На углу Кронверкского и Каменноостровского проспектов на днях воздвигли памятник. Статуя Алексея Максимовича отлита из красной меди. Она несколько велика для этого места.
6.4
Разослал стихи в разные журналы. С грустью и любопытством жду их возвращения.
15.4
Первой вернулась «Жар-птица». Из «Звезды».
«…Мироощущения людей никак не связаны с их биографиями».
Зашел в издательство «Советский писатель». Поговорил с Р. и Ц. Сказал:
– Вернули «Птицу». Написали, что мироощущения не связаны с биографиями.
Р. и Ц. рассмеялись.
– Надо же было им что-то написать! – сказала Ц., – вы на них не обижайтесь. Конечно, в ленинградских журналах вас печатать не будут. Да и вообще ваши стихи не для журналов. Надо потребовать сделать книжку. Тщательно отобрать стихи и подумать, под каким соусом это может быть подано. Ваши вещи настораживают, в них есть нечто отпугивающее. Поэтому надо очень, очень тщательно отобрать.
11.6
Вернули шестистишия из «Невы». «В них много поэтических находок, они по-своему интересны, но нам не подходят… по своей тематической направленности».
2.7
Случилось долгожданное чудо! В «Просторе» напечатана подборка моих стихов!
Опубликовано 9 стихотворений. Полностью. Без купюр и редакторской правки.
Удивительно! Невероятно!
4.7
Подходил к нашему «парадному». Вдруг из-за угла на огромной скорости вылетело что-то живое черного цвета, оказавшееся двумя котами: один гнался за другим. Первый кот врезался мне в ноги и взвыл страшным голосом, но тут же пришел в себя и помчался дальше. Второй преследовал его по пятам.
«Не к добру! – подумал я. – Сразу два черных кота!»
Пришел домой и вынул из почтового ящика пухлый конверт. Журнал «Молодая гвардия» возвратил мне «Жар-птицу».
«Едва ли набор случайных городских предметов можно назвать стихами: где ритм, где рифмы?»
Письмо подписал И. Лысцов.
6.7
В городе паника. Забирают в армию офицеров запаса с высшим образованием, имеющих возраст до 30 лет. Не принимаются во внимание никакие обстоятельства. Молодых интеллигентов с мясом вырывают из нормальной человеческой жизни, надевают на них гимнастерки и сапоги и увозят неведомо куда.
В газетах об этом ни слова. Верховный Совет не принимал по этому поводу никакого решения, никем не обсуждалась целесообразность такого рода экзекуции над молодежью.
Высшие государственные интересы?
Снова все покрыто мраком таинственности. Кто-то где-то думает и принимает решения. Остальным следует повиноваться.
И остальные повинуются, чуть слышно ропща.
2.11
Стою в очереди на автобусной остановке. Подъезжает автобус. Люди кидаются к двери. Они лезут в нее с такой яростью, с таким отчаяньем, будто это последний, самый последний автобус в их жизни и сейчас, сию минуту, решается их судьба. Меня отталкивают в сторону, оттирают вбок. Автобус трогается. Из открытой двери торчат локти и спины, портфели и женские сумочки.
Подходит другой автобус, и происходит то же самое. Откуда-то сзади, с боков набегает народ. Меня пихают кулаками, наступают на ноги, сбивают с головы шляпу (ловлю ее на лету) и отбрасывают от двери.
«Какой ужас! – думаю я. – Будто война! Будто эвакуация! А ведь они всего-навсего лишь возвращаются домой с работы!»
В третий автобус меня вталкивают силой: по счастливой случайности я оказался прямехонько против двери.
4.11
Пишу пьесу по киносценарию Карне «Обманщики». Зачем из сценария делать пьесу, мне непонятно: есть же великое множество хороших готовых пьес. Но меня попросили, и я пишу.
Сказали: пишите поабсурднее, посовременнее. И я пишу совершенно абсурдно, ультрасовременную пьесу. Пишу по слабости характера – неудобно отказаться. И еще – самолюбие: неужто не способен я написать такую пьесу?
Филька лежит передо мной на столе в величественной позе льва, а я пишу про несчастных парижских мальчишек и девчонок. Они несчастны, потому что не понимают своего счастья, а я счастлив, потому что осознаю свое несчастье.
Филька лежит не шевелясь, будто дремлет. Но я знаю, что он притворяется – кончик хвоста у него подрагивает.
24.11
Потрясен «Посторонним» Камю. Еще никто столь точно и столь страстно не высказывал мои мысли о мире и о жизни в нем. Разве что еще Кафка. Но у него это более туманно. Быть может, глубже, но мягче.
14.12
В «Дне поэзии» напечатана моя «Машина времени».
Всякий раз, когда вижу свои стихи опубликованными, меня охватывает странное чувство: будто голый, совсем голый оказался я на улице, и вот сейчас это заметят и закричат, засвистят, заулюлюкают, а то, чего доброго, и побьют, – стыдно мне и страшно.
«Машину» напечатали не полностью – без хвоста. А в хвосте-то вся соль. Куцая получилась «Машина».
15.12
Закончил «Обманщиков». Вышло не так уж плохо и не так уж абсурдно.
1969
22.2
«Обманщиков» ставить запретили. Велели переделать пьесу, «заострив публицистический пафос». Режиссеры мои в растерянности. Я им говорю: «Бросьте! Ясно было, что это не пройдет». А самому обидно – хорошая же получилась пьеса.
8.3
Высоченная гора советской поэзии возвышается надо мною. Какая монументальность! Какое величие! Какая сложная иерархическая многоступенчатость!
Поэты начинающие, поэты молодые, поэты известные, поэты популярные, поэты маститые, поэты большие, поэты крупнейшие и еще бог знает какие.
Стою у подножия горы, разинув рот.
9.3
Первое сражение на китайской границе. Китайцы добивали наших раненых штыками. Лица трупов обезображены. Все газеты пишут об острове Даманском.
10.3
Стихи мои – это крик в подушку. Никто не слышит, и трудно дышать.
27.3
В «Литературке» печатают отрывки из книги цейлонского журналиста «Путь Мао к власти».
Удивительно: ведь еще в 65-м заигрывали с этим живодером, надеялись с ним поладить. А как же поладить, если он живодер? И не грешно ли ладить с таким исчадием ада?
28.3
Воистину, техника всемогуща. Второе сражение за остров Даманский целиком заснято на кинопленку. Все звуки его: стрельба, взрывы, крики солдат – записаны магнитофонами. Теперь этот бой показывают в кино и передают по радио. Следующее сражение, наверное, будут передавать по телевидению, как хоккей.
14.4
«Простор» напечатал еще четыре моих стихотворения. Среди них «Пьеро делла Франческа» и «Не тот». Кажется, я становлюсь видным казахским поэтом.
10.5
Вышел к заливу. Сумерки. Кронштадт еле виден. Вода сливается с небом. Тревожная и манящая бесконечность.
У нее свежий, непобедимо свежий запах. Запах йода и немножко – мазута. И еще чего-то.
В этой серой прохладной бездне все мои несчастья. Какая жестокая издевка судьбы!
Какое унижение! Ведь только и думаю о бесконечности, а она, небось, даже не подозревает о моем существовании.
15.5
Пастернак и Заболоцкий в конце жизни предали себя как художники и ушли в девятнадцатый век, как в монастырь. Обвинять их в этом грешно, но все же это предательство.
Интересно, как воспринимался бы сейчас Уитмен, если бы в старости он стал писать, как Лонгфелло? И как относились бы мы к Рембо, если бы, вернувшись из Африки, он не умер и стал писать, как Мюссе?
Некий образованный, вполне интеллигентный и неглупый человек сказал мне, что «стихи из романа» – самое лучшее у Пастернака, и самоуверенно заулыбался, когда я ему возразил.
«Реалистический» суп слишком долго варится. Его запах дурманит и здравые умы.
16.5
Р. сказал мне, смеясь:
– Вы идеалист – о душе пишете! И давно умершие девушки почему-то бродят у вас по городу.
– А что если показать «Жар-птицу» Ольге Берггольц? – сказал он потом.
Был он весел, чисто одет и хорошо выбрит. Разговаривал со мной покровительственно. Ему было приятно видеть меня в роли просителя. Он наслаждался мною.
Обещал, что прочтет книгу через три дня. Вчера позвонил ему.
– Нет, знаете, еще не прочел. Очень был занят. У нас тут была редакционная коллегия и еще совещание по поводу… и еще одно совещание в связи с… Но хорошо, что позвонили. Прочту, обязательно прочту! Звоните!
В голосе его была радостная сытость, была «улыбчивость», как написал бы современный прозаик из «кондовых».
Если обратиться к «буржуазной» терминологии, то мои стихи – это нечто среднее между экзистенциализмом и структурализмом. С помощью эмоционально-смысловой игры я хочу выразить свой страх перед жизнью и свое восхищение ею.
Эклектик я несчастный.
В городе водочный психоз. Водки в магазинах вдруг стало не хватать. Ее продают только по вечерам и только на улице, рядом с магазинами, чтобы гигантские очереди пьяниц не мешали прочим покупателям. Бутылки тащат полными сетками. Ходят слухи, что водка подорожает.
Как ни странно, но в промышленно развитом социалистическом обществе возникла зловещая проблема алкоголизма.
Реабилитируют Сталина. Исподволь, ненавязчиво, но реабилитируют. В фильме «На Киевском направлении» весьма реалистично показан разгром нашей группировки под Киевом в 41-м году. Десятки тысяч солдат попадают в плен. Генерал Кривонос и весь его штаб бессмысленно, трагически гибнут при попытке прорваться сквозь окружение. Однако гибнут в полной уверенности, что эта жертва не напрасна: танки Гудериана задержались под Киевом и опоздали к Москве.
И выходит, что киевская армия была мудро пожертвована великим шахматистом, чтобы выиграть партию.
Интересно, что на самом деле думали те генералы перед смертью, стреляя из винтовок в немецкие танки?
Великий шахматист выиграл партию с фантастическим счетом 20:7 не в свою пользу. И добрая половина России лежала в развалинах.