— Знаете, и она вас любит.
Андроник инстинктивно отодвинулся в глубь сиденья, словно загнанный в угол боксер, который напрасно старается защититься от обрушивающихся на него безжалостных ударов. И поскольку он был не в силах вымолвить ни слова, сидевший за рулем невозмутимо продолжал:
— Да, она вас любит… И она согласилась пожертвовать собой, чтобы спасти вашу честь.
— Спасти мою честь? — с недоумением проговорил Андроник. — Что это значит?
Незнакомец повернулся и смерил его взглядом:
— Советую вам, господин Андроник, внимательно прослушать одну магнитофонную запись… Магнитофон здесь, у меня…
Из своего угла Андроник увидел, как сидевший за рулем протянул руку и включил аппарат, находившийся на переднем сиденье. Через несколько секунд послышался мужской голос, который не принадлежал ни ему, ни сидящему рядом с Андроником, а затем последовал и столь знакомый голос Родики.
— «Значит, вы любите мужа?
— Да, люблю.
— Несмотря на то что он унизил вас, подозревая в неверности, бросал вам в лицо оскорбительные слова?
— Я простила его… Он действительно ревнив до безумия, но такая уж мне выпала доля. И тут ничего не поделаешь…»
На какое-то время Андроник забыл, где находится, в замер с приоткрытым ртом. У него появилось ощущение, будто сама Родика сидит в машине, на переднем сиденье, и человек за рулем задает ей вопросы. Он слушал как зачарованный, и в его мозгу помимо воли возникали разного рода ассоциации. За последнее время она действительно изменилась — стала более мягкой, покорной, и это как раз в тот момент, когда он потерял всякую надежду спасти свой семейный очаг. Теперь она объяснила, что произошло, и все его существо наполнилось нежностью к ней.
— «И вы полны решимости помочь ему? Вы понимаете, чем рискуете?
— Я в здравом уме… Вы предложили мне сделку, не так ли? Вы возвращаете мне пленки, а я дам вам нужную информацию… И это все.
— Я не встречал такой женщины, как вы.
— У меня есть все основания быть ему признательной.
— Хочу предупредить, что, если вы сообщите о наших встречах, мы сумеем представить в министерство внутренних дел доказательства тягчайшего нарушения закона, совершенного вами обоими… А сейчас я попрошу вас ответить мне на несколько вопросов…
— Я отвечу, если, конечно, буду в состоянии…
— Когда ваш муж отправляется в командировки, он сообщает вам, куда и на сколько дней уезжает?
— Всякий раз, когда он собирается на какие-либо учения или по другим делам, он точно указывает, куда уезжает и когда возвратится.
— Возвращаясь из поездок, он является домой с чемоданом или вначале заезжает в редакцию и оставляет там свои материалы?
— Это зависит от того, когда он возвращается. Но чаще он вначале заезжает с вокзала домой.
— С чемоданом?
— Да.
— По возвращении он рассказывает вам о своих впечатлениях, о происшествиях в частях?
— Да. Но меня это не интересует.
— И все же почему вы готовы рисковать?
— Кроме тех причин, о которых я говорила, хочу напомнить, что муж серьезно болен… Он пропал бы…»
Сидевший за рулем протянул руку и выключил магнитофон. Андроник ощутил, как наваливается на него тишина, и испуганно вздрогнул. Что с ним происходит? Кто эти двое неизвестных в машине? Куда они направляются?
— Откровенно говоря, господин Андроник, — нарушил молчание человек за рулем, — нас интересует не ваша жена. Благодаря ей и ее наивности мы теперь беседуем с вами… Мы нуждаемся в услугах фоторепортера Гаврила Андроника…
— Шпионаж? — прорычал Андроник.
— Шпионаж, если вам угодно так это называть. Но, может, вам известно какое-нибудь другое слово? Мы хотели заполучить вас, и вот вы в наших руках. Теперь мы хотим дать вам шанс…
— Что за шанс? — поинтересовался Андроник — в его голосе сквозило негодование.
— Сохранить себе жизнь на почетных условиях… вытащить жену из грязи, в которую она окунулась ради вас и вашего здоровья.
Андроник попытался защищаться, но как-то уж слишком вяло. Он неловко кашлянул, чтобы скрыть свою слабость, и спросил:
— А если я не соглашусь?
— Не советую вам этого делать. — Сидящий за рулем говорил с ним, как со старым знакомым. — Завтра, например, вам придется доложить о пропаже ваших фотопринадлежностей… о нарушении закона вашей женой… А еще через неделю от вас потребуют объяснений по поводу появления в некоторых западных военных журналах кадров, сделанных вами на учениях в уезде Б., которые вы нам продали.
— Я объясню, как все было на самом деле… расскажу всю правду… — промямлил Андроник.
Двое неизвестных почти одновременно рассмеялись. Их смех прозвучал довольно зловеще, но фоторепортер нашел их реакцию оправданной.
— Вам так нравится правда, господин Андроник?
— Да, нравится, — ответил он и сразу понял, что вступил на опасный путь.
На этот раз рассмеялся только сидевший за рулем. После короткой паузы он снова заговорил:
— Послушаем мнение вашей жены по этому вопросу. Согласны? — Не дожидаясь ответа, он протянул руку и нажал на кнопку кассетного магнитофона.
Некоторое время слышался лишь шелест пленки, потом зазвучал голос Родики:
— «Да, припоминаю. Его долгое время мучила приключившаяся с ним когда-то история. После женитьбы он рассказал мне о ней, помнится, в два приема.
— Вы хотите сказать, что он не выложил всю правду сразу?
— Вероятно, для него это было трудно. Он сосредоточился на своей болезни, убедил себя, что непривлекателен внешне и неинтересен внутренне.
— Расскажите о первой части его признаний.
— Месяца через три-четыре после того, как он был принят на работу в журнал «Армата ноастрэ», предварительно пройдя строгую проверку…
— То есть 15 лет назад?
— Да, приблизительно… Он возвращался из командировки. В поезде познакомился с привлекательной женщиной. Она оказалась незамужней, Андроник тоже был неженат. Женщина приняла его приглашение, и когда они прибыли в Бухарест, то поехали прямо к нему домой. Эта женщина, которую Андроник подобрал в поезде, доставила ему массу неприятностей — она его обокрала…»
У фоторепортера перехватило дыхание. Родика раскрыла постороннему его тайну, тайну, которую он все время пытался окончательно похоронить, хотя и безуспешно, так как обстоятельства, связанные с ней, то я дело всплывали наружу, омрачая его жизнь.
Он слушал и с горечью спрашивал себя, зачем Родике понадобилось рассказывать незнакомому человеку о его жизни, и без того не особенно богатой радостями…
— «Как это — обокрала?
— Они приехали к Андронику — в то время он жил в жалком доме на Каля Гривицей, — и он отправился в магазин купить что-нибудь из еды, оставив ее одну. Когда вернулся, оказалось, что женщина исчезла, прихватив кое-что из вещей и фотоаппарат…
— Который принадлежал не ему, а фотолаборатории журнала?
— Да, так все и было.
— Что он предпринял, обнаружив исчезновение женщины и кражу?
— Побежал искать женщину. И где только он ее не разыскивал! Два или три дня не ходил в редакцию, ссылаясь на обострение язвы, все надеялся, что найдет ее…
— В милицию о краже он не заявил?
— Нет… Если бы он заявил в милицию, необходимо было бы доложить и руководству редакции… Он растерялся… Видите ли, Андроника только приняли, работа ему нравилась… Он боялся, что его уволят…
— Как же он поступил? Ему же надо было как-то объяснить пропажу фотоаппарата.
— Как он вышел из положения? Самым недостойным образом, и он это осознавал. Иногда его мучили угрызения совести, Андроник не мог простить себе. Я узнала об этом, когда он заболел гриппом. У него была очень высокая температура, он бредил и в бреду выкрикивал различные имена, плел всякую несуразицу. Когда немного успокоился, я рассказала ему, что он бродил… Вот тогда я и узнала, как Андроник вышел из столь трудного положения, вызванного кражей фотоаппарата. В фотолаборатории были только аппараты «Зоркий» и «ФЭД». Андроник занял денег, купил фотоаппарат «ФЭД» и объектив, которые у него были украдены, и принес в лабораторию. Но история на этом не кончается. В лаборатории тогда работало гораздо больше фотографов, чем теперь, и фотоаппаратов было несколько. Серийный номер каждого аппарата был занесен в инвентарную опись. Во время проведения инвентаризации и было обнаружено, что серийный номер одного фотоаппарата не соответствует его инвентарному номеру. Главный редактор попытался выяснить загадку, но всем было ясно, что кто-то потерял фотоаппарат и заменил его другим, не доложив об этом. У мужа не хватило смелости признаться, и вина пала на фотографа Кастела Вулке, заядлого пьяницу, который, к удивлению Андроника, не отрицал выдвинутого против него обвинения.
— И это не давало ему покоя?
— Андроник упрекал себя за проявленную слабость, за то, что у него не хватило смелости доложить обо всем руководству…»
Голоса, записанные на пленку, смолкли, и в наступившей тишине Андроник услышал свое прерывистое дыхание и попытался его приглушить.
— Вы все еще утверждаете, господин Андроник, что вам нравится правда? — обратился к нему мужчина, сидевший за рулем. — Вы осознаете, что между теми давними событиями и пропажей пленки, о чем вы не доложили руководству, имеется связь? Как бы вы ни пытались доказать, что не виноваты, что не имеете никакого отношения к появлению на Западе фотографий о маневрах в уезде Б., вам это не удастся. Теперь вы сознаете цену шанса, который мы вам предлагаем?
«Обложили со всех сторон, — охваченный безнадежностью, думал Андроник. — Я попал в окружение. И для меня нет из него выхода…» Он, вероятно, не смог бы объяснить, почему ему в голову пришел этот военный штамп, которым в разговоре он обычно не пользовался.
— Как следует понимать ваше молчание? Как знак согласия?
Незнакомец за рулем не настаивал на ответе. Он почувствовал, что сидевший позади фоторепортер подался вперед, и предположил, что у того начинается приступ. Он не ошибся. Андроник действительно согнулся и схватился руками за живот.