казательствами шпионской деятельности вашего бывшего зятя.
Из кармана кителя на свет божий появляются два миниатюрных микрофона. У Диникэ не выдерживают нервы, и он спрашивает сдавленным голосом:
— Что это?
— Ваша сестра была права! Она случайно обнаружила, что муж ведет преступную деятельность: это миниатюрные микрофоны… японского изготовления… Владу зашил их в углах лацканов, под петлицами.
Майор по-хозяйски раскладывает на письменном столе китель, микрофоны, сберкнижку.
— Господи! — безнадежно шепчет Диникэ. — Владу был шпионом?! Нет, нет, не могу в это поверить!.. Хотя понимаю, что эти предметы доказывают его виновность… Боже…
Нужно сказать, что даже на меня этот парад-алле производит впечатление.
— Мы нашли даже кое-что… кое-что из вещей, принадлежащих вам.
— Мне?! — немедленно и в крайнем изумлении реагирует Диникэ. — Книги, может быть…
— Нет-нет, это открытка из Гамбурга.
Лучиан Визиру протягивает ему открытку и занимает свое место за письменным столом. В мою сторону он даже не смотрит. Полностью игнорирует меня. Как будто меня вообще здесь нет. При виде открытки на лице брата Роксаны появляется грустная, покорная улыбка. Не дожидаясь вопроса, он говорит:
— Да, это моя открытка… Я читал какой-то роман — уж не помню, что именно, — и открытку использовал вместо закладки. Я его не успел дочитать, Роксана взяла книгу себе примерно месяц назад, а то и раньше. Они тогда приезжали ко мне вместе с Владу.
— Если хотите, можете забрать свою книгу.
Интересно, получил ли Визиру ответ из управления порта? Почему он мне ничего не сказал? «Ну и черт с тобой», — думаю я, переключая свое внимание на Диникэ, который продолжает говорить:
— Я бы хотел, если это возможно, получить в свое распоряжение все вещи, оставшиеся после сестры!
— Конечно. Закон вам дает такое право, — успокаивающе кивает Визиру, а поскольку Диникэ уже положил открытку на стол, майор берет ее в руки, восхищенно любуется ночной иллюминацией Гамбурга, после чего все с тем же восхищением переворачивает открытку, бросает мимолетный взгляд на текст и кладет обратно на стол. — Как это замечательно — путешествовать, своими глазами видеть мир! К сожалению, ни у меня, ни у моего коллеги, майора Атанасиу, — в этот момент он даже не удостаивает меня взглядом, — не было возможности слишком часто выезжать за границу… Гамбург… Марсель… Касабланка… Порты, известные всему миру!
Диникэ улыбается второй раз за время сегодняшнего разговора — это короткая и горькая улыбка — и говорит:
— Для того чтобы их увидеть, нужно быть моряком, как Мирча Василою — мой друг детства.
— Жизнь моряка тоже нелегка… Днем и ночью у тебя перед глазами одно и то же — волны, небо и снова волны… Да, эта профессия полна опасностей и лишений… Мне нравится, как он написал о том, что не поддается обманному сверканию портовых огней. Он разбирается в жизненных противоречиях. Как хорошо он тут вот написал… — Визиру берет со стола открытку и читает: — «Порт и город живут тяжелой, трудовой жизнью… Во всех портах нас больше всего поражают социальные контрасты», — по лицу Визиру блуждает улыбка. — Эх, я тоже хотел бы увидеть социальные контрасты Гамбурга! А знаете почему? Потому что это один из городов, в котором в гитлеровские времена шеф военной контрразведки Канарис — вы слышали, наверное, об адмирале Канарисе? — организовал крупный центр шпионажа… У меня тоже есть маленькие профессиональные пристрастия.
Диникэ не находит, что сказать, и повторяет:
— Вам надо было стать моряком, как Мирча.
— Морским волком! — весело смеется Визиру. Наверняка он воображает себя в этот момент в виде бравого капитана, со шкиперской бородкой, с трубкой в углу рта.
— Мирча, это… — Визиру как будто вдруг припоминает что-то. — Не тот ли это моряк, в которого Роксана когда-то была влюблена?.. Ну тот, про которого вы рассказывали?
— Да, это он… Он придумал для Роксаны прозвище — Бобо.
— И Роксане это нравилось? — разочарованно тянет Визиру. — У нее ведь такое красивое имя!
— Это ее забавляло, — грустно объясняет Диникэ.
Лучиан Визиру открывает папку с делом, достает протокол, подписанный накануне Матеем Диникэ, и быстро просматривает его, как бы в поисках нужной ему фразы. Взгляд его, полный сочувствия, вновь устремляется на собеседника.
— Я еще немного вас задержу, товарищ Диникэ, вы уж извините, вам и так тяжело… Но нам нужно закрыть дело. Поэтому придется вернуться к нашим, как говорится, баранам. Я бы хотел попросить вас кое-что прояснить или дополнить, даже сам не знаю, как точнее выразиться…
— Прошу вас, я в вашем распоряжении, — великодушно предлагает свои услуги брат несчастной Роксаны все с той же глубокой грустью и горечью.
— Вы заявили, что по дороге в гарнизон остановились возле телефонной станции и оттуда позвонили сестре. Правильно?
— Да, верно…
— Далее, мы тут вот записали, что вы поехали дальше.
— Да, да, — поспешно соглашается Диникэ.
