Полковник Мареш все время что-то подозревает, хочет до чего-то докопаться. Его что-то раздражает, и наверняка если бы он не курил одну сигарету за другой, то взорвался бы. Может, тогда бы я понял, что является причиной его скрытого раздражения.
— Чей это может быть вклад? Кто вложил деньги — Роксана или Владу?
— Я считаю, — вмешивается прокурор своим мальчишеским голоском, — более существенным будет вопрос, откуда у супругов Владу такая большая сумма? Могли они получить ее в подарок на свадьбу?
— Нет, это произошло позже.
— Почему они прятали сберкнижку? — восклицает полковник, которого опять начинают грызть какие-то подозрения.
— Это как раз довольно обычно, — успокаивает нас прокурор. — Ведь она с кодом.
— Разрешите доложить, товарищ полковник? — Это майор Плопяну, понятой.
Мы все заинтересованно поворачиваемся к нему. Он хочет встать и доложить, как положено по уставу, но полковник его останавливает:
— Сиди, сиди!
— Разрешите доложить, — начинает майор, — я слышал, о чем вы говорили…
— Пожалуйста, пожалуйста, товарищ Плопяну, говорите.
— Этот вклад с кодом на предъявителя мог сделать кто-то другой, а вовсе не супруги Владу… Я знаю, как это делается. Деньги могут быть вложены любым лицом, которое знает номер счета и код. Чтобы получить деньги с такого счета, не нужно предъявлять паспорт, достаточно назвать код.
Полковник бросает вопросительный взгляд на прокурора.
— Да, это так, — подтверждает тот. — Товарищ майор прав. А раскрыть данные, связанные с операцией, банк может только по специальному запросу прокуратуры. Он обязан хранить тайну, так что пока нам остается только приложить к протоколу обыска эту сберкнижку.
На этом обсуждение вопроса заканчивается, а сберкнижка кладется туда же, куда и открытка. В тяжелом молчании мы приступаем к продолжению обыска. Я снова листаю и встряхиваю книги. Эта чертова сберкнижка и меня вывела из равновесия. Даже если вклад сделал какой-то мистер Икс, и эти 50 тысяч лей вовсе не принадлежат ни Владу, ни Роксане, как эта сберкнижка попала к ним? Может быть, действительно — это свадебный подарок? Но свадьба была осенью 1979-го, а вклад сделан в 1980 году. Почему на предъявителя, с кодом? Однако вклад с кодом — это вполне законная форма вклада в государственный банк. Имеют ли они право ею воспользоваться? Имеют. А кто знает, может, это сбережения Матея Диникэ, а он отдал Роксане сберкнижку на хранение… Почему бы и нет? Вполне естественно. Ну а если… Хм! Как это не пришло мне в голову раньше? Ведь неизвестный ночной посетитель приходил-то, наверное, как раз за этой сберкнижкой! Но не повезло ему — наткнулся на меня. Я уже хочу сообщить свою догадку остальным, но в этот момент сзади я слышу хриплый возглас полковника — он зовет нас к себе:
— Товарищ прокурор!.. Фэникэ!.. Понятые!.. Пожалуйста, подойдите все ко мне.
Из кухни выходит прокурор. Плопяну и Манчу ждут, чтобы я подошел первый. Как только я делаю первый шаг, они тоже поднимаются со стульев, бледные, как будто одновременно почувствовали приступ морской болезни. По горящим щекам и глазам полковника я вижу, что он нашел что-то интересное.
— Посмотрите-ка на этот китель!
Мы смотрим. На тахте разложены три форменных кителя Владу, снятые с вешалок. Желтый от никотина палец полковника Мареша указывает на третий китель, только что вынутый из шкафа. Многозначительно улыбаясь, он вынимает вешалку и поднимает форменный китель в воздух, как это делают уличные старьевщики, расхваливая свой товар.
— Да подойдите ближе! Не смущайтесь! Товарищ прокурор, пощупайте углы лацканов… под петлицами…
Прокурор, не понимая причины такого возбуждения, бросает на меня отчаянный взгляд, как будто хочет позвать на помощь, после чего безропотно выполняет приказ: кончиками пальцев ощупывает углы лацканов, сначала несмело, потом увереннее.
— Ну как, чувствуете?
В вопросе полковника Мареша слышатся и взволнованность, и удовлетворение.
Прокурор, напротив, выглядит растерянным, но я не знаю, как ему помочь.
— А, вот в чем дело! — восклицает внезапно полковник. — Пощупайте углы лацканов на моем мундире, товарищ прокурор, и сразу поймете разницу. Ну, смелее!.. Видите? Есть разница? Чувствуете?
Прокурор послушно выполняет то, что ему предлагают. Глаза его загораются, щеки розовеют. Он снова и снова ощупывает мундир Владу.
— Ну, товарищ прокурор, каково ваше мнение? Есть разница?
Представитель военной юстиции явно что-то обнаружил. Он обводит нас взглядом:
— Да… чувствую… что-то круглое… как монета… — Он продолжает изумленно сдавливать пальцами острые углы лацканов.
— Вот именно, — соглашается полковник и уточняет: — Чуть потоньше, чем монета… В обоих углах, верно?
— Да, да, в обоих!
Мы все по очереди прощупываем углы, сдавливаем их пальцами — сомнений нет: в каждом лацкане под петлицей спрятано что-то плоское, круглое.
— Найдется в этом доме какое-нибудь лезвие? — спрашивает полковник драматическим голосом. — Фэникэ, дорогой, поищи!
Я иду в ванную и возвращаюсь с лезвием. Полковнику Марешу снова предоставляется повод продемонстрировать ловкость рук: он надрезает лацкан не хуже заправского портного. Мы затаив дыхание следим за движениями его пальцев.
— Да-а, товарищи, — говорит он. — Все правильно. Смотрите, микрофоны. Миниатюрные микрофоны.
У меня перехватывает дыхание. Я на время как бы выпадаю из окружающего мира, хотя взгляд мой остается прикованным к двум черным «пуговицам», вынутым из лацканов кителя старшего лейтенанта Владу.
Из прострации меня выводит полковник Мареш:
— Продолжаем, товарищи! — Он охвачен какой-то грустной радостью. — В конце все впишем в протокол, а микрофоны вместе с мундиром отдадим экспертам. Пусть и они поработают.
Подавленный, я возвращаюсь к книжным полкам. По специальности я офицер контрразведки. Правда, всего лишь на уровне части. На многочисленных курсах я, конечно, знакомился с новейшими достижениями шпионской техники, однако и вообразить не мог, что в один далеко не прекрасный день мне представится случай столкнуться с чем-то в этом роде в моем собственном гарнизоне.
Три улики, три вещественных доказательства (судя по всему, между ними есть какая-то связь): открытка, высланная из ФРГ на имя Матея Диникэ, но находящаяся в доме военного, сберкнижка на предъявителя с кодом (откуда такая сумма у офицера, который недавно устраивал недешево ему стоившую свадьбу?) и, наконец, микрофоны.
Я с ожесточением перелистываю одну книгу за другой. Свидетели наблюдают за мной с удвоенным вниманием. Теперь я уже не могу не связать, как бы этому мысленно ни противился, побег Владу из гарнизона и из дому с предметами, найденными при обыске. Да, теперь уже вполне естественно и логично выглядит ночная попытка неизвестного проникнуть в квартиру Владу. Не приходится сомневаться, что он намеревался забрать мундир с микрофоном или сберкнижку, короче — было что забрать. Возможно, мы еще не все знаем. Был ли это сам Владу? Все во мне восстает против такой мысли. И вдруг я вспоминаю еще одно: «мерседес»! Этот таинственный «мерседес», о котором Владу подал мне рапорт еще летом 1979 года… Не была ли уже тогда поставлена ловушка на «одинокого летчика»? Не попался ли он уже тогда? Может, именно этим объясняется то, что он уже ничего больше не сообщал о «мерседесе»?
Пока идет обыск — а он растянулся больше чем на три часа, — мысли мои вращаются в замкнутом круге.
Что же мы имеем? Значит, наша часть в этот момент стоит перед фактом не только дезертирства, но и шпионажа?
По сигналу полковника Мареша мы переходим к составлению протокола. Это область действий прокурора. Он усаживается за столом в гостиной и принимается писать. Ничего нового мы не нашли. Ничего, кроме этих трех улик.
Шеф отзывает меня в сторону и, не вынимая изо рта дымящейся сигареты, шепотом говорит:
— Фэникэ, дело плохо. Если были микрофоны, то должен быть и приемник. Это и козе понятно. И несомненно, такой же миниатюрный, как и микрофоны. А мы его не нашли… Этого нельзя так оставить.
— А может, он носил его с собой?
— Не исключено, — соглашается шеф, — но все равно надо искать… Теперь мы просто обязаны спросить себя, а вернее говоря, ответить: с какого времени точно началась измена Владу?
Последние слова, вопреки очевидным фактам, больно режут мне слух.
— Владу исчез из гарнизона. Почему? Это абсолютно неясно. Какова причина? Ведь ни я, ни кто другой его не подозревал.
Полковник Мареш испытующе сверлит меня глазами сквозь дым сигареты.
— Мне кажутся правдоподобными две версии. Возможно, Роксана, о чем-то догадалась, и это явилось причиной их ссор. Теперь мне кажется естественным, что Роксана после бегства Владу не решилась раскрыть нам правду. А вторая версия… — Полковник останавливается на минуту, чтобы бросить взгляд в сторону гостиной, где вовсю строчит прокурор в присутствии двух понятых, и спрашивает меня: — Владу участвовал в учениях десять дней назад?
— Да.
— Он ведь был и на подведении итогов, — припоминает полковник. — Ты можешь представить себе ценность записей, которые он сделал при помощи этой аппаратуры? Он, видимо, счел, что эта последняя акция дает ему право смотаться… Учти, это просто гипотеза, — пытается пошутить полковник, довольно, впрочем, неловко.
— Если принять эту версию, то спрашивается, зачем ему было сматываться с таким шумом? Он же должен был понимать, что мы на это сразу обратим внимание.
— Была какая-то важная причина. Что-то его заставило поспешить… Я думаю, что Роксану он тоже заставил сбежать… Он так спешил, что даже махнул рукой на китель с аппаратурой и на сберкнижку…
Прокурор заканчивает писать протокол и приглашает нас в гостиную прослушать текст и подписать его. Все верно и точно, и мы по очереди подписываемся.
Неожиданно звонит телефон. Несколько секунд стоит гробовая тишина. Полковник дает мне знак поднять трубку. Я это делаю без удовольствия. Если сейчас раздастся голос Владу, смогу ли я сдержаться? Звонят из дивизии. Я передаю трубку полковнику.