— Эй, Фэникэ, спишь, что ли? — окликает меня Стойка, не снимая шлема.
Я возвращаюсь к реальности из мучительных дебрей размышлений.
— А чем еще может заниматься такой старый солдат, как я? — отвечаю я ему вопросом на вопрос.
— Сейчас пойдем на посадку! — говорит он. — Самое большое в мире удовольствие — это сидеть за штурвалом «стрекозки»! — подзадоривает он меня.
— Иди ты к черту! — Я уже смирился со своей судьбой и не злюсь.
Стойка смеется и ведет «стрекозу» вниз, на посадку. Под нами красивое здание аэропорта Когэлничану, похожее сверху на разноцветные кубики.
Майор Лучиан Визиру понравился мне сразу же, стоило только его увидеть. При моем появлении в его кабинете он поднимается мне навстречу и дружески приветствует меня. С тем ужасным образом толстяка-коротышки, который нарисовало мое воображение во время полета, у него нет ничего общего. Брюнет с легкой сединой на висках, он сразу покоряет меня своей открытой дружеской улыбкой. Вид у него даже более спортивный, чем у меня, а я все же ежедневно хожу на физподготовку для летчиков. Он не курит, и это особенно меня к нему располагает. Вместо сигарет он с каким-то детским удовольствием посасывает ментоловые леденцы.
— В наше распоряжение отдали этот кабинет, — говорит он, — но я надеюсь, что мы не будем злоупотреблять гостеприимством инспекции.
Я оглядываюсь. Мебель весьма скромная: два письменных стола, несколько стульев, сейф, на стенах картины с морским пейзажем, нарисованные кистью какого-нибудь сверхсрочника-любителя. Единственное окно с простой шторой выходит на улицу.
— Садись! — приглашает меня майор, подвигая в мою сторону коробку леденцов.
Что ж, я не отказываюсь, кладу в рот леденец, и мы усаживаемся за письменным столом друг против друга.
— Мне звонил полковник Мареш, — начинает он первым, — чтобы ознакомить с результатами обыска. Эти микрофоны в кителе — просто-таки сенсация.
Я тяжело вздыхаю и прикрываю рукой глаза, как от слепящего света.
— Ты что вздыхаешь? Душно? Или переживаешь? — хитро улыбается майор Визиру.
— Переживаю, — говорю я и, чтобы подтвердить свои слова, вздыхаю еще раз. — Микрофоны мы нашли, а записывающего устройства нет.
— Он его с собой мог взять. Оно тоже миниатюрное, и его нетрудно спрятать. Открытка у тебя с собой?
Я открываю портфель: там лежит папка с кое-какими заметками и пачка писчей бумаги, чтобы было на чем писать. Протягиваю майору открытку. Он берет ее, внимательно рассматривает.
— Красиво делают, черти, — говорит он наконец.
Прочитав текст, написанный Мирчей Василою, он тоже не обнаруживает в нем ничего подозрительного и с удовольствием рассматривает феерические огни Гамбурга, не забывая подбрасывать в рот леденцы.
— И открытка, и текст — самые обычные. — Он смотрит мне в глаза. — Сдается мне, что эта находка вас заинтриговала. Почему?
— В квартире военного летчика открытка из ФРГ не очень-то уместна, — говорю я без особого, впрочем, убеждения.
— Почему же? — удивляется майор. — Румынский моряк послал ее своему приятелю, а приятель оказался братом жены Владу.
То же самое я говорил себе уже сто раз, но это-то как раз меня и раздражает.
— Как почему? — Я начинаю ни с того ни с сего влиться. — Ты знаком с моим начальником?
— Лично — незнаком… Слышал, как он выступал на одном из совещаний.
Чувствую, как краснею при мысли, что человек, с которым я только что познакомился, может неправильно истолковать мой вопрос. Надо постараться выразить свою мысль поточнее.
— Полковник Мареш не привел никаких аргументов, когда говорил об открытке. Он интерпретировал этот факт так, будто открытка была послана из-за границы, но предназначена не для брата Роксаны Владу. Поэтому Михай Владу должен был сразу доложить о получении открытки. Я хорошо знаю своего начальника. Если у него нет непосредственных аргументов для обоснования своих подозрений, он употребляет обычно формулировку «давайте проверим».
Лучиан кладет открытку на стол, еще какое-то время любуется ею на расстоянии, а потом заявляет:
— Я бы тоже не отказался побродить по Гамбургу. Красивый город. А ты знаешь, в спецлитературе написано, что пресловутый адмирал Канарис разместил здесь мощный центр, откуда получала задания резидентура в Англии и Скандинавских странах… Думаю, что указание полковника нужно понимать следующим образом: любая деталь, вызывающая хотя бы тень подозрения, должна быть проверена самым тщательным образом, прежде чем будет «списана».
— Хорошо, но в этом конкретном случае что мы должны проверить? — Я задаю этот вопрос скорее для того, чтобы выяснить, как этот Визиру соображает. — Ведь открытка адресована и не Владу, и не Роксане, и ее получатель лишь случайно, как ты выразился, является шурином Владу.
— С которым мы здесь и поговорим на эту тему. Не возражаешь против такой инициативы?
Полковник Мареш с самого начала предупреждал меня, что в Констанце «командовать парадом» будет майор из управления. Вполне естественно. Мы, собственно говоря, выполняем свои функции в основном в пределах гарнизона. Только уж в редких случаях… Я, честно говоря, предпочел бы таких случаев вообще не иметь. Чтобы не выглядеть в глазах столичного майора ограниченным провинциалом или, хуже того, снобом, говорю:
— Я здесь для того, чтобы тебе помогать. Дай-ка мне еще конфету.
Мой собеседник протягивает мне свою коробку с леденцами, радостно улыбается:
— Ты знаешь, люблю, когда кто-нибудь подключается к моей борьбе против курения с помощью мятных леденцов. Бери, дорогой, не стесняйся!.. Так вот… Мы с тобой оба одного и того же мнения: в квартире Владу случилось что-то серьезное, не так ли? В процессе работы вы наталкиваетесь в квартире Владу на нечто такое, что вызывает у вас подозрения. Правда, весьма туманные, не вполне поддающиеся объяснению. В подобной ситуации следователь должен внимательно изучить улику, «очистить ее от примесей», выставить на яркий свет, и только после этого можно сказать, насколько эти подозрения обоснованны. Одним словом, провести тщательную проверку. Вы обнаруживаете открытку, и я пытаюсь понять, что вынудило полковника Мареша просить нас заняться ею. Возможно, его поразило то, что в доме его офицера нашли открытку из ФРГ. В первую минуту, думаю, его это заинтересовало в высшей степени. Разумеется, тем, кто не знает, что в некоторых западных армиях личному составу запрещено совершать поездки в социалистические страны или переписываться с их гражданами, реакция полковника может показаться странной. Однако с этой открыткой все как будто в порядке, и все же есть что-то неуловимое, что требует прояснения. Это могло бы означать…
Стук в дверь прерывает нашу беседу. В кабинет входит молодой человек лет тридцати. Он так элегантен, будто сошел с витрины дома моделей. Он вытягивается по-уставному, но не успевает ничего доложить. Майор Визиру представляет его:
— Лейтенант Дэнилэ. Познакомьтесь, пожалуйста. Нам его прислали в помощь, как человека знающего…
Я пожимаю руку лейтенанту. Его ответное рукопожатие крепкое, энергичное. Это мне нравится.
— Ну как, вы нашли Матея Диникэ? — интересуется Визиру.
— Да, я нашел его. Он должен явиться сюда в 14.30, как вы назначили. С вашего разрешения я могу им заняться.