— Вы еще где-нибудь останавливались?
Внимание! Майор Визиру незаметно пустил в работу мою информацию из записки, которую я ему утром представил.
— Да, я заехал перекусить в ресторан «Дунайские волны».
Верно. Он действительно вошел в ресторан, заказал яичницу, биточки и бутылку минеральной воды.
— Я вам не сказал об этом маленьком привале, чтобы не загромождать свои показания ненужными деталями… Например, я не сообщал, что, пока я сидел за столиком в ресторане, зазвонил установленный в холле ресторана телефон и, к моему крайнему удивлению, ко мне подошел официант и спросил, не я ли Матей Диникэ, если да — то меня просит к телефону сестра. Он заметил мое удивление и объяснил, что это аппарат для летчиков. То же самое мне чуть позже сказала и Роксана.
Ну что ж. Полное совпадение с показаниями официанта.
— А что побудило Роксану звонить вам по этому телефону?
— Когда я ей звонил с почты, то сказал, что зайду перекусить в ресторан, потому что умираю от голода. Она знала, откуда я говорю, но не предупредила, что между «Дунайскими волнами» и военным городком существует такая связь. Я был весьма удивлен, когда официант пригласил меня. Зачем мне звонила Роксана? Чтобы сообщить, что она подойдет к мосту, потому что к ней пришла соседка, и что от Михая нет никаких вестей. Как видите, ничего особенного, и потому я не упомянул о них в моем вчерашнем заявлении. То, что общественный телефон в «Дунайских волнах» называют телефоном для летчиков, может подтвердить, по-видимому, товарищ майор Атанасиу.
Визиру едва заметно кивает мне, давая понять, что я могу ответить.
— Да, это так.
Больше я ничего не говорю и сижу уверенный, что Визиру полностью использовал мою записку, больше из нее ничего не выжмешь. Он, однако, делает еще один вираж, совсем сбивая меня с толку:
— Благодарю вас, товарищ Диникэ. Ваши объяснения мы внесем в протокол. У нас есть еще одна неясность, и прежде, чем мы расстанемся, я попрошу вас ее пояснить.
И Диникэ еще раз подтверждает свое бесконечное терпение и искреннее желание помочь следствию:
— Да, пожалуйста…
Майор листает протокол:
— Здесь вы пишете, что Роксана звонила вам часов около шести утра… Вы кроме нее с кем-нибудь еще говорили по телефону?
Здесь для меня уже начинается terra incognita — неизвестная земля. Я понятия не имею, чем вызван вопрос и почему он ни слова мне не сказал об этом. Может быть, за ночь я стал нежелательным элементом?
— Да, разговаривал. Мне звонили еще раньше, в половине пятого утра, — отвечает Диникэ без колебаний.
— Ах, вот как…
— Но я не думаю, что этот звонок может представлять для вас какой-либо интерес.
— Почему? Это не Роксана звонила?
— Нет, — улыбается Диникэ, — мне звонила женщина… Не думаю, что нужны все подробности…
По моим сведениям, это и не могла быть Роксана — она бы звонила через наш коммутатор, а у меня есть сведения обо всех разговорах в ту ночь.
— Это замужняя женщина? — понимающе спрашивает Визиру.
— Я рад, что вы меня правильно поняли.
— Как мужчина мужчину…
Майор нажимает звонок, дверь немедленно открывается, и лейтенант Дэнилэ, которого я не видел с нашей первой встречи, по-военному вытягивается:
— По вашему приказанию явился!
— Введите Николету Бружан, пожалуйста. А как там у вас с ордером на арест? Прокурор подписал?
— Да, товарищ майор, по вашему приказанию все подготовлено.
Не знаю, насколько удалось ошеломить всем этим Матея Диникэ, но на меня это произвело впечатление. Кто эта женщина, которую лейтенант Дэнилэ должен ввести в наш кабинет, я и понятия не имею. Имя это я слышу в первый раз. А что за ордер на арест? На кого он? На Николету Бружан? На Диникэ? Я пытаюсь поймать взгляд майора Визиру, чтобы уловить в нем ответ, но напрасно. Он ловко избегает моего взгляда. Чтобы не взорваться, я склоняюсь над своим столом, «делая заметки».
Лейтенант Дэнилэ выполняет приказ, и в кабинет входит ярко накрашенная брюнетка, часто моргая длинными накладными ресницами. Из-под шляпы, будто прилепленной к затылку, на плечи падают длинные густые волосы. Тонкое синее демисезонное пальто — она его почему-то не сняла. Синяя сумка через плечо. Лет двадцать пять, не больше. Визиру не приглашает ее сесть и вообще как офицер мог бы быть с ней повежливее. Без всякого вступления, явно торопясь, он сразу показывает ей на Диникэ:
— Николета Бружан, вы знакомы с этим человеком?
Визиру как-то весь сразу изменяется. Исчезает дружеский тон и вся эта дружеская манера обращения к Диникэ.
— Да, я его знаю, — отвечает женщина, даже не взглянув в сторону Диникэ.
— Кто это?
— Как это кто? — Николета Бружан взволнованно хлопает огромными ресницами. — Ах да, понимаю! Это Матей Диникэ.
— Гражданин Диникэ, вы знакомы с этой женщиной?
— Да, я ее знаю, — отвечает гражданин Диникэ почти шепотом.
— Николета Бружан, где и с кем вы провели ночь на 14 октября?