она сняла туфли и положила ноги на плечо шоферу
– вас не беспокоят мои ноги? –
спросила она деловито
– нет нисколько! – ответил шофер
при этом машина вильнула
и мы едва не врезались во встречный грузовик
– ну вот и хорошо! – сказала она –
какой вы милый и воспитанный юноша!
– да что вы! какой же я юноша! – сказал шофер
при этом машина опять вильнула
и мы едва не столкнулись со «скорой помощью»
– хотите закурить? – спросила она
и протянула шоферу пачку сигарет
– спасибо я не курю за рулем – сказал шофер
при этом мы выскочили на тротуар
и едва не задавили женщину с шотландской овчаркой
– а нельзя ли побыстрее? – мы же еле тащимся! –
сказала она
– пожалуйста! – сказал шофер
и мы помчались со смертельной скоростью
– хорошо прокатились! – сказала она вылезая из машины
– сказочная женщина! – сказал шофер
вытирая шею носовым платком
– вот видишь! вот видишь! я сказочная! –
сказала она мне радостно –
а ты не верил!
я говорю: все плохо! нет ничего хорошего!
а она твердит что хорошее иногда встречается
спорим страшно
до ссоры
обиженная
она уходит
и я терпеливо жду когда она вернется
сначала вдалеке я замечаю ее платье
потом я узнаю ее походку
потом я любуюсь ее фигурой
после я восхищаюсь ее лицом
и под конец совершенно дурею
глядя на коричневые крапинки в ее зеленых зрачках
– ну как? – спрашивает она –
не правда ли хорошо?
– хорошо! – соглашаюсь я и пристыженно опускаю глаза –
удивительно хорошо
даже не ожидал!
и дни текли
и дни слагались в месяц
в весенний месяц под названьем «май»
и как обычно в скверах на скамейках
лобзались парочки
а в моргах как обычно покойники лежали на столах
и было не на шутку необычным
лишь существо смешливое с глазами
на вид обычной осторожной рыси
оно вело себя неосторожно
и не заботилось о собственном здоровье
и дни текли
и подходил к концу
обычный май прекрасный месяц май
удобный для любви и похорон
по вечерам белело в полумраке
ее лицо в широкой черной раме
волос освобожденных от заколок
играли в прятки мы
она была хитра
она закапывалась в волосы свои
и тихо в них лежала не дыша
следя за мною в узенькую щелку
я начинал раскопки
я копал
я предвкушал великие открытья
я был медлителен я не был тороплив
и продолжительных раскопок не боялся
и вот (о радость!) появлялась мочка уха
потом ноздря
потом щеки кусочек
а после появлялся дивный глаз
большой зеленый восхитительно моргавший
моим находкам не было конца
я составлял их перечень подробный
– я все равно умру! – говорила она – отравлюсь газом! –
она не подозревала
что можно умереть просто от любви
ей вовремя сделали операцию и она выжила
она лежала на больничной койке
пила больничный чай
и радовалась жизни
– мне жаль тебя! – сказал я ей –
ведь это так красиво – умереть от любви!
а ты лежишь на этой узкой железной койке
пьешь этот отвратительный жидкий чай
и радуешься этой всем надоевшей жизни!
– ага радуюсь! потому что дура – сказала она –
хочешь чайку? порадуемся вместе
все ускользает что-то, ускользает
какой-то штрих
какой-то нужный звук
какой-то жест руки ее случайный
(пальто на вешалке сначала было зимнее
с воротником из старой чернобурки)
страдая от того что ускользает
вхожу с опаской в некое пространство
заставленное лишними предметами
вот – думаю – как много здесь ненужного!
вот – думаю – как мало здесь полезного!
вот – думаю – последнее страданье
и хватит и довольно – настрадался!
пусть ускользает то что ускользает
пусть ускользает – мне-то что за дело?
(пальто на вешалке давно уж не пальто
а летний плащик светлый с пояском)
прощались мы всерьез
– ведь так нельзя! – она мне говорила
нет нельзя чтоб это продолжалось!
невозможно!
давай простимся! –
и прощались мы усердно
стараясь ничего не позабыть
из тех движений слов и ощущений
что так существенны при истинном прощании
прощались мы неистово
в безумстве
нас обвинили бы прощанья мастера
виды видавшие
– о нет невыносимо! – она мне говорила –
я умру
коль мы сегодня же теперь же не простимся! –
и я прощался с нею опасаясь
за жизнь ее
прощался неустанно
была весна
теплело на дворе
и каждый вечер
тщательно подробно подолгу и навеки
мы прощались
такси ловила
подымала руку
бросалась наискось наперерез бесстрашно
жестикулировала что-то объясняла
шоферам
и шоферы покорялись
и ехали куда она велела
послушно ехали за тридевять земель
в урочный час она меня покинет
и удалится вглубь воспоминаний
и там останется – понравится ей там
и будет вечно там в воспоминаньях
ловить такси на улицах вечерних
«Все не понять…»
все не понять
на это не надо надеяться
все и потом-то не поймут
где уж там!
но надо понять
как можно больше
и то
что стало понятным
надо завернуть в газету
перевязать бечевкой
и положить в шкаф
все никогда не понять
но то
что уже понято
надо хранить
в сухом и прохладном месте
тогда оно будет лежать годами
и не покроется плесенью
Одиссей
я – Одиссей хитроумный и ловкий
меня привязали когда-то веревкой
к мачте
и пели напрасно сирены
и хлопьями белой пузырчатой пены
плевали в лицо мне зеленые волны
во рту было солоно
прошло с тех пор столетий много
я до сих пор ищу дорогу
к родному берегу
к заботливым пенатам
давно уж потерял я счет заплатам
на грязно-буром пурпурном когда-то
моем плаще
который видел стены Трои
где очень храбро боги и герои
дрались за женщину
а в Риме при Нероне
и я не миновал креста
меня распяли за Христа
когда же позже размышлять я стал
о вере
меня пытали
и потом сожгли за ересь
последний раз
меня убили в Бухенвальде
на перекличке
беспричинно
смеха ради
эсэсовцы
им было очень скучно
и старый немец
очень добрый
очень тучный
удобрил пеплом Одиссея
грядку лука
и лук был едкий –
резать просто мука
когда мне сказали
что Пенелопа еще ждет меня
я не поверил
Нормальные люди
нормальные люди
спросили меня о чем-то
но я не понял
и попросил повторить
тогда они повторили
но я снова не понял
и попросил повторить еще раз
только погромче
тогда они растерялись
и я понял
что громче они не могут
и не потому
что у них пропал голос
а потому
что они чего-то боятся
это часто бывает
с нормальными людьми
Великан
часто
меня просят стать поменьше
но как я ни стараюсь
у меня это не выходит
– ладно – говорят мне –
оставайся таким –
но как ни ужасно
я расту
правда медленно
но все время расту
и скрывать это
становится все труднее
когда на меня смотрят
я съеживаюсь и приседаю
но это утомительно
и довольно противно
а когда я выпрямляюсь
голова моя касается потолка
и приходится быть внимательным
чтобы не разбить люстру
правда
карликом быть еще хуже
в толпе
могут и затоптать
Профиль Гоголя
некоторые
живут зажмурившись
некоторые –
заткнув уши
некоторые –
зажав нос
а кто-то
задумчиво рисует авторучкой
профиль длинноносого человека
на бумажной салфетке
сто раз говорил вам:
не удивляйтесь!
купите в кондитерской
мятных леденцов
и сосите их потихоньку
некоторые
ходят глядя в землю
некоторые –
глядя вбок
некоторые –
вообще не ходят
сидят неподвижно
а кто-то
очень старательно
рисует профиль Гоголя
на смятой бумажной салфетке
сто раз говорил вам:
не огорчайтесь!
купите в магазине игрушек
прыгающую заводную лягушку
и заводите ее почаще
некоторые
поют песни
некоторые