Неизведанные земли. Колумб — страница 31 из 55

мб явно надеялся смягчить удар, который должны были нанести известия о резне, и отвлечь своих покровителей от мыслей о том, что его прежние утверждения о пассивности индейцев не соответствуют истине[266].

Колумб успокоил опасения Гуаканагари и восстановил добрые отношения между испанцами и местными жителями, преподнеся вождю большой подарок, состоящий из стеклянных бус, ножей, ножниц, оловянных колокольчиков, булавок, иголок и шпор, стоимостью всего в четыре или пять реалов (136–170 мараведи), «и Гуаканагари поверил, что стал очень богатым»[267]. Ближайшей задачей было выбрать место для постоянного поселения (одним из судов пожертвовали для получения дерева и гвоздей) и провести разведку в глубине страны, одновременно наказав индейцев, которых считали ответственными за резню в форте Навидад. Уже разочарованный в своих ожиданиях от местных жителей, Колумб так же быстро разочаровался в климате и почве – его люди страдали от незнакомых условий среды обитания и продуктов питания, а домашний скот, который он привез из Испании, плохо приспосабливался к местным условиям. Выбирая место для поселения, он колебался между двумя насущными требованиями – нужно было строить быстро и в благоприятном месте, и остановился на неудачном и почти безводном месте просто потому, что оно было поблизости[268]. Второго января 1494 года, всего через два года после начала всего предприятия, был торжественно заложен город Ла-Исабела, первый и самый злополучный населенный пункт европейцев в Новом Свете.

При разведке и размещении гарнизонов на острове Колумб в значительной степени полагался на двух своих подчиненных, Алонсо де Охеду (человека герцога Мединасели и будущего компаньона Веспуччи) и Педро Маргарита, которые, вызвав у Колумба обычные проявления дружбы и вражды, вскоре по приезде в Испанию подали жалобы на адмирала. Ни тот ни другой, по-видимому, не разделяли искреннего энтузиазма Колумба по отношению к его Индиям и не вдохновлялись какими-либо научными или христианскими идеями. Как и большинство их сотоварищей, они были заинтересованы в наживе и отправились на Эспаньолу ради золота, а не ради ее народа или земли. Колумб поставил Педро Маргарита руководить крепостью на берегу реки в глубине страны, чтобы вербовать индейцев для поиска и добычи золота в русле реки, в то время как Охеда рыскал по острову в поисках полезных ископаемых и виновников резни в форте Навидад. Их жестокое обращение с жителями достигло апогея в казни местного вождя за кражу, совершенную членами его общины, – «убийство по суду», которому способствовал сам Колумб, отчасти из ложного понимания справедливости, отчасти из-за давления подчиненных, а частью из-за его неуверенности в том, как нужно обращаться с индейцами. Местные жители проявили себя потенциальной угрозой, они не реагировали на обращение в христианство так, как надеялся Колумб, и оказались неэффективной рабочей силой. Они не вели себя так, как предсказывал Колумб, и тем самым подрывали его авторитет для покровителей и среди подчиненных. Поэтому в сложившихся обстоятельствах Колумб захотел дать им урок – еще один серьезный просчет. Кровопролитие усилило воинственность «движения сопротивления». В то время как уступчивый Гуаканагари оставался спокойным, вождь Каонабу, обвиненный в резне в форте Навидад, находился в шаге от того, что испанцы называли «восстанием». Малочисленные группы испанцев подвергались постоянной опасности.

Массовое порабощение и вывоз местных жителей, имевшие место еще при завоевании Канарских островов, было единственным, что смог придумать Колумб, и в начале 1494 года он принялся за отправку индейцев в Старый Свет. Колумб спокойно относился к противоречивости своей политики – ведь теперь он предлагал экспортировать ту самую рабочую силу, на которую ранее планировал положиться. Он также нарушал четкие инструкции монархов о добром обращении с индейцами и начинал действовать методами, которые церковное право осуждало за пагубное воздействие на христианизацию народов. Однако политические соображения, касающиеся обстановки внутри колонии, а также экономические трудности – поскольку Эспаньола по-прежнему не приносила прибыли, а добытого золота было очень мало – вынудили его использовать единственный продукт, который у него был под рукой для продажи на экспорт. По мере того как обострялась проблема с индейцами, а колонисты волновались из-за нездоровой окружающей среды и обманутых надежд на плодородие и золотоносность местной почвы, Колумб все больше стремился покинуть Эспаньолу и возобновить морские исследования. Действительно, жизнь в Ла-Исабеле становилась невыносимой. По признанию Колумба, лишь немногие мужчины были здоровы, а многие, если верить их жалобам, находились на грани голодной смерти. Были сообщения, возможно впоследствии приукрашенные, о вое привидений по ночам и призрачных процессиях обезглавленных людей, мрачно приветствующих голодающих колонистов на улицах[269].

Душевное состояние Колумба и его опасения по поводу только что созданной колонии можно увидеть в единственном документе того периода, сохранившемся в первозданном виде и написанном собственноручно. Это информационная записка, написанная в конце января 1494 года, с изложением реальной ситуации, которая должна была быть передана Фердинанду и Изабелле гонцом, направляющимся в Испанию[270]. Это была попытка спасти свою репутацию после крушения всех надежд. Структура документа весьма показательна. Он начинается с каскада заверений и похвал достоинствам Эспаньолы, которыми Колумб хотел укрепить королевскую уверенность в его уже дискредитированном суждении об этих достоинствах. Далее следуют обличительные признания, с болью исторгнутые Колумбом из глубин души. Опровергаются одно за другим все прежние ложные предсказания Колумба о золоте, климате, индейцах, и обнажается ужасная реальность жизни на неизведанной земле. Колумб переплетает оправдания с признаниями, причем о некоторых бедствиях, например, о самом страшном из них – массовой резне, сообщается косвенно и уклончиво. Каонабу упоминается только как «очень плохой и, более того, очень дерзкий человек». Колумб быстро переходит к видению будущего этого острова, которому он уделяет много места и подробностей. Несмотря на то что оно описано с энтузиазмом и настойчивостью, как оправдание сегодняшних неудач, это видение во многих отношениях безрадостно. Острова должны быть превращены в ухудшенное подобие Старого Света, засажены пшеницей, виноградной лозой и сахарным тростником, а на пастбищах будет пастись испанский скот. Местные жители должны быть покорены и обращены в христианство, насильно приучены к европейскому образу жизни или вывезены в качестве рабов. Привезенные поселенцы будут заниматься кустарным производством и торговлей или участвовать в военной оккупации территории, но они должны состоять из более сговорчивых людей, чем те, что были в распоряжении Колумба. Он считал, что там нужны люди, заинтересованные в долгосрочном успехе, а не только в краткосрочной эксплуатации колонии. Этот призыв часто повторялся в истории испанского Нового Света. В конце письма Колумб вернулся к постоянной заботе о собственной доле в прибыли, которую должны были принести его открытия.

Он все еще надеялся подтвердить одну из своих иллюзорных идей, доказав предполагаемую континентальную природу острова Куба. Колумб оставил Педро Маргарита править на Эспаньоле (номинально и неэффективно, подчиняясь приказам Диего Колона), снабдив его уже совсем неуместным напоминанием о гуманном обращении с местными. Он отплыл из Ла-Исабелы с частью флота 24 апреля 1494 года (см. карту 4). Прервав исследование побережья Кубы ради бесплодных поисков золота на Ямайке, он всерьез приступил к работе в последнюю неделю мая. Помимо душевного напряжения, вызванного разочарованиями, с которыми он столкнулся на Эспаньоле, адмирал теперь был физически истощен после нескольких недель изнурительного плавания среди мелей и рифов, подстерегающих моряков между Кубой и Ямайкой. Всякий раз, когда он вспоминал этот период до конца своей жизни, боль возвращалась к бессонным глазам, которые «наливались кровью», измученные постоянным бдением[271]. По мере того как проходили дни, почти без отдыха, и все меньше оставалось свидетельств того, что они находятся недалеко от Азии, неудачи начали плохо сказываться на уравновешенности Колумба и его способности трезво рассуждать.

Он укрывался от реальности в двух типичных ментальных убежищах: хилиастической фантазии и настойчивом убеждении, что он все же был прав. Он хватался за любые, самые неправдоподобные доказательства того, что Куба является частью континентальной Азии. Какие-то доказательства он просто выдумывал, другие же находил, истолковывая некоторые местные слова как искаженные варианты географических названий, упомянутых Марко Поло. Он утверждал, что следы крупных животных, включая грифонов, указывают на азиатскую природу открытых им земель. Это не было столь голословным утверждением, каким кажется на первый взгляд, поскольку, например, Пьетро Мартире и другие ученые действительно считали, что крупные животные встречаются только на континентах. Тем не менее на Кубе никогда не было крупных четвероногих, и видения Колумба о мифических грифонах могли быть лишь плодом воображения, выдающего желаемое за действительное, от разочарования, бессонницы и переутомления. Заявление одного из членов его команды о том, что он видел на острове человека в белом, побудило Колумба вытянуть из местных жителей легенду о «невероятно богатом святом короле, владевшем бескрайними землями и носившем белую одежду». Похоже, Колумб приписывал индейцам знание о пресвитере Иоанне, мифическом правителе христианского царства, которое одни находили в Африке, а другие в глубинах Востока