— Нет-нет, им займется дежурный офицер, а для вас у меня есть другое дело… более специфическое… Будьте добры, поезжайте в управление порта и узнайте, действительно ли торговое судно «Дунай» стояло на якоре в Гамбургском порту 16 июня этого года. Если да, то, прошу вас, попросите список команды: нас интересуют члены экипажа по имени Мирча. Их, наверное, наберется не слишком много… Как, это возможно?
— Так точно, товарищ майор! Возможно или нет, но приказ есть приказ. И он будет выполнен!
Молодой офицер четко разворачивается через левое плечо и закрывает за собой дверь. Я невольно улыбаюсь.
— Что тебя так забавляет?
— Да ничего… Восхищаюсь молодостью этого лейтенанта. Его гражданский костюм как-то не вяжется с военной выправкой. Я думаю, что офицер контрразведки в штатском может легко раскрыть себя уже одним этим. По-моему, во время обучения не следует так уж закреплять эти сугубо военные навыки.
Визиру задумывается. Конфета замирает у него за щекой. Изучающий взгляд останавливается на мне.
— А знаешь, ты, пожалуй, прав, — признает он. И сразу вспоминает, что появление лейтенанта Дэнилэ прервало наш разговор на тему открытки из Гамбурга. — Итак, мы должны начать проверку, на которой настаивал полковник Мареш. Дэнилэ добудет в управлении порта необходимые нам данные. После чего попросим Матея Диникэ объяснить нам, как присланная ему открытка оказалась дома у Роксаны, кто такая Бобо, кто такая Мирела.
— Мы имеем право сделать так?
— Да нет, я же сказал — попросим. Я лично не думаю, что это понадобится. Отправитель, получатель — все как будто ясно, но у нас есть указание полковника Мареша… — Он смотрит на часы. — А не сбегать ли нам пока в столовую? Гость наш еще не явился… Пожалуй, успеем. Я что-то проголодался, а ты?
— Я-то голоден как волк! Меня даже леденцы не спасают.
НЕОЖИДАННЫЙ ЗИГЗАГ
Матея Диникэ, брата Роксаны, я узнаю сразу. Он выглядит так же, как и на свадьбе Владу. Он появляется точно в назначенное время, свежевыбритый, распространяющий вокруг себя почти неуловимый запах одеколона «Табак», как и положено ответственному сотруднику управления туризма на Черноморском побережье.
— Майор Лучиан Визиру, — представляется мой коллега и добавляет, показывая на меня: — Майор Атанасиу.
Матей уважительно улыбается:
— С майором Атанасиу мы познакомились давно, еще когда я был в гарнизоне на свадьбе Роксаны.
Мне приятно, что он меня не забыл. Но я молчу из соображений тактических и отчасти педагогических. Как ни странно, майор Визиру меня интересует в гораздо большей степени, чем Матей Диникэ. Причина проста. Я уже упоминал ее. До этого случая с «одиноким летчиком» моя деятельность распространялась только на территорию гарнизона и городка, в котором мы живем и работаем. Впервые мне представилась возможность сотрудничать с офицером из Бухареста, из управления, с человеком, чей оперативный опыт наверняка был гораздо обширнее и глубже, чем мой собственный. Одним словом, хотелось бы посмотреть на него в действии. Как он возьмется за Диникэ? Мне, если говорить честно, было бы трудно начать издалека, дипломатически и постепенно подвести его к событиям, которые произошли с Роксаной и Михаем. Я бы уж наверняка в самом начале сморозил какую-нибудь глупость, спугнул бы его, и весь этот разговор мог бы пройти впустую. Поэтому теперь я восхищаюсь непринужденностью, с которой Визиру ведет этот нелегкий разговор. Каждым жестом, каждым словом майор дает понять брату Роксаны, что ему многое известно. Это прекрасное представление, своеобразный спектакль, с полным, впрочем, уважением к человеческому достоинству собеседника.