В темноте он направился к лицею Георге Шинкая. Когда проходил мимо крематория, к нему вернулось ощущение, что он снова вдыхает запах ладана. «Откуда, черт возьми, это ощущение?» — разъярился Ники и попытался отделаться от него, призвав на помощь образ Родики. Он будто наяву почувствовал тяжесть ее руки на своем плече и мысленно разоткровенничался: «Знаешь, это просто необъяснимо, но меня тоже шантажируют… Я хотел бы помочь тебе, Родика, дорогая. И нет моей вины в том, что моя звезда оказалась счастливее, чем твоя…»
Образ Родики, молча слушавшей его, сопровождал его большую часть пути. Удиштяну, будто пристыженный своим везением, говорил ей: «Я обманул тебя… по приказанию капитана Валера Дину. Павелеску принудил уверить тебя в реальности убежища за границей. Однако все дороги туда перекрыты… Но ты не бойся, Родика, я тебе помогу, вот увидишь…»
Образ Родики стал расплываться, и на его месте появился образ Валера Дину. Точнее, он предстал как звезда доброй надежды. Но захочет ли Дину помочь Родике, как ему? Нет, нельзя допустить, чтобы она падала все ниже и ниже. Да и капитан хорошо знает, что она лишь жертва. Родика стала не только жертвой Павелеску и его компании, но и жертвой его, Ники, бессилия. И если он не придет ей на помощь, то никогда не избавится от чувства вины. Он решил поговорить с Дину и все ему объяснить… Он должен помочь Родике.
Приняв это облегчающее душу решение, он подал знак одному из такси остановиться и обратился к шоферу, как с старому знакомому:
— Отвези домой, дружище!
Грусть не покидала Удиштяну ни во время ужина, ни после, когда он хотел забыться за чтением. В конце концов он налил себе рюмку виски, но алкоголь лишь ухудшил его и без того плохое настроение. Перед глазами у него все время стояла охваченная страхом и отчаянием Родика. Кладбище, могилы, кресты, мерцающие в черном проеме часовни свечи… Он считал себя прямо или косвенно причастным к страданиям своей бывшей жены, но повернуть назад, отступить уже не мог. Он танцевал под ту музыку, какую ему играли. Играли два совсем разных музыканта — Павелеску и Дину. И их музыка — он все с большей тревогой отмечал это — затрагивала его достоинство, унижала. Но что он мог сделать? А все началось с глупого случая в Женеве…
С досады Ники выпил еще одну рюмку виски. Алкоголь согрел его, он расслабился, голова слегка закружилась. Зазвонил телефон, но ему было лень протянуть руку и поднять трубку, хотя он знал, что на другом конце провода ее держит Валер Дину. Настойчивое дребезжание вынудило его пересилить свою лень.
— Товарищ Удиштяну? — послышался в трубке голос капитана. — Что поделываете?
Если хорошенько подумать, этот молодой офицер, занимающийся важными делами, производил хорошее впечатление.
— Да я… ждал вашего звонка.
— Не возражаете, если я загляну к вам? — спросил капитан. — Я вас долго не задержу.
— С удовольствием, — согласился Удиштяну, прикинув, что разговор о том, что произошло на кладбище, поможет ему обрести душевное равновесие.
— Через пять минут я буду у вас, — пообещал Дину.
Положив трубку, Удиштяну посмотрел на часы. Еще не было десяти. Прошедший день, наполненный непредвиденными и порой мучительными событиями, показался ему ужасно длинным. Глядя посоловевшими глазами на рюмку с виски, он улыбнулся пришедшей на ум горькой мысли. Более двадцати пяти лет он, наследник крупного торговца драгоценностями, поставщика королевского двора, делал все от него зависящее, чтобы не иметь никаких дел с госбезопасностью. В течение этих долгих лет эта организация не чинила ему препятствий. Благодаря своей высокой профессиональной подготовке он завоевал приличное положение. И вот, пожалуйста — влип по уши… Попал как муха в горячее молоко, по выражению Валера Дину.
Ники прочитал о шпионаже много книг — румынских и иностранных, с более или менее правдоподобными сюжетами, с очаровательными или отвратительными персонажами, но даже вообразить не мог, что в один прекрасный день ему придется вступить в связь с настоящими шпионами и реальными офицерами госбезопасности, что он вдруг окажется в роли «двойного агента», которым будут манипулировать Павелеску и Дину, его спаситель. Он оказался втянутым, по выражению капитана, в жестокую невидимую войну, которая ведется двадцать четыре часа в сутки… А еще Дину говорил, что это особая война, в ней невозможно ни затишье, ни примирение.
Удиштяну попытался представить капитана Дину в деле. Чем он занимается в течение суток? Преследует противников за рулем автомашины? Расшифровывает секретные послания? На него нападают с оружием? Воображение Ники оказывалось в данном случае бесплодным.
«Хорошо, если бы он оставил меня в покое, — думал Ники. — Да, я был бы рад этому. Я не создан для невидимого фронта».
Раздался звонок у входной двери. Ники лениво поднялся, чтобы встретить гостя. Они молча пожали друг другу руки в полумраке прихожей, словно два конспиратора. Удиштяну предложил гостю снять кожаное пальто, но капитан отказался:
— Я ненадолго.
Удиштяну не настаивал. Проводив гостя в свой кабинет, он вдруг развеселился и заметил с юмором:
— Одного не понимаю. Вы считаетесь бойцом невидимого фронта… никто не должен знать, кто вы такой… Но по вашему кожаному пальто за версту можно определить, что вы из госбезопасности.
Валер Дину принял шутку. Потянув носом воздух, он воскликнул:
— Чувствую, что здесь пахнет виски!
— Выпьете рюмочку?
— Рюмочку — нет, поскольку я с машиной, но если капельку…
Ники налил в рюмку виски и протянул ее гостю. Чокнулись стоя. Пригубив виски, Валер Дину заметил:
— Ваше утверждение насчет кожаных пальто неверно… Анкета, проведенная нашими специалистами в области экономики, показала, что число штатских, которые носят кожаные пальто, намного превосходит число офицеров госбезопасности. Во главе таблицы идут заведующие овощных магазинов, затем официанты и так далее.
— Надо же! — удавился Удиштяну. — Как интересно…
— Вы были на встрече?
Удиштяну пригласил капитана сесть. Чувствуя, как по его лицу расползается кислое выражение, Ники сделал вид, что занят баром. «Только бы он не потребовал письменного доклада!» — думал Ники, наполняя следующую рюмку.
— Да, я встретился с моей бывшей женой… — медленно заговорил он, испытывая в душе чувство вины. Будучи не в силах справиться с охватившим его волнением, он сел в кресло и вне всякой связи заявил: — Я все еще люблю ее…
Валер Дину сочувственно улыбнулся, не нарушая наступившей тишины. Удиштяну оценил его тактичность. После паузы он начал медленно рассказывать, как прошла встреча на кладбище Белу, подробно описывая страдания Родики.
— По натуре она честный человек, — подчеркнул Удиштяну. — Она не хотела уступать шантажу… переходить в лагерь врагов. А что сделал я? Я уговорил ее пойти на это. Это же отвратительно, товарищ капитан! — И, очевидно, чтобы заглушить неловкость, он поднес рюмку ко рту и одним махом выпил ее содержимое.
— Я вас понимаю, но другого выхода нет, — тихо проговорил офицер.
— Это отвратительно! — будто для самого себя повторил Ники. — Ей оставалось сделать всего несколько шагов, чтобы прийти к вам и во всем сознаться. По вашему требованию я отговорил ее от этого, иными словами, я помешал ей спастись…
Удиштяну повернул к офицеру напряженное лицо. Тот слушал его, склонив голову набок, потом проговорил:
— Товарищ Удиштяну, вы так же хорошо, как и я, знаете, что решающую роль в драме Родики Андроник сыграли Павелеску и его люди…
Удиштяну с раздражением прервал его:
— А вы так ничего и не можете сделать, чтобы вырвать ее из их лап?
Капитан понимающе улыбнулся:
— Если вы нальете мне еще капельку виски, я вам отвечу.
— С удовольствием, — сказал хозяин и с удивившей его самого легкостью вскочил с места.
«Наконец-то появился лучик надежды… — подумал он. — Я буду настаивать, чтобы ей помогли… чтобы на нее не смотрели как на врага…» Он вынул бутылку из бара, налил чуть-чуть гостю, потом поставил ее на пол. Его жест должен был означать: «Наливайте сколько хотите — бутылка в вашем распоряжении».
Дину нюхал напиток, наслаждаясь его ароматом.
— Вы спросили, не можем ли мы спасти вашу бывшую жену, — напомнил он. — Ники утвердительно кивнул. — Я вам отвечу. У меня есть разрешение майора Ионеску говорить с вами откровенно. Мы не спускаем глаз с Артура Павелеску и можем арестовать его хоть завтра, но такой поспешностью ничего не добьемся — слишком мало у нас против него улик. До недавнего времени мы предполагали, что цель, которую он преследует, — объединение, где вы работаете. Но мы ошибались. Мы выяснили, что его внимание направлено на Родику Андроник, точнее, на Гаврила Андроника, фоторепортера журнала «Армата ноастрэ». Естественно, возникает вопрос: чего он добивается?! Мы надеемся через Родику Андроник получить нужный нам ответ. Ясно?
«Это начинает походить на перипетии, встречающиеся в шпионских романах», — подумал Ники Удиштяну и после короткой паузы спросил:
— Почему бы вам не поступить с Родикой Андроник так же, как со мной? Предупредили бы ее, предложили бы помочь вам…
Доброжелательная улыбка Дину убедила Ники, что тот не уклонится от ответа.
— Вы ее действительно любите…
— Сильнее, чем прежде, — намеренно преувеличил Удиштяну. — Я и раньше чувствовал себя виноватым в том, что наша семья распалась. Сейчас же я чувствую себя еще более виноватым, ведь это я свернул ее с правильного пути, понимаете?
— Товарищ Удиштяну, мы втянуты в сражения невидимого фронта. Такая война не признает заранее разработанных схем. Для Родики Андроник ваш рецепт неприменим. Почему? Не спрашивайте меня — не знаю. Убежден, что и мой шеф не знает. Наверное, знает тот, кто повыше, чем он и я, я в состоянии охватить взором весь фронт. Вы меня поняли?
— Неужели ей никак нельзя помочь? — спросил Удиштяну, с трудом скрывая разочарование.
— Все, что я могу для нее сделать, — это доложить майору Ионеску вашу точку зрения…