— Как? Что ты собираешься делать? — испуганно подскочил он, будто она вознамерилась покончить жизнь самоубийством прямо сейчас, на его главах.
— Посоветуй, Ники, что мне делать?
«Наверное, я родился под счастливой звездой, — подумал Удиштяну. — На моем пути попался Валер Дину. Не будь его, я оказался бы в такой же трагической ситуации».
— Если это для тебя трудно, — продолжала она, — а для тебя это действительно трудно, поскольку своим признанием я сделала тебя соучастником…
— Не об этом речь… Я ищу решение… Послушай, этот шантажист не упоминал моего имени?
Родика удивленно вскинула брови:
— Нет… А почему ты об этом спрашиваешь?
— Мог же он вспомнить обо мне как о твоем бывшем муже. А ты, случайно, не говорила, что хочешь посоветоваться со своим бывшим мужем?
— Боже упаси! Что это тебе пришло в голову?
— Ты попросила у меня совета, ведь так? Чтобы что-нибудь посоветовать, я должен знать, о чем вы говорили с этим типом.
Родика опустила глаза:
— Все было так, как я тебе рассказала…
— Значит, ты должна дать ответ сегодня вечером?
— В половине десятого…
— Родика, посмотри на меня. Никто, абсолютно никто не должен знать, что я тебе сейчас скажу… Конечно, ты можешь сказать, что встретилась со мной, но не более того. Родика, я тебя люблю… В какой-то степени я чувствую себя виноватым в твоих несчастьях. Мы не должны расставаться. Прими их условия — таково мое мнение. Пусть они положат деньги на твой счет за границей… Главное, чтобы ты в один прекрасный день оказалась там, а потом и я к тебе приеду. И мы снова поженимся…
Родика онемела от неожиданности. Только через какое-то время она дрожащим голосом вымолвила:
— Ники, что с тобой? Как ты можешь советовать такое?
— Мой совет поможет нам соединиться, не забывай об этом, — напомнил он, загадочно улыбаясь.
— Ники, я…
Она была сбита с толку и в поисках ответа на свои сомнения вглядывалась в его лицо. Она хорошо знала, что, пока Андроник работает в военной организации, на нее возлагаются определенные обязательства — в частности, она должна обосновать свою просьбу выехать за границу.
— Я выслушал тебя внимательно, Родика… — Голос его стал намеренно твердым. — Ты пришла к выводу, что у тебя нет будущего… Но это не совсем так… У тебя еще есть шанс, пардон, у нас есть шанс — уехать за границу. И давай не будем его терять! Таков мой совет, а там поступай, как сочтешь нужным.
— Боже, это же окончательно убьет Андро!
— Напротив… Твой шанс станет и его шансом. Ты пришлешь ему письмо из-за границы и тем самым полностью его реабилитируешь. Я бы тоже подписал это письмо.
— В какую грязь я попала!
Ники Удиштяну не удержался:
— А где работает этот Флорин?
Хотя вопрос ее удивил, она не уклонилась от ответа:
— Не знаю. Понимаешь, еще до того, когда между нами все это произошло, он намекал, что не имеет права распространяться о своей работе. Это делало его еще более загадочным в моих глазах. Он много разъезжает часто привозит недорогие подарки — духи, платок.
— Он женат?
— Не думаю.
Неопределенность ответов Родики заставила Ники продолжить расспросы.
— Не думаешь или не знаешь?
— Он никогда не говорил о своей семье, а я из-за ложно понятой стыдливости не расспрашивала его.
— Квартира, в которой вы встречались, ничего в этом отношении не подсказывала?
— Это квартира его друга, выехавшего с семьей на два или три года в торгпредство в Сомали.
— Хм! — иронически улыбнулся Удиштяну.
— Что ты хочешь этим сказать? — вновь стала проявлять признаки нервозности Родика.
Удиштяну промолчал. Зачем мучить ее неожиданно проснувшейся ревностью?
— Спасибо тебе, Ники. Что бы я стала делать без твоей помощи?
Родика снова заплакала, сдержанно, негромко. Пока она искала платок, Удиштяну утешал ее, словно ребенка:
— Ну хватит плакать! Вытри глаза. Уже поздно, темнеет… Если договоришься с ними, постарайся забрать все улики против тебя… Возможно, они отдадут тебе их не сразу — подождут, пока ты окажешь им первые услуги. Не исключено, что потребуют, чтобы ты подписала обязательство. Прочитай его внимательно: оно должно быть оформлено как договор с четкими условиями, и не забудь оговорить, чтобы на твое имя был открыт банковский счет на Западе…
— А если они меня обманут… с деньгами… с Западом?
— Держи меня в курсе, Родика, чтобы я мог вовремя дать тебе совет. Когда окажемся там — дай бог, чтобы это случилось как можно быстрее! — не на их деньги мы будем рассчитывать. Но пока пусть у них сложится впечатление, что ты жадная, что их предложения принимаешь всерьез. Ты меня поняла?
После паузы, заполненной лишь грустным звоном колокола, она шепнула ему:
— Только теперь я поняла, что ты меня любил и все еще любишь…
Ники хотелось раскрыть ей всю правду, рассеять страхи, заверить, что, принимая условия Войняга, она фактически помогает госбезопасности выяснить подлинные цели шантажа, но, вспомнив о фотографиях, увиденных в машине Павелеску, сказал лишь:
— Но с тем типом кончай… прошу тебя…
Ники быстро, словно стеснялся, поцеловал Родику в горевшую щеку. Его мучила мысль: не выслеживают ли их Павелеску или Валер Дину, преследующие столь различные цели? Он с подозрением оглядел ближние могилы. Родика, неверно истолковав его поведение, спросила:
— Ты торопишься?
Он побоялся сказать ей правду: сдерживала мысль о том, что за их встречей могли наблюдать, что их могли сфотографировать или снять на кинопленку.
— Мне стало холодно, — объяснил Ники, недовольный, что приходится лгать. — Думаю, нам надо расстаться. Ты не рассердишься, если я уйду первым? Не хотелось бы, чтобы нас видели вместе, — добавил он.
Его слова больно ранили Родику. Она закрыла глаза, чтобы не видеть, как уходит Ники. Потом закурила и бросила задумчивый взгляд на столь знакомые окружающие предметы.
Вечер принес волну прохлады. Родика поднялась и направилась к воротам, но не тем путем, каким ходила обычно. Шла она не спеша, и четко различавшийся в пустынной аллее звук собственных шагов понемногу успокаивал ее. Она старалась убедить себя, что правильно поступила, призвав на помощь Ники, — так утопающий хватается за соломинку. Вначале его совет вызвал у нее замешательство. До скандала со старой матерью Ники их совместная жизнь протекала в завидном согласии. За это время она хорошо изучила его характер, его достоинства и недостатки. Одним из его положительных качеств была лояльность, в первую очередь лояльность как гражданина своей страны. Не раз она слышала его патетические разглагольствования: «Надо дорожить честью семьи». Поэтому в первый момент совет Ники, находившийся в вопиющем противоречии с его взглядами, просто шокировал ее. Она ожидала, что Ники направит ее на честный путь, что он потребует от нее ни при каких обстоятельствах не поддаваться шантажу, прибегнуть к помощи закона, что он подобно рыцарям прошлого заверит ее в своей преданности. Последовала бы она его совету, если бы он указал ей именно этот путь? Наверняка нет. При одной мысли, что те скандальные фотографии станут достоянием публики, что они будут переходить из рук в руки, а проклятую магнитофонную запись будут слушать чужие уши, она чувствовала, что теряет способность сопротивляться. И все же она ожидала услышать от него именно призыв к борьбе. Что же с ним случилось? Куда подевалась его гордость? Может, ее рассказ так сильно подействовал на него, что он решил вместе с ней пойти на Голгофу? Но такая самоотверженность никогда не была присуща тем, кто вырос под сенью родовых гербов Кантакузинов и Удиштяну. «Что он меня любит — в этом нет никакого сомнения, — думала Родика, направляясь к выходу с кладбища. — Да-да, так оно и есть. В нем говорило желание снова оказаться рядом со мной, восстановить наш семейный очаг, чего мы никогда не сможем сделать здесь. Да, Ники дал мне не тот совет, какого я ожидала от него, но все же в нем есть крупица мудрости…»
Когда она вышла на улицу, уже совсем стемнело, но огни еще не зажглись. Она продрогла и теперь ежилась на краю тротуара, стараясь поймать такси. Срок действия ультиматума заканчивался через три часа. То есть у нее еще было время поразмыслить, прежде чем принять решение. Она еще раз отметила про себя благородство Ники: давая совет, он, разумеется ради нее, ставил под угрозу не только свое положение, но и свою свободу. Не слишком ли дорогая цена? «Затянула в грязь Андро, — упрекала она себя, — а теперь вот и Ники… По какому же праву? Боже, подскажи, как мне поступить?»
И опять ей на ум пришла мысль о самоубийстве. Ах, если бы у нее хватило сил! Этот шаг можно было расценить как наказание и восстановление справедливости. И честь Андро не пострадала бы… И Ники смог бы провести остаток жизни в довольстве и комфорте. Зато Войнягу она бы преподала урок!
Родика остановила такси и села рядом с шофером, не выпуская изо рта сигареты. В то время как такси проезжало мимо крематория, она представила себя в ванне с вскрытыми венами… Мурашки побежали у нее по спине, холодный пот выступил на лбу, и она вынуждена была признать, что никогда не сможет так наказать себя.
Она попросила шофера остановиться подальше от дома: не хотелось, чтобы ее видели соседи. По привычке посмотрела на окна шестого этажа — свет в их квартире не горел. Войдя в подъезд, она вспомнила о том, как обнаружила в ящике фотографии, и сердце ее забилось сильнее. Она не стала проверять почтовый ящик и быстро вошла в свободный лифт, радуясь, что не надо ни с кем здороваться. И на лестничной клетке она никого не встретила. Отыскав в сумочке ключи, она без труда открыла дверь, вошла в погруженную в темноту прихожую и облегченно вздохнула. Несколько секунд постояла не двигаясь, будто собирая силы для последующих шагов. На ощупь потянулась к выключателю, зажгла свет и — застыла от ужаса. Нет, ей это не привиделось. Заложив ногу за ногу, в кресле сидел Дарие Войняг и с иронической улыбкой на губах смотрел на нее. Наконец он проговорил: