«Дворец Командора» пристроили к больнице в XVI веке.
Квадратный двор состоит из двух этажей воздушных арок. Трудно поверить, что это лечебное заведение! На верхнем ярусе сохранились фрески и статуи, а под портиком у входа читаются старинные названия: spezieria (аптека), lancisiana (библиотека медицинской академии). Персонал больницы лениво покуривает у древнеримских саркофагов и колонн, разбросанных тут и там по периметру двора. Увлекательно побродить по лабиринту дворов внутри больницы – можно ненадолго представить, что вы переместились в Средневековье на машине времени.
Но главное украшение дворца находится над лоджией второго этажа – это необычные часы на колокольне. Циферблат прячется под галеро – широкополой шляпой с кистями, какие носили представители высшего духовенства. По количеству кисточек можно было определить ранг священника: здесь речь о тайном камергере папы римского Луиджи Гаццоли, ставшем впоследствии кардиналом. Именно он распорядился установить эти часы в 1827 году.
Детали его фамильного герба – сорока на дубе и звезда – расположены справа от часов. Слева – лотарингский крест, символ братства Санто-Спирито. Вокруг циферблата, как олицетворение вечности, обвилась змея, кусающая собственный хвост. Если присмотреться к полустертым цифрам на круглом диске, сразу бросается в глаза, что их непривычно мало. Вместо 12 чисел лишь шесть. Стрелка вообще одна – в виде извивающейся ящерицы. Это «римские часы», которые с XIII по XIX век использовались во всей центральной Италии, но особенно в Риме.
Шестичасовую систему назвали «итальянской» в противовес «французской», то есть той, которой мы пользуемся сегодня. Самые первые циферблаты имели 24 деления. Каждый час отбивали колокола. Подобная частота не столько помогала, сколько запутывала горожан (и постоянный звон наверняка действовал всем на нервы). Чтобы упростить механизм, римляне придумали собственные часы. Единственная стрелка выполняла четыре полных круга за сутки. Но цифры обозначали не конкретный час, как мы привыкли, а отрезки светового дня. Сутки начинались с вечерней молитвы (примерно полчаса после того, как спустились сумерки) и заканчивались в это же время. День делился на четыре отрезка по шесть часов. Из-за большого расстояния между цифрами на часах можно было обходиться одной стрелкой.
Для торговцев, крестьян, ремесленников, дворян и простых римлян важнее всего был не вопрос «который час», а сколько осталось до заката и до следующей молитвы «Аве Мария». А также как не пропустить самые важные моменты в течение дня: рассвет, обеденный перерыв, начало темноты и отход ко сну. Именно о них и напоминали часы колокольным перезвоном. Для особо рассеянных через минуту после отбивки шел повтор. Учитывая, что длина светового дня меняется вместе с сезонами, измерение времени становилось несколько приблизительным… Но традиция опиралась не на механическую точность, а на повседневные привычки.
После Французской революции 1798 года система современного 12-часового циферблата (две стрелки, 24 часа) пришла и в Италию. Избавившись через год от французской оккупации, итальянцы тут же вернули прежнюю систему подсчета времени, но ее годы уже были сочтены. Часы в Санто-Спирито попали как раз в тот небольшой исторический промежуток, когда 6-часовые циферблаты доживали свой век. В 1847 году папа римский Пий IX перевел всех на «французские» часы, которые уже успели завоевать Европу.
В Риме еще сохранились 22 экземпляра старинных часов с одной стрелкой, а в разных городках окрестного региона Лацио – 65!
Самые красивые, на мой взгляд, стоит поискать в соборе Св. Петра в Ватикане, в уже знакомых нам базилике Св. Августина и крипте капуцинов на виа Венето (часы из костей) и во дворце Рондинини на via del Corso. Ради последних часов вам придется изощриться, чтобы попасть в закрытый двор. К примеру, притвориться членом престижного шахматного клуба, в котором состоят аристократы и политики. Но об этом как-нибудь в другой раз!
Глава 5. Район Регола. Вдоль нижнего берега Тибра
42. Несбывшиеся мечты о Возрождении
Папа-воин, грозный понтифик – как его только его не называли!
Юлий II делла Ровере – великий папа римский, вдохнувший жизнь в город, угасавший после разрушительной политики его злейшего врага Александра VI Борджиа. В первые годы XVI века в Риме набирает силу эпоха Возрождения. Как весна, начинающаяся с небольших бутонов, теперь она вспыхивает настоящим буйным цветом. Новый папа римский намерен совершить настоящую революцию в градостроительстве, политике и экономике.
Между 1506 и 1508 годами произошло больше важных событий, чем за весь последний век. Папа Юлий II основал музеи Ватикана, заключил контракты с Микеланджело на роспись сводов Сикстинской капеллы и Рафаэлем на фрески в его личных апартаментах (станцы Рафаэля в Ватикане), учредил швейцарскую гвардию для защиты Святого престола и, наконец, запустил фабрику для строительства нового символа христианства – базилики Св. Петра в Ватикане. Все это всего лишь за два года.
Рим менялся, превращаясь из тесного и бесцветного средневекового кокона в яркую бабочку – центр искусства, образец духовной, политической и светской жизни.
Символом безудержных амбиций понтифика должен был стать новый район на берегах реки Тибр. Но для сноса старых трущоб и строительства новых дворцов требовались деньги. Много денег. Брать в долг у аристократов (семейств Орсини и Колонна) папе римскому не хотелось. Их власть в городе и без того рисковала выйти из-под контроля. Тогда он сделал ставку на банкиров. Многие из них были тосканцами, родом из Флоренции и Сиены. Их лавки по обмену валюты и банки для вкладов были разбросаны вдоль берега Тибра, рядом с национальной флорентийской церковью Иоанна Крестителя. Папа римский Юлий II задумал грандиозное – создать новый административный центр Рима с банковским кварталом, который бы пересекала прямая магистраль к Ватикану. Примерно как лондонский Сити, но в Вечном городе. Дополнительно решилась бы проблема пешеходного трафика по тесному лабиринту улиц в этой части папской столицы.
Название понтифик выбрал балующее эго – виа Джулия (от его имени Юлий, в итальянском произношении – Джулио). В своей задумке не забыл понтифик и про родную семью. