— Иногда я думаю о Войняге… — произнесла она.
— У тебя много свободного времени, — прервал он ее, — поэтому ты можешь позволить себе подобную роскошь.
— Этот «представитель иностранной державы», как отрекомендовал его Флорин, живет в Бухаресте. У него есть квартира, телефон, соседи… Что думают о нем окружающие?
— Ты рассуждаешь как журналист, проводящий социальное исследование, — заметил Ники с легкой иронией в голосе. — Как хоть он выглядит?
— Видный мужчина… элегантный… Если не знаешь его истинного лица, можно подумать, что он джентльмен.
— У тебя никогда не возникало желания пойти за ним, посмотреть, где он живет, на какой машине ездит?
— О чем ты говоришь? Неужели ты думаешь, что я жажду приключений? Ты разве не видишь, что я умираю от страха?
Если бы разговор продолжался в том же духе, Родика, наверное, расплакалась бы. Это не ускользнуло от Удиштяну. Он зажег свет и подошел к ней.
— Не плачь, — нежно взял он ее за подбородок. — Я не вынесу, если ты уйдешь от меня в слезах. Прошу тебя… И еще, ты можешь приходить в этот дом, когда захочешь, в любое время, с предупреждением или без предупреждения… У тебя еще остались ключи? Дом в твоем распоряжении, как и раньше…
Нанизывая слово за словом, фразу за фразой, Удиштяну чувствовал себя одним из многочисленных представителей рода Кантакузинов, способным не только защитить любимую женщину, но и вступить в жестокую схватку с Павелеску и Войнягом.
Едва ушла Родика, Ники помрачнел, и на то была причина. Нужно было позвонить Валеру Дину, а это каждый раз вызывало у него отвращение. Он чувствовал себя маленьким и униженным, и ему отдавали приказы люди, вошедшие в его жизнь без приглашения, помимо его желания. Он несколько раз обошел вокруг аппарата и в конце концов решился. У него не было выбора, как и в случае с Павелеску. Он набрал номер в надежде, что не застанет капитана на месте, но тот был, как всегда, на посту, и сразу узнал Ники:
— Товарищ Удиштяну? В столь поздний час? Что-нибудь случилось?
— Только что звонил Павелеску… назначил мне встречу на завтра. Вечером он заедет за мной на машине…
— Мда… интересно, — заметил капитан и замолчал, давая понять, что известие заставило его задуматься. — Значит, он что-то затевает. Где он вас подберет?
— Как и в прошлый раз, напротив сапожной мастерской. Это недалеко от моего дома. Знаете?
— Как не знать! Хорошо, спасибо, что позвонили.
— Товарищ капитан… — начал было Ники просительным тоном.
— Это приказ!
— Товарищ капитан, не забудьте о…
— О Родике Андроник, хотели вы сказать? — угадал Валер Дину. — Я доложил товарищу майору. Вопрос изучается… Потерпите немного. Все будет в порядке.
— Благодарю вас.
Хотя Ники Удиштяну и принял теплый душ, он не смог уснуть сразу, как надеялся. С Родики его мысли перенеслись на ее несчастного мужа — главный объект преследования Павелеску и Войняга. «Госбезопасность в курсе подрывной деятельности Артура Павелеску, — думал он в темноте спальни. — Следовательно, она знает и о давлении, оказываемом на Родику, и о том, что готовится против военного фоторепортера. Если судить по тому, как все обернулось со мной, его должны предупредить вовремя. Более того, его должны пригласить и попросить помочь госбезопасности. Между тем, судя по рассказам Родики, ее муж тяжело переживает случившееся. Значит, его никто не предостерег. Почему? Однако не слишком ли далеко захожу я в своих выводах? Помимо воли я оказался втянутым в сражения невидимого фронта… Может, потому, что фронт этот невидимый, я многого и не понимаю. Откуда мне знать, что на самом деле происходит с Андроником? Хотя для душевного равновесия мне бы лучше совсем не знать этого».
Мысль о том, что госбезопасность полностью контролирует ситуацию, мало-помалу успокоила его. Он может спать спокойно, ведь есть люди, которые постоянно стоят на страже, а главное — умеют вовремя распутать хитросплетение интриг.
ЗАКОНЫ ШПИОНАЖА
Ники Удиштяну явился на встречу в восемь вечера. Нельзя сказать, что он был в плохом настроении. Нет, просто он испытывал злорадное чувство. А почему бы и нет? Сидя в своем логове, Артур Павелеску разрабатывал — и надо признать, не без успеха — разного рода акции, не подозревая, что его планы уже раскрыты госбезопасностью и скоро его деятельности будет положен конец. Когда Ники очутился рядом с Павелеску в голубой «дачии», это злорадное чувство не покинуло его, поскольку он предполагал, что капитан Валер Дину держит их в поле зрения. Это явное преимущество над противником вызывало в нем еще большую жажду приключений.
— Я рад, что ты пунктуален, — польстил ему Павелеску, пожимая руку.
Ники правилось, когда его хвалили за пунктуальность. В таких случаях он всегда заявлял: «Это наша фамильная черта!»
Машина тронулась с места. Весенний ветер гулял по улицам города.
— Господин Удиштяну, почему у вас нет машины? Или вы ее не водите?
— Сколь странным вам это ни покажется, к рулю меня не тянет… Правда, я не прочь иметь персональную машину, личного шофера… У моей тетушки Элеоноры в Женеве три шофера… — засмеялся Ники, а потом добавил: — Я не научился водить машину из-за чрезмерной любви к комфорту.
Он вдруг одернул себя: уж слишком свободно он держится, а это может заставить Павелеску задуматься. Хотя в машине было темно, Ники скосил глаза на энергичный профиль человека за рулем. Тот вел машину спокойно и уверенно. И Ники осмелился спросить:
— Куда?
— В Бэнясу…
«Ну что ж, — решил Удиштяну, — прогулка перед сном не помешает…» Он закрыл глаза и попытался представить капитана Валера Дину и его парней, которые сдут следом за голубой «дачией» и не спускают с нее глаз, но сумел вызвать в своем воображении лишь разрозненные кадры из фильмов — машины, с головокружительной скоростью спускающиеся по серпантину горных дорог. Он открыл глаза — они уже проехали Римскую площадь. Лишь после того как машина выехала на шоссе Киселева, Павелеску обратился к нему ледяным, не предвещавшим ничего хорошего голосом:
— Господин Удиштяну, у нас много общего, намного больше, чем ты предполагаешь.
Ники не понравилась фамильярность, с которой обратился к нему Павелеску. Ему не следовало забывать, что по матери Ники восходит к древнему роду Кантакузинов. Как бы хорошо было сейчас поставить его на место, но Ники не мог себе это позволить. Капитан Валер Дину советовал терпеливо ждать часа расплаты.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — сказал Ники, действительно ничего не понимая.
Мужчина за рулем поспешил разъяснить ему:
— Я имел в виду интересы семьи Удиштяну. Твой отец был поставщиком королевского двора. Не кажется ли тебе, что интересы Ники Удиштяну должны скорее совпадать с интересами нашей организации, чем с интересами государства, руководимого коммунистами.
Начало беседы сбило Ники с толку. Он пытался угадать, куда клонит собеседник, но тщетно. Интуитивно он понял, что самой мудрой тактикой будет сейчас молчание. Павелеску тоже замолчал, и в машине повисла гнетущая тишина. Позади остались и Фынтына Миорицей, и аэропорт Бэняса… По мере того как машина приближалась к развилке дорог на лесопарк Бэняса, Павелеску начал ерзать:
— Мои слова так и не нашли отклика в твоем сознании?
— Отклика? Почему они должны были найти отклик? Не понимаю. Я согласился сотрудничать — вот вам и доказательство, каковы мои интересы, — защищался Удиштяну, искоса посматривая на соседа, на лице которого застыла саркастическая усмешка.
— Если так, — проговорил Павелеску, повышая голос, в котором теперь сквозила издевка, — если все так, как ты говоришь, тогда почему ты нас предаешь? Почему сидишь между двумя стульями?
Прежде чем повернуть руль вправо, он бросил на Удиштяну уничтожающий взгляд. У Ники перехватило дыхание.
— Ты поражен, благороднейший господин Удиштяну-Кантакузин? — повернул к нему искаженное гримасой лицо Павелеску.
Удиштяну почувствовал, как от напряжения все его тело покрывается противным, липким потом. От слов «шефа» он смешался, но не настолько, чтобы потерять рассудок, а потому решил, как прежде, довериться инстинкту самосохранения. Он сжал губы и замолчал. Машина на скорости промчалась мимо ресторана «Бэняса». «Куда это он меня везет?» — подумал Ники.
Павелеску свернул на темную боковую дорогу и сбавил скорость.
— Значит, ты признаешь, что сидишь между двумя стульями? — прорычал Павелеску. — Что предаешь интересы румынской элиты?
Дыхание у Удиштяну снова стало ровным. Из-за духоты он хотел ослабить галстук, но, вспомнив о правилах хорошего тона, воздержался от этого шага: он ведь не у себя дома.
— Молчишь?
«Где-то сейчас капитан Валер Дину? — спрашивал себя Удиштяну. — А его сотрудники?» Инстинктивно он посмотрел через плечо, надеясь увидеть вдали фары машины, которая могла принадлежать госбезопасности.
Павелеску перехватил его взгляд:
— Что, высматриваешь своих друзей?
— Каких друзей? — нарушил наконец молчание Удиштяну.
— Не притворяйся, господин Удиштяну! — высокомерно бросил Павелеску, давая тем самым понять, что его невозможно провести. — Твоих друзей…
Намеренно или случайно Павелеску наступил на «мину», которая, взорвавшись, пробудила в Удиштяну фамильную гордость.
— Господин, — закричал он громко, — вы слишком далеко заходите! Я не позволю вам обращаться со мной подобным образом! Да как вы смеете?
Павелеску нажал на тормоза, и «дачия» остановилась. Он зажег свет в машине и угрожающе прошипел сквозь зубы:
— Ты нас предал!
— Прекратите, иначе получите такую оплеуху, что запомните на всю жизнь, будьте вы хоть десять раз Павелеску! — возмутился Удиштяну, убежденный, что нашел слова, чтобы защитить свое достоинство.
— Выходи из машины! — крикнул Павелеску.
— Вы разговариваете со мной так, как будто я ваш слуга!
Клокоча от негодования, Удиштяну попытался повернуться, чтобы отвесить Павелеску пощечину, что, впрочем, было нелегко из-за тесноты. Но тут он увидел в руках Павелеску пистолет, и у него перехватило дыхание.