Я возвращаюсь к машине и сажусь возле Греты. Чувствую, как она напряжена. Я тоже.
— Слушаться меня беспрекословно!.. Одно необдуманное движение будет стоить тебе жизни. И не говори, что я тебя не предупреждал.
— Господин лейтенант, сколько раз вы собираетесь мне напоминать, что я в вашей власти?
«Опель» медленно трогается с места с потушенными фарами, выезжает на улицу и поворачивает в сторону площади Виктории. Тут я понимаю, что могу выиграть еще минуту, если пойду закрыть ворота. Минута оказывается для меня драгоценной, потому что мои ребята за это время смогут понять, что я жив, здоров и еду в этом «опеле». Прошу Грету остановиться, даю правдоподобное объяснение: лучше, если ворота будут закрыты. Она соглашается со мной. Выхожу, напряженно всматриваюсь в окружающую темноту. Я хочу быть уверен, что мои действия увенчались успехом, что ребята поняли «сигнал». Улица по-прежнему пустынна и погружена в сонное безмолвие. Закрываю ворота и возвращаюсь на место.
Да, Грете, пожалуй, можно верить. Если бы она хотела, то уже могла бы отделаться от меня много раз.
— Вначале к Триумфальной арке, — строго приказываю я. — Но не гоните, чтобы не привлекать внимания.
Она уже меньше напряжена, я это чувствую. Пересекаем площадь Виктории. Трамвай выезжает из депо на площадь Штефана Великого, объезжает ее по кругу, чтобы направиться прямо по проспекту, который до сегодняшнего вечера еще носит имя фюрера.
Несемся по шоссе Киселева. Вскоре я вижу, что справа и слева по тротуару идут наши части. Они появляются, словно тени, из глубины кустарника обширного парка возле «Буфета» и в тишине выстраиваются. Дальше мы уже не встречаем никаких машин — ни обычных, ни военных.
— Это пехота? — неожиданно спрашивает меня Грета Делиус.
— Да, пехота…
— Думаешь, они направляются к мосту?
— По тому как они строятся, нельзя определить направление их движения. Но можно предполагать, что они направляются к мосту…
— Ты знаешь румынский?
Этот вопрос должен был задать я, но я забыл об этом подумать. А если остановят? Если нас спросят, на каком языке, черт меня побери, будем отвечать?
— А ты, Грета, знаешь?
— Я хорошо говорю… Я уже три года здесь.
— Ну-ка скажи что-нибудь.
— Я была в театре, смотрела там пьесу Ибсена. Это скандинавский драматург, — говорит она на моем родном языке.
Акцент ее выдает. Впрочем, в Румынии живут сасы и швабы, которые говорят с таким акцентом.
— Браво! Мне нравится… Неплохо… — хвалю я ее по-румынски.
Проезжаем мимо «Буфета». Пришло время дать инструкции моей спутнице. По-немецки, разумеется.
— Послушай, Грета… не сердись, что называю тебя по имени… После Триумфальной арки мы въезжаем в опасную зону. Не исключено, что нас остановят. И тогда нужно будет предъявить документы…
— Минутку, — прерывает Грета. — Если не ошибаюсь, какая-то большая машина следует за нами.
— Военная или обычная?
Радистка сосредоточенно всматривается в боковое зеркало. Что, интересно, она может разглядеть в такой темноте? Замаскированный свет фар?
— Вернемся к делу. Если нас остановят, говорить буду я… На всякий случай: ты из сасской семьи, твои остались в Снагове, ты едешь туда, чтобы быть вместе с ними. Поняла?
Опасный характер задания, судя по всему, ее не пугает. Она спокойно ведет машину.
— Это не военная машина. Обычный автомобиль, — сообщает она. — Шофер гонит, как ненормальный.
В этот момент «бьюик» Георге Браги проносится мимо нас. Я с трудом сдерживаю радостное восклицание. Значит, ребята, оставленные капитаном Деметриадом для наблюдения, меня видели и правильно поняли мои действия.
— Куда это он так мчится? — спрашивает Грета.
— Сам не знает куда, по мосту он все равно не проедет.
После Триумфальной арки я прошу ее еще сбавить скорость, смотреть повнимательнее, что делается на левой стороне дороги, и доложить мне, если заметит передвижение частей. За правой стороной наблюдаю я. Различаю в темноте красные точки папирос. Это, конечно, наши солдаты. Стоят в траве и курят.
— Я ничего не вижу, — говорит Грета.
— Зато я вижу…
— Что делать дальше?
— Видишь еще ту машину?
— Нет!
— Сразу после ипподрома остановись там, где я скажу. Выйдем из машины вместе. Ты спрячешься где-нибудь в кустах, неподалеку от машины, чтобы не терять ее из виду. Если появится румынский патруль, замри на месте. Слышишь? Только не беги. Жди, пока я не вернусь. Поняла? Я пойду к мосту, посмотрю, что там румыны делают.
Грета вздыхает и говорит мне неожиданно смягчившимся тоном:
— Ты храбрый, Курт… Иоганн тоже был хорошим солдатом фюрера, но после Сталинграда стал просто неузнаваем.
Я делаю вид, что не расслышал ее признания.
— Грета, будь на месте, чтобы я тебя нашел… Без тебя я не смогу передать Зигфриду информацию, а она ему необходима. Если что будет не так, или ты увидишь, что я попал в руки к румынам, возвращайся домой. Как? Придумаешь сама. А Зигфриду сообщи, что я, что бы ни случилось, не предам фюрера.
Мне нравится моя тирада, она звучит вдохновенно, но пора кончать болтовню.
— Тормози, — говорю я.
Тут же рядом густой кустарник. Он тянется до самого берега озера Херэстрэу. Прежде чем выйти из машины, я объявляю драматическим тоном:
— Что касается трагического конца твоего мужа, та версия, которую я им сообщил, остается в силе… Сердечный приступ! Даю тебе честное слово, что не выдам секрета.
Не знаю, производят ли на нее впечатление эти мои слова. Открываю правую дверцу и помогаю Грете выйти с этой же стороны, так что мы сразу оказываемся в кустарнике. Шагов через десять останавливаемся.
— Все ясно?
— У меня гораздо больше опыта, Курт, чем это кажется, — заверяет она.
— Я так и думал, Грета… Сверим часы… Если я не вернусь через сорок пять минут, значит, меня уже нет в живых.
— Желаю успеха, Курт! Я бы хотела, чтобы ты вернулся живым и невредимым.
Это звучит довольно искренне…
Выхожу на шоссе, бросаю еще один взгляд на Грету и бегу в сторону моста Констанца. Думаю, что там меня ждет не только Брага, но и кто-нибудь из штаба. Я должен выиграть время, как можно больше времени, чтобы срочно установить связь с капитаном Деметриадом, вместе с ним проанализировать создавшееся положение и решить, что предпринять дальше.
Бегу, с дыханием у меня все в порядке. В темноте различаю железнодорожный мост и думаю, что от меня, от моей смелости и способности мыслить сейчас многое зависит. Может быть, судьба одного сражения, этого моста, а может, и судьба столицы… Я еще не добежал до моста, когда неожиданно вижу «бьюик» Георге Браги. Он едет справа. А чуть подальше кто-то машет мне, подзывая к себе. Это капитан Деметриад. Позади него я различаю сержанта Думу. Я запыхался от бега, но, как дисциплинированный офицер, пытаюсь встать навытяжку, как положено по уставу…
— Оставь… — обезоруживает меня капитан, дружески улыбаясь. — Вначале отдышись!
Я несколько раз развожу руками, чтобы восстановить дыхание.
— Все! Разрешите доложить…
Капитан Деметриад отводит меня в сторону. Машинально открывает портсигар и подносит зажженную спичку.
— Докладывай! Слушаю, — говорит он после того, как я выпускаю несколько колец дыма.
Рассказываю подробно все, что произошло в доме Делиуса.
— Ты сориентировался, Косте, правильно. И правильно понял все значение моста. Как мы сюда попали, тебе ясно?..
— Ясно, господин капитан!
— Нужно подумать, как действовать дальше, чтобы тебе поверили.
Капитан курит, погрузившись в размышления. Я не нарушаю тишину ни звуком, ни жестом.
— Чтобы тебе поверили, — продолжает капитан свою мысль, — лейтенант Курт Грольман должен вернуться во вражеский лагерь… Если ты передашь Герштенбергу, что здесь нет никакой артиллерии, а мы встретим их колонну артогнем, то героизм Грольмана гроша ломаного стоить не будет. А если сообщить правду, то неожиданность нашей контратаки пойдет псу под хвост… — Капитан пристально смотрит мне в лицо: — До сих пор ты действовал отважно, Косте… Ситуация очень неясная… Это касается расположения и наших сил, и немецких между Бухарестом и Плоешти… Зенитные батареи оказались, как говорится, на ничейной земле. Арсенал в Тунари тоже в драматическом положении. С рассветом эти неясности выяснятся… Многое, очень многое зависит от того, как разыграются события на мосту. Не забывай, что телефоны на постах жандармерии вдоль шоссе не обнаружены и функционируют. Так что пользуйся при случае. И еще запомни: в Тынкэбешти введен в действие секретный пост наблюдения и оповещения генштаба. Чтобы выйти на связь со мной, можешь к ним обратиться. Пароль: «Я от Караджи». Отзыв: «От Караджи-Воды или от Караджи-адвоката?» — «И от того и от другого». Запомнил?
— Да, господин капитан.
— Мой долг — обратить твое внимание: ты будешь действовать в форме немецкого офицера на территории, где обстановка очень неясная, а потому существует опасность, что наши могут тебя подстрелить…
Он выдерживает паузу, чтобы еще больше меня заинтриговать, и я с нетерпением ожидаю, какое решение он мне предложит по поводу удовлетворения просьбы генерала Герштенберга. Капитан Деметриад бросает взгляд на часы. Закуривает еще одну папиросу. Я отказываюсь — в горле у меня и так пересохло.
— С Зигфридом мы поступим следующим образом… так, чтобы не испортить тебе биографию, господин Грольман…
Я навостряю уши и невольно думаю о Грете: ждет ли она меня? Попаду ли я еще раз на это место? Только бы никто не наткнулся на эту машину или на нее…
Грету я нахожу там, где оставил. Она хорошо спряталась в прибрежном кустарнике. Увидев меня, она быстро поднимается на ноги, на лице ее написана сдержанная радость. Она выглядит как солдат, который прошел огонь и воду и медные трубы и которого жизнь многому научила.
— Едем домой? — спрашивает она.
— Да, и притом быстро.
Она разворачивает машину и выжимает скорость. Немного позже со вздохом признается: