечно, выслушать это из уст женщины, которую он все еще любил, было нелегко, но он ни разу не прервал ее.
Оказалось, мужчину, которого он видел на фотографиях, звали Флорином Петраном. И его, и ее шантажировали, предъявили им ультиматум.
— От меня требуют лишь несколько услуг… Взамен предлагают деньги, перспективу остаться за границей, начать новую жизнь… — Она снова повернулась к Ники — лицо у нее было бледное, губы дрожали, но такой она казалась еще красивее. — Ники, я понимаю, у меня три выхода: согласиться на сотрудничество, не соглашаться и пойти рассказать обо всем, то есть публично разоблачиться донага и… покончить счеты с жизнью…