Магия прибрежного шоссе. Оно волнует меня даже больше, чем само море. Почему?
Шум прибрежных деревьев. Дыхание морского зимнего ветра. Комки снега, падающие с ветвей.
Некий клуб под смешным названием – «Водоканал». Небольшой зал полон – свободных мест совсем нет. На сцене стол, накрытый зеленой скатертью. За столом я, Аркадий Драгомощенко и трое неизвестных мне молодых московских поэтов. Первым начинает Аркадий, потом – я, после – москвичи. Я читаю неопубликованное. Две девушки подносят мне цветы. Кто-то просит поставить автограф на книжке.
Жил я, терпеливо стиснув зубы, и годами ждал чуда. Кое-чего я дождался, но это не чудо. Живу дальше, по-прежнему стиснув зубы, но уже ничего не жду. Ждать надоело.
Молодой, очень левый режиссер Сокуров. Два фильма. Первый – «Элегия» – о Шаляпине. Красиво сделано и впечатляет. Неизвестные документальные кадры. Свежий и смелый взгляд на щекотливые «шаляпинские проблемы». Второй – экстравагантная экранизация пьесы Бернарда Шоу «Дом, где разбиваются сердца». Эффектные детали, но в целом весьма эклектично и по-ученически.
После просмотра выступал автор. Держался очень уверенно Разоблачал и пророчествовал. Говорил о грядущем неминуемом триумфе отечественного кинематографа.
Второй раз «Солярис» Тарковского. Впечатление сильнейшее. (В первый раз оно было так себе.) Всё почти безукоризненно. Хорошо и в общем, и в мелочах. И то, что в кадре, и то, что за кадром. Умно и человечно.
Нет никакой тайны смерти. Все, что когда-то родилось, должно умереть. Загадочно только рождение. Загадочна сама жизнь. Таинственно бытие.
Вполне случайно купил в магазине открытку. На ней воспроизведена картина неизвестного мне живописца Вяйне Биометера (?) «Стрелок из лука».
На берегу спокойного и, как видно, глубокого пруда, опустившись на колено, стройный обнаженный юноша натягивает тетиву лука. Рядом с юношей цветущий розовый куст. Пруд зелено-голубой, бирюзовый. Тело юноши белое, как бы мраморное. Камни у берега серые. А розы желтые, чайные. Утонченно-благородная гамма. Почему пруд так неподвижен? Почему юноша обнажен? В кого он стреляет? И где это все – на грешной земле или в садах Эдема? Тут же припомнился «Вечер» Клингера.
150 лет со дня смерти Пушкина. Статьи, концерты, поэтические вечера, теле- и радиопередачи.
Официальная версия – Пушкина погубили Николай I и придворная «чернь». Официальная, но не единственная.
В журнале «Ленинград» (№ 13–14, 1944 год) некий Б. Казанский утверждает, что русского гения погубили немцы (для 44-го года эта версия была очень своевременной).
И правда: Бенкендорф – немец, Дубельт – немец, Нессельроде – немец. Дантеса судили немцы, оттого и приговор был мягок! После дуэли Данзас стал искать врача. Все врачи были немцами, и ни одного не оказалось дома, все они, мерзавцы, в это время обедали (неспроста!) Наконец нашелся хирург Задлер – типичнейший немец. Что касается Арендта, то этот «фриц» просто-напросто убил гения по заданию Николая. Последний, как известно, тоже был германцем – в его жилах было лишь несколько капель русской крови. Таким образом, в 1837 году немцы нанесли России первый удар.
Все своеобразное в искусстве вызывает неприязнь у массового потребителя. Всякое проявление незаурядности раздражает и озлобляет заурядного человека. История мировой культуры – это история непрерывной борьбы художников за право быть незаурядным.
Пришел в гости. Ко мне подсели двое – молодая женщина и молодой мужчина. Женщина стала говорить, что стихи мои однообразны и потому их скучно читать. А мужчина сказал, что это не стихи, а проза.
Я слушал их и думал: «Зачем они мне это говорят? Ведь я не спрашивал их, как они относятся к моей работе». Попытался перевести разговор на другую тему, но они не унимались. Вероятно, они искренне хотели избавить меня от заблуждений, хотели помочь мне найти правильный путь в поэзии. Их нотации стали меня раздражать, и я произнес несколько резких фраз. Тогда мужчина, самоуверенно улыбаясь, дал мне понять, что я не способен воспринимать критику, а женщина, обидевшись, ушла в другую комнату.
Фотографии современного Нью-Йорка. Скопище гигантских башен. Кажется, что их чудовищные кристаллы торчат прямо из воды. Все чрезмерно. Все грандиозно. Все ни с чем не сравнимо. Такое впечатление производят фотографии. А какое впечатление произведет натура?
В Нью-Йорке мне уже бывать. И в Париже мне уже не бывать. И в Венеции мне уже не бывать. Это точно.
Спортсмены-пловцы теперь бреют тело. Обнаружили, что волосы мешают им ставить новые рекорды.
Как хорош был спорт у древних эллинов.
Сегодня 15 февраля. Сегодня Сретенье. Сегодня мы с Леной Ш. украсили Настину часовню свежими восковыми цветами – розами и гвоздиками. Настя умерла на Сретенье.
День Настиной смерти – 17 февраля (4-е по старому стилю).
Один стою перед Настиной могилой. Вечер. Фиолетовые февральские сумерки. Вдали уже загорается неон. Неумолкающий гул за кладбищенской оградой – поток машин обтекает кладбище по берегу Невы.
Уже 74 года Настя отсутствует в мире. А присутствовала она в нем всего лишь 41 год. Такая арифметика.
Вхожу в собор. Покупаю свечку. Зажигаю ее у распятия. Вечерня уже началась. Служба идет у бокового алтаря; в центральной части собора – леса: еще не закончена реставрация.
Зашел в Дом книги. В отделе поэзии продавщица Люся помахала у меня перед носом моим совписовским, ленинградским сборничком.
– Ага! – говорю. – Снова появился! (Сначала напечатали не весь тираж, теперь выпустили вторую порцию). Дайте-ка мне 15 экземпляров!
Пошел в кассу, заплатил, подаю чек. Потом спросил:
– А давно ли появился?
– Три дня тому назад, – ответила Люся.
«Так, – подумал, – три дня валяется моя книжонка на прилавке, а до сих пор не раскуплена! Вот он, успех. Вот она, слава!»
Приехал домой и почему-то раскрыл наугад томик Цветаевой.
Моим стихам, как драгоценным винам,
Наступит свой черед.
Чушь! Моим стихам черед не настанет!
Собрание сочинений Джека Лондона состоит из многих томов. Но написал-то он всего лишь одну книгу – «Мартин Иден». Вероятно, оттого хороша она и правдива, что написана о себе самом.
«Большая месса» Моцарта. Я привык думать, что Моцарт не очень волнует меня. Но тут разволновался.
«Гробница Куперена» Равеля. Образ гробницы в этих звуках не возникает. Они прозрачны и почти не печальны. Они рождают надежду на вечное блаженство за гробом.
Ирэна вернулась из Карлсбада и приехала ко мне, вся такая заграничная, вся такая цветущая, вся такая прекрасная и ослепительная. Принесла мне рамку для картины, купленную в Праге. И выпили мы с нею бутылку шампанского.
После долгого перерыва вернулся к «Концу света». Написал еще один эпизод.
На крыше, что напротив моего окна, сизые голуби, не стесняясь, демонстрируют мне свою голубиную любовь. Весна, черт побери! Весна!
Архитектор Станислав Целярицкий – еще один мой почитатель. Купил множество моих книжек и дарит их все моим знакомым. А мне он подарил репродукции своих пейзажей, выполненных тушью с величайшей, прямо-таки ошеломительной тщательностью – в духе старых. Он еще и стихи сочиняет, аккуратно записывая их в аккуратно переплетенные толстые тетради. Одна из тетрадей иллюстрирована изображениями разнообразных цветов. Цветы изумительны, а стихи почти все написаны по случаю – к дням рождения жены, брата, сыновей, внучки, к свадьбе старшего сына, к выходу на пенсию сослуживцев… Больше всего юбилейных и пенсионных стихов. Под каждым записано, кому, когда и по какому поводу это сочинено.
Аккуратность Славы Целярицкого похожа на мою собственную немецкую аккуратность. У меня тоже все тщательно разложено по папочкам с тесемочками. У меня тоже тетради в кожаных самодельных переплетах. У меня тоже во всем система и порядок. К счастью, не пишу я стихов к юбилеям. Точнее, почти не пишу.
Теперь я частенько проезжаю мимо Гренадерских казарм, в которых жил Александр Блок. Кто сейчас в них живет? По ночам тень поэта бродит вокруг этих зданий.
Воистину, нет пророка в своем отечестве. Дочь моя упивается стихами некоего молодого барда, очередного кумира юношества. Стихи эти читаются под электрическую музыку. «Нет, ты послушай, послушай!» – говорит мне моя дочь, в пятнадцатый раз прокручивая на магнитофоне драгоценную ленту.
Мальчик лет двух увидел в магазине кошку. Сначала он смотрел на нее с восхищением. Потом подбежал к ней и стал гладить ее против шерсти. Кошка понимала, что это совсем маленький и совсем глупый человек, и потому терпела.
В трамвае ехали две молодые негритянки. Обе были в лохматых коричневых шубах из искусственного меха. Лица негритянок и шубы были совершенно одинакового цвета. Это впечатляло.
Голос старухи, совершенно обезображенный старостью. Он дребезжащий и вибрирующий. Он похож на блеяние козы.
Подслушанное:
«Я потеряла за свою жизнь шесть бриллиантов из колец и сережек. Плохо держатся, выскакивают!»
Живу в живописных трущобах Петроградской стороны. И счастлив.
Вечером шел по улице и увидел в окно пышный лепной потолок в квартире на третьем этаже. Нашел квартиру, позвонил, спросил – можно взглянуть на ваш потолок?
– Нельзя, – сказали и закрыли дверь перед моим носом.
Во дворе стоял маленький автомобильчик, наполовину заваленный снегом. Нашел в углу деревянную лопату, стал раскапывать. Появился владелец и кинулся на меня с кулаками.
– Он же у вас весь в снегу! – сказал я, и ушел, обидевшись.
Мне надоело каждое утро ложиться спать и каждое утро вставать. Мне уже все надоело.
Попались под руку «Господа Головлевы». Стал листать. Увлекся. Зачитался. (Читал это впервые лет сорок тому назад.) Язык блистательный. И типы – один другого вкуснее.
Событие колоссальной важности и космического масштаба – в соседней галактике взорвалась звезда, озарив своим светом глубины вселенной. Случилось это 170 тысяч лет тому назад. И только сейчас этот свет заметили на Земле.