— Видите, у парапета «вальтер» валяется? — отвечаю я. — Поднимите.
Фонарик высвечивает пистолет. Солдат с автоматом за плечом поднимает его. Несколько секунд с любопытством разглядывает оружие и затем передает его командиру.
— Это чей? — Офицер снова нетерпеливо направляет слепящий свет фонарика мне в лицо.
Протягиваю ему документы. Он недоверчиво изучает их, испытующе смотрит на меня, потом на немца. Тот еле стоит на ногах. Если бы не опирался спиной о машину, наверняка давно бы упал. Во время нашей короткой стычки он ударился головой о мостовую. Лицо у него залито кровью.
— Ладно, с вами, предположим, все ясно. А это кто?
— Почему «предположим»? — вскидываюсь я, но вовремя вспоминаю о неуместности такой реакции и отвечаю: — Это немецкий… агент!
— Он хотел нас застрелить, — выходит из оцепенения водитель и опускает наконец руку, в которой еще сжимает рукоятку.
Луч света снова направлен на меня. Офицер пристально вглядывается в мое лицо, видимо, оно не внушает ему доверия. В конце концов он решается и возвращает мне документы, но оружие оставляет у себя. Да, его подозрения наверняка не рассеялись до конца.
— На чем вы собираетесь ехать дальше? На этом автомобиле? — интересуется он, продолжая сверлить нас взглядом. — Он, кажется, сломан?
Водитель разражается смехом и не унимается, даже когда луч фонарика упирается ему в лицо. Это нервный смех.
— Ваши документы! — требует офицер.
— Мои?! — удивленно бормочет водитель.
«Этого только не хватало, — беспокоюсь я. — У него нет документов!» Но нет, слава богу, какое-то удостоверение есть.
Офицер, погоны которого я никак не могу разглядеть, требует ответа:
— Что с машиной? Поломка?
— Какая поломка? Господи помилуй! Мой «бьюик» — и поломка! Ведь у этой машины Самый лучший мотор во всем Бухаресте! Провалиться мне на этом месте, если не я сам эту поломку устроил!
Офицер уже теряет терпение, да и времени у него нет слушать до конца историю с так называемой «поломкой». Он поворачивается ко мне и властно распоряжается:
— Господин лейтенант, как можно скорее уезжайте отсюда! — Он протягивает мне «вальтер». — Вооруженные столкновения с немцами могут начаться с минуты на минуту.
— Понял… Благодарю вас…
— Значит, одурачил меня?! Лейтенант?! — заводится водитель.
У меня нет времени объяснять ему, как обстоят дела. Проверяю «вальтер». В стволе патрон, магазин полон. Сую револьвер за пояс, после чего прошу капитана посветить фонарем на гитлеровца. Теперь моя очередь приказывать.
— Хенде хох! — командую я.
Пленник со стоном поднимает руки. Рана на лбу беспокоит его, а может, он просто испугался крови, которая течет из раны. При свете фонаря выворачиваю ему карманы. Документы оставляю у себя, а запечатанный сургучом пакет передаю офицеру; теперь я вижу, что это капитан. Он приближает фонарик к пакету, и я могу различить гриф «Совершенно секретно» и имя адресата: генерал Петер фон Краус.
Ого! Я еще не начал выполнять операцию «Унде», а уже такой сюрприз преподнесу капитану Пану Деметриаду!
Я киваю немцу на заднее сиденье и приказываю сесть в машину. Он послушно выполняет команду. Я захлопываю за ним дверцу.
— Едем, господин лейтенант? — спрашивает меня шофер, в одну минуту обретя военные замашки.
— Ты знаешь, где штаб столичного гарнизона?
— Так точно, знаю! — бодро восклицает шофер и садится за руль.
Я благодарю капитана, а он в свою очередь желает мне успеха. Достаю «вальтер» и усаживаюсь рядом с водителем. Теперь я держу пленника под дулом его собственного пистолета.
— Давай гони!
Автомобиль срывается с места. Через двадцать метров делает крутой вираж, и мы откидываемся на спинку сиденья.
— Восемьдесят километров в час! — радостно докладывает водитель. — Лейтенант, ты же секретный агент, вот ты кто! Как это я тебя сразу не раскусил? Я же клиентов по запаху чую…
Я не сержусь и не обрываю его. Восторги его сильны и продолжительны, и я уже начинаю подумывать, что, может, мне удалось бы и закурить. Может, разрешит на радостях. На его болтовню я не отвечаю. Не спуская глаз, держу на прицеле нашего пленника на заднем сиденье. Документы его я пока не смотрел; кто он такой, остается неизвестным. Зато я прекрасно знаю, кем является генерал авиации Петер фон Краус, которому адресован пакет с грифом «Совершенно секретно». Его ставка в самом деле расположена возле Отопени на авиабазе «Вальдлагерь».
С заднего сиденья до меня доносится стон. Рана у немца действительно здорово кровоточит. Протягиваю ему свой носовой платок. Видно, он здорово стукнулся. Ну ничего, в штабе им займутся. Он спрашивает едва слышным голосом:
— Куда вы меня везете?
— Скоро узнаете.
— Я протестую…
— Вот как? А кто залез в нашу машину и размахивал тут пистолетом?
Пленник молчит.
— Ты что с ним думаешь делать? — спрашивает водитель.
— Передам в штаб.
— Отдай его мне, — предлагает таксист вполне серьезно. — Он по праву мой. В чью машину он сел? Около чьей башки пистолет держал?
Судя по всему, дядя не шутит, поэтому я обрываю его:
— Очень жаль, дорогой, но это невозможно.
— Жалко. Мамочка моя, что бы ему устроил! Чего только я не натерпелся от таких клиентов!.. Послушай, ты почему не хочешь отдать его мне?
— Потому что уже час, а может, два, как мы находимся в состоянии войны с гитлеровской армией.
— Да ну?
— А кто мне врал, что коммунисты заняли дворец?
— А ты слушал!.. Эта дура табачница меня с толку сбила. Значит, с немцами воюем?
Пересекаем шоссе Жиану и подъезжаем к памятнику Авиаторам. Здесь все вроде бы нормально. Но я-то знаю, что подразделения гвардейского кавалерийского полка замаскировались в близлежащем парке.
Крутой поворот влево. Тормозим… Приехали. В машине включается свет.
— Сколько я тебе должен, уважаемый?
— Мне? — Шофер с удивлением хлопает глазами, будто с луны свалился. Выключает счетчик. — Ничего вы мне не должны.
— Брось, дядя, я не хочу тебя грабить, — пробую я его уговорить.
Притворяется, что не слышит. Выходит из «бьюика»:
— Давай я помогу его тебе доставить!
Выхожу и я. Из штабных ворот выбегает офицер в походном снаряжении, в каске и при всем, что полагается. Он узнает меня. Я его тоже. Это младший лейтенант Джиджи Каранфил.
— Косте, это ты? — интересуется он. — Нам сообщили, что городская машина остановилась возле ворот. С тех пор как объявили операцию «Стежар», мы тут глядим в оба.
Приказываю немцу выйти из машины. Это место ему наверняка знакомо.
— А с этим что делать? — спрашивает Каранфил.
Я не отвечаю, потому что в эту минуту прощаюсь о шофером. После всего, что мы вместе пережили, мне кажется, будто мы с ним выехали давным-давно, а знакомы чуть ли не всю жизнь. Мы протягиваем друг другу руки и обмениваемся крепким рукопожатием.
— Да, это была поездочка! Спасибо тебе, дядя!
— Будь здоров, лейтенант! Всяческих тебе побед!
Вместе с Каранфилом я конвоирую узника до ворот. Тут до меня снова доносится голос водителя:
— Лейтенант!
Оборачиваюсь и вижу его в десяти шагах от нас.
— Послушай, — продолжает он, — ты забудь это… с курением. Я просто с детства болею легкими и всегда страдал от этого.
— Будь здоров, старина!
И только в следующую минуту мне приходит в голову, что я даже не спросил, как его зовут. Но возвращаться уже нет времени, я не могу терять на разговоры ни минуты.
СТРАННОЕ ЗАДАНИЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ
Капитан Деметриад не дает мне и рта раскрыть, чтобы я мог доложить. Увидев меня, он стремительно вскакивает:
— Ты где шляешься, господин лейтенант? По кабакам прохлаждаешься? Во «Флоре»? С Виктории мне доложили, что ты уже час как уехал.
Такого приема я не ожидал. Как ему объяснить? В таком бешенстве я никогда не видел своего начальника.
Мои руки сами собой вытягиваются по швам, я слушаю его, замерев по стойке «смирно». «Погоди, — думаю, — сейчас остынешь».
— К Маргарете тебе загорелось заглянуть? На танцы?.. Ты мне голову не морочь! Сколько времени, как ты с Виктории уехал?.. — Внезапно он замолкает и вонзает в меня суровый взгляд.
«Что это с ним? — думаю я, растерянный от такой внезапной перемены. — Что он на мне увидел?»
— Это что, кровь?
— Кровь? Какая кровь?
— На костюме.
Я опускаю глаза и действительно обнаруживаю пятна крови на своем элегантном летнем костюме.
— Ты ранен? — спрашивает капитан, уже понизив голос и, возможно, даже испытывая угрызения совести.
— Господин капитан, разрешите доложить!..
Не дожидаясь ответа, вынимаю запечатанный сургучом пакет — первый мой военный «трофей» — с немецким грифом «Совершенно секретно» и вручаю его начальнику.
— Что это? — удивленно спрашивает он, однако тут же видит фамилию адресата и забывает обо всем.
Его не нужно учить, что делать: он берет с письменного стола нож для бумаг и вскрывает пакет. В пакете два листка бумаги с машинописным текстом. Капитан Деметриад быстро их просматривает. Но я не вижу особой радости на его лице. Наоборот, по мере того как он перечитывает документ, оно темнеет все больше. Н-да, не здорово! Видимо, плохие новости. Он проходит за стол, но не садится, а остается стоять с документами в руке и спрашивает меня:
— Где ты это нашел?
Я чуть было не отвечаю: «Во всяком случае не в ресторане «Флора» и не во время танцев с Марго», но в данном случае от иронии лучше воздержаться, и я говорю:
— Разрешите доложить, господин капитан! В коридоре под охраной младшего лейтенанта Каранфила находится лицо, которое должно вас заинтересовать.
Я кладу на стол остальные предметы, отобранные при обыске у моего пленника, в том числе и удостоверение вермахта. Капитан смотрит на меня пристально и недоверчиво, как будто он только сейчас начинает понимать, что за человек у него в подчинении. Берет удостоверение, неуверенно читает: