— Говорит, что с радиостанции, а сам понятия не имеет, что там делается, когда я спросил. А теперь, здрасте-пожалуйте, еще и лейтенант. Вот его документы!
Капрал выпаливает все это на одном дыхании, возбужденный своими логическими открытиями. Командор, конечно, узнает меня и хохочет, безжалостно развеивая напряжение, созданное бдительным капралом. Он берет документы из рук часового и возвращает их мне.
— Я рад, что мы встретились, — вздыхаю я облегченно. — Господин командор, мне нужно срочно позвонить в штаб.
Он дружески обнимает меня за плечи и проводит в большое, освещенное изнутри, но хорошо замаскированное снаружи здание. Вижу группу парашютистов, выстроенных для получения боевого задания.
По дороге командор Шандру рассказывает о событиях на радиостанции: немцы попытались ее захватить, но это им не удалось. Теперь я понимаю, почему мои ответы показались капралу подозрительными.
— День будет трудным, — предупреждает командор.
При виде телефонного аппарата меня охватывает странное чувство: как-то не верится, что сейчас я наберу номер и услышу голос капитана Деметриада…
— Это ты, Косте? Ах, чтоб тебя, счастливчик! Ты откуда говоришь?
Догадываясь о конфиденциальности моей беседы со штабом, командор Шандру шепчет: «Пойду проверю посты, а потом вернусь… не исчезай, не попрощавшись». Выходит, ободряюще улыбаясь.
— Я в аэропорту Бэняса.
— Недурно, Косте! Куда я тебя послал и где ты очутился! — нервно комментирует капитан.
— Разрешите доложить…
Коротко сообщаю ему, где был и что видел с того момента, когда проник в квадрат Бэняса, Отопени. Самое важное — то, что я слышал из уст самого Герштенберга, и то, что мы видели на дороге, — войска. Мой вывод: нет сомнений, что на рассвете немцы ударят по Бухаресту.
— Хорошо, хорошо, а что ты думаешь по поводу зениток?..
— Господин капитан, я считаю своим долгом повторить: зенитки находились в голове колонны грузовиков. Когда мы проезжали, колонна стояла: или на отдыхе, или ждала приказа.
— Ты, Косте, с ума сошел! Как они будут атаковать город зенитками? — недоуменно восклицает капитан.
— Наверное, считают, что этого вполне достаточно. Герштенберг уверен в молниеносной победе.
— Раз уверен в победе, хорошо! Это как раз нам по вкусу. Опиши-ка мне поподробнее этого Руди. Какой он? Долговязый и сухощавый? — интересуется капитан. — Когда стоит, пригибает голову, как баран перед атакой?
— Так точно, господин капитан. Мне кажется, я его где-то видел…
— Ну, я-то его знаю. Это полковник Рудольф фон Кортен, начальник разведотдела германской авиации на Балканах. Интересно, что ему здесь понадобилось? Дней десять назад он исчез… Прошел слух, что он арестован по приказу Гиммлера.
— Мне его внешность показалась знакомой.
— Потому что она типична. Он на всех похож. Иллюзия. Вы нигде не могли встречаться.
Я чувствую себя несколько легче. Мнению своего командира я доверяю безгранично.
— Так что мне теперь делать?
— У тебя есть какая-нибудь идея?
— Так точно, есть.
— Прекрасно… Учти, нельзя занимать долго телефон в аэропорту, они там тоже в боевой готовности. Подъезжай к музею Антипы и подожди меня там. Как шофер, в порядке?
— Отлично! Человек из кремня. Жаль, что фамилия у него Брага. Язык не поворачивается его так величать.
Капитан Деметриад тихо смеется.
— Я сейчас ребятам на мосту дам сигнал, чтобы облегчить вам переезд.
— Пусть проверят документы, а чемодан не трогают. У немцев есть наблюдательные пункты между мостом и «Вальдлагерем».
— Смотри в оба! Не недооценивай врага. Жди меня у музея. Не уезжай, пока не приеду.
— Так точно, господин капитан!
Кладу трубку. Чувствую, что в горле пересохло. Жажда только сейчас дает себя знать. Выхожу из комнаты и тут же сталкиваюсь с командором Шандру.
— Ну как, нормально? — подмигивает он. — Нам предстоит горячий денек, не так ли, господин лейтенант?
— Для нас день уже начался в полночь! Где бы глоток воды найти?
Командор велит подождать, исчезает и тут же появляется с открытой бутылкой минеральной воды. Подношу воду к губам… глотаю под отеческим взглядом командора.
— Беру с собой, — говорю я, утолив жажду.
Командор провожает меня до выхода и спрашивает:
— Много немцев на шоссе?
— Не больше, чем нас. — Бросаю взгляд на его усталое лицо, и мой лихой ответ кажется мне глупым мальчишеством. Но как исправить положение, я не знаю. — Наверное, — добавляю на всякий случай, — на рассвете двинутся на город.
Шандру усмехается:
— Знаю! Мы готовы отразить любую атаку… Ну, не буду тебя задерживать. Ты еще молодой разведчик… Подумай, когда время будет, какая невероятная с военной точки зрения сложилась ситуация — армия поворачивает оружие… Желаю успеха и чтобы нам увидеться после победы!..
Георге Брага стоит, прислонившись к капоту машины, и напряженно вглядывается сквозь ночную темноту в ту сторону, где остался «Вальдлагерь».
— Пришел? А знаешь, ты был прав… Машина, что за нами ехала, я ее помню, остановилась где-то в ста метрах, постояла себе и поехала назад.
Протягиваю ему откупоренную бутылку.
— А сам ты пил?
Его «тыканье» мне по душе. Это значит, что ничто нас уже не разделяет. Задание нас здорово спаяло, и это ощущение того, что в первом своем военном приключении я не одинок, прекрасно.
— Пил, пил, дорогой!
Водитель подносит бутылку к губам, откидывает голову назад и пьет. Он пьет торопливо, жадно и никак не может утолить жажду. Один из солдат фыркает.
— Ты что смеешься над человеком? — упрекает его шофер скорее в шутку, чем всерьез. Довольный, он оглядывается, видит меня. — Теперь наелись и напились, можно дальше ехать.
Он вытирает губы рукавом, удовлетворенно причмокивает и садится за руль. Я же пока не сажусь в машину. Медлю, рассматривая усыпанное звездами небо. Если бы меня видела Маргарета в эту минуту — порадовалась бы. Она любит, когда я романтически настроен. По ее понятиям, быть романтиком в нашу эпоху — это гулять при свете луны, искать на небе Большую Медведицу или Венеру, вздыхать или плакать. В конце концов Маргарету можно понять… Уже так темно, что видно Млечный Путь — кто его так назвал? Боже, тишина-то какая! Кто самый первый произнес слова: «Предгрозовое затишье»? Дали таят в своих безднах грозу. Когда, в какую минуту она разразится?
— На что это ты там засмотрелся? — возвращает меня к реальности водитель. — Или война уже кончилась?
Я сажусь рядом, и мы трогаемся. Но не успеваем проехать и пятидесяти метров, как из ночной темноты выскакивает мотоцикл и преграждает нам дорогу. Водитель еле успевает нажать тормоз. Вполголоса чертыхается:
— Чтоб его черти сожрали! Выскочил как из-под земли. Еще чуть-чуть, и я бы его смял…
Выхожу. В следующую же минуту меня ослепляет свет фонарика.
— Лейтенант Курт Грольман?
— Ja, ich bin![9]
— Следуйте за мной.
— Куда? — В ту же минуту припоминаю, что пистолет поблизости, в случае чего его можно молниеносно выхватить.
— У нас тут неподалеку полевой телефон. Полковник Рудольф фон Кортен хочет с вами говорить.
Перед моим мысленным взором возникает лицо полковника, омраченное подозрениями. Что полковнику надо? Приглашение кажется мне довольно странным. Но не откажешься, даже если тебе грозит опасность. Говорю Браге, чтобы подождал меня, а если через десять минут не вернусь, велю гнать на максимальной скорости к мосту.
— Ничего себе указание, — отвечает он невиннейшим тоном. — У меня часов нет… Как я узнаю, что десять минут прошло?
— Отсчитай, елки-палки! Все равно делать тебе нечего…
В мотоцикле два немца. Один, к моему неудовольствию, остается вместе с мотоциклом сторожить машину.
— Следуйте за мной, господин лейтенант.
Уважительные нотки в голосе немца рассеивают мою тревогу. Я иду следом за ним. Конечно, ничего не стоит стукнуть его по затылку револьвером. Но любопытство мое гораздо сильнее желания раскроить немцу череп. Подходим к саду на краю дороги. Немец освещает мне путь фонариком.
— Далеко еще? — Меня начинает мучить мысль, что я в западне. Какого черта я дал водителю только десять минут? А если придется удирать?
— Да нет, тут близко.
Не обманул. Сразу же замечаю в траве свет фонариков и в их лучах, шарящих вверх и вниз, двух немцев. Рядом стоит полевой телефон. Мне дают трубку. Чтобы разговаривать, нужно опуститься на колени.
— Лейтенант Курт Грольман у аппарата!
— Господин лейтенант, что вам было нужно в зоне аэровокзала? — слышу я голос полковника.
Честно сказать, я ожидал любого другого вопроса, кроме этого. Мое счастье, что он не видит моего лица: оно меня выдало бы. Несмотря на катастрофический цейтнот — ведь Брага будет ждать только десять минут, — я глубоко вздыхаю, надрывно кашляю…
— Таксист умирал от жажды и не хотел везти дальше, пока не напьется. — Объяснение, конечно, детское, но пока сойдет. Подумав, добавляю: — Эта остановка не помешает, все к лучшему.
— Почему же?
— По двум причинам: во-первых, я проверил надежность документов — все сошло гладко. А во-вторых, завел знакомство среди охраны.
— Ну, и что там у них?
— Все спокойно… Румыны усилили охрану. Там мною обнаружена группа парашютистов, — вдохновенно вру я.
— А еще какие-нибудь части там есть? — недоверчиво спрашивает полковник.
— Нет, больше никаких частей не заметил.
— Хорошо, Грольман, продолжайте выполнять задание. Не забудьте ликвидировать шофера. И помните, что я везде буду вас контролировать!
— Так точно, господин полковник! Я выполню ваш приказ.
Слава богу, кончил! Я чувствую, что от волнения вспотел. Вскакиваю с травы и говорю немцу, чтобы побыстрей отвел меня к машине. Срываюсь с места бегом, немец за мной. Сколько минут проходит, я не знаю, не успел на часы посмотреть… Шофер еще здесь. В руках у него знакомая мне рукоятка. Он громко считает вслух: «Пятьсот сорок один, пятьсот сорок два…» При счете «600» рукоятка, без сомнения, опустилась бы на голову сторожащего его мотоциклиста.