Я снова вспоминаю жену Владу. Она в гарнизоне больше восьми месяцев. И не нужно быть большим психологом, чтобы понять, что эта девушка из Констанцы, столь внезапно явившаяся из пены морской к одинокому Михаю Владу, с большим трудом выдерживает нелегкие условия относительно изолированного военного городка. Конечно, эту затянувшуюся акклиматизацию можно объяснить тем, что она не нашла себе работы в городке Н., что в сорока километрах от нашей части. Пока не нашлось места, отвечающего ее желаниям. И не потому, что у нее какая-то немыслимая профессия, а потому, что, окончив экономический лицей, она убедила себя в том, что работать она должна все равно где, но только в бухгалтерии. Ее, например, не устраивает место кассирши в магазине или, скажем, продавщицы. Я ее не осуждаю: каждый человек имеет право устраиваться где лучше. Но Роксана приехала сюда не из деревни, а из оживленного курортного портового города. Возможно, что она и капризничает, я не в курсе их дел.
Перед корпусом «С», где живут супруги Владу, играют в какую-то игру мальчишки. Те, что постарше, отдают мне честь. Это мне льстит. Медленно поднимаюсь на четвертый этаж. Роксана явно стояла и смотрела в окно, потому что встречает меня на пороге квартиры. Я неловко ее приветствую, притворяясь веселым. Она отвечает едва слышно. Бледное озабоченное лицо, измученное бессонницей. Моя наигранная веселость здесь не к месту. Роксана приглашает меня в комнату, указывает на стул. Сажусь, пораженный ее состоянием. Она, по-видимому, в отчаянии и, наверное, не спала.
— Товарищ майор, я даже не знаю, как начать… — Она опускается на стул. — Я умираю со стыда. Никогда не думала, что Михай устроит мне что-либо подобное. Правда, мы поссорились… хуже, чем всегда. Но я не думала, что он уйдет, бросит меня! Мне так стыдно, товарищ майор…
Глаза ее наполняются слезами, она встает, идет к шкафу и вытаскивает носовой платок. Возвращается окаменевшая, с опущенными глазами. Ждет, что я скажу, но я чувствую себя скованно.
— Почему ты решила, что он ушел? — наконец с трудом выдавливаю я из себя.
— Мы страшно поссорились… и наговорили друг другу всякого. — Роксана отворачивается, чтобы промокнуть глаза вышитым носовым платочком, и, внезапно разозлившись, комкает его в кулаке. — Он замахнулся на меня… А когда хлопнул дверью, дрожал от злости. И в таком состоянии он сел за руль, товарищ майор. Я боюсь… вы понимаете? Как бы чего не случилось…
Тут уж и я забеспокоился. Несколько лет назад Владу купил себе «Дачию-1300» Машину он водил хорошо, и большие скорости его не смущали, но мало ли что бывает на дорогах. Так что Роксана имела все основания для волнений.
— Так вот, он уехал и до сих пор не вернулся!
— Он и в часть не приехал, — добавляю я, и невольно на ум мне снова приходит воспоминание об этом неясном случае с призрачным «мерседесом».
— Капитан Буду и мне сказал, что Михай не явился на полеты. Поэтому я и позвала вас. Мне очень страшно, товарищ майор, как бы не случилось несчастья… непоправимого несчастья… Если бы его видели! Он на себя был не похож… Я, конечно, тоже виновата, я не отрицаю.
Она плачет. Ее лицо — воплощение наивности, и, глядя на нее, можно подумать, что ей не двадцать пять лет, а шестнадцать.
О возможности несчастного случая на дороге я уже думал, хотя… нет, нет! Владу очень хорошо водит машину. Я знаю это по собственному опыту — много раз ездил с ним в машине, много километров мы вместе отмахали, и я всегда отмечал его точную реакцию и самообладание. Но что правда, то правда — иногда он гнал машину на большой скорости.
— Да, мне кажется, что-то случилось… — Роксана бросает на меня отчаянный взгляд, и я пытаюсь без особой, правда, убежденности ее успокоить.
— Нам сообщили бы, если что…
— Он очень на меня рассердился и не хотел больше со мной оставаться, — говорит, мучаясь, Роксана. — Но почему он не явился на полеты?
Тоже верно. Логично. Однако, пока вопрос не прояснился, я обязан успокоить эту жительницу Констанцы, черноморку, вошедшую в жизнь старшего лейтенанта Михая Владу из пены морской.
— Он уехал из дому в форме?
— Да, в форме, — подтверждает она и смотрит на меня удивленно.
— Вот видишь, — пытаюсь я отвлечь ее от мысли о несчастье. — Если бы произошла дорожная авария, нам бы наверняка сообщили. Ведь так?
Роксана утвердительно кивает, и ее взгляд скользит в сторону. Я доволен тем, что подал и ей, и себе хоть крошечную надежду, и добавляю:
— Так ты говоришь, он уехал разъяренный… Кто знает, куда скрылся зверь, чтобы зализать раны… Появится он, увидишь, и мы его возьмем в оборот…
Не знаю, что бы еще можно было добавить. Я поднимаюсь, произношу еще несколько фраз из вежливости. Заверяю, что, как только у нас будут какие-нибудь известия, сразу же ей позвоним.
— Давай держись! А потом, если не возражаешь, сядем и втроем обсудим вашу семейную жизнь. Согласна? Ну ладно, до свидания.
Роксана улыбается мне. Наверняка хочет таким образом поблагодарить меня, но улыбка у нее выходит вымученная. Она провожает меня до дверей и на прощание заверяет, что будет его ждать и сразу же сообщит нам.
ВОТ И ПЕРВАЯ ГИПОТЕЗА
Когда я спускаюсь на третий этаж, дверь квартиры, где живет семья лейтенанта Мариуса Грама, неожиданно открывается и навстречу мне выходит Лика Грама. Я здороваюсь, она отвечает и, к моему удивлению, говорит мне:
— Может, зайдете на минутку, товарищ майор?
Как отказаться от такого приглашения? Женщина ждет ребенка. Скоро население нашего городка увеличится на одного человека.
— Товарищ майор, я знаю, что вы идете от Роксаны Владу, — говорит мне Лика Грама, когда я вхожу в столовую. — Это я посоветовала ей позвонить вам.
Я и здесь стараюсь не выказать беспокойства — все обращаю в шутку, дружески грожу ей пальцем:
— Так это ты меня вытащила?
— Товарищ майор, то, что у них там происходит, между Михаем и Роксаной, нехорошо…
Я становлюсь серьезным. Мне известно, что Лика Грама — единственная из жен офицеров, с которой у Роксаны добрососедские отношения. Это и неудивительно. Они ровесницы, в одно и то же время примерно вышли замуж. Красавицей Лику не назовешь, хотя она и не дурнушка. Беременность ее красит, несмотря на пятна на лице.
— А что там у них? — Это меня действительно интересует.
— Михай как с ума сошел, правда. Все время его крик слышу.
Лика Грама поднимает глаза к потолку, к квартире, откуда ей обычно слышна перебранка супругов Владу.
— Найдите Роксане работу, у нее столько свободного времени, что она просто не знает, куда себя девать.
— А я разве не пробовал? — отвечаю я. — Я же ей предлагал несколько мест. Она отказалась.
— Значит, не то предлагали, — смело отвечает Лика Грама. — Она же специалист и хочет быть равной мужу.
«Если бы мы были в состоянии находить идеальные решения всех проблем», — думаю я.
— Ты считаешь, в этом основная причина их взаимного непонимания?
— Убеждена… Мне очень жаль Роксану.
Мне становится смешно, но я сдерживаюсь. Почему это, здрасте-пожалуйста, я должен заниматься всякими семейными неурядицами, когда у меня своих дел полно?! Я как-никак офицер контрразведки, а не исповедник.
— Все будет хорошо! — говорю я.
— Вы так думаете? — недоверчиво спрашивает Лика Грама. — Роксану терзают черные предчувствия. Как бы чего не случилось… Несчастный случай… или он…
Она смущенно замолкает, не закончив фразу. Делает несколько шагов вперед к стеклянной горке, где красуются выстроенные в ряд, как в магазине, многочисленные фарфоровые безделушки.
— Или он… что?
Лика Грама поворачивается лицом ко мне, несколько минут меня изучает и, наконец, решается:
— Михай несколько раз грозил ей, что покончит с собой… и вчера, прежде чем уехать, тоже…
Я уж не знаю, что и думать. Идея самоубийства настолько же чужда психологии и физиологии летчика, насколько она несовместима с характером самого Владу. При всем своем желании я не могу принять слова Лики всерьез. Невольно улыбаюсь:
— Владу не тот человек, чтобы покончить с собой. С чего бы это?
— Из-за семейных неурядиц! — Лика поражена тем, что я не в состоянии постичь глубину личной драмы в семействе Владу.
— Каждая молодая семья переживает свои трудности…
Если бы в эту минуту меня услышала моя собственная жена, она наверняка не удержалась бы от иронического вопроса, с каких это пор я стал таким мудрецом.
— Однако Михай уехал и до сих пор не вернулся.
— Да, и за этот свой поступок он еще ответит.
Внезапно мне кажется, что Лика Грама смотрит на меня чуть-чуть иначе; нет в ее взгляде безграничной веры в мой здравый смысл. Я не успеваю выразить недоумение, как она меня опережает:
— На вашем месте, товарищ майор, я бы внимательнее относилась к женским предчувствиям.
— Если бы что-то, упаси бог, случилось, — говорю я, машинально бросая взгляд на часы, — я бы уже давно знал об этом. Разве не так?
Лика Грама вежливо улыбается, как и положено разумной хозяйке дома, и говорит:
— Извините меня, пожалуйста, за то, что я отняла у вас столько времени.
— Ну что ты, что ты, я с огромным удовольствием… — Уже подойдя к дверям и даже открыв их, вспоминаю: — Ты знаешь, было бы неплохо… одним словом, пока все это не выяснится, не давай Роксане скучать, отвлеки ее как-нибудь.
Лика опускает глаза и кивает в знак того, что прислушается к моему совету, но выражение лица у нее остается ироническим. И только спускаясь по лестнице, я начинаю соображать, как бестолково вылез к с этими своими советами: уж такую-то простую вещь мог бы понять — Лика не оставит в такой ситуации в одиночестве свою соседку с верхнего этажа.
На улице дети, увидев меня, прекращают игру и начинают наблюдать, как я взгромождаюсь на велосипед. Я благодарю их за то, что присмотрели за моим транспортом. Один из сорванцов кричит:
— Дяденька, мы тоже на посту!
Полеты уже начались: самолеты взлетают один за другим. Это поднимается в воздух эскадрилья капитана Буду. Из-за отсутствия по неуважительным причинам старшего лейтенанта Владу она не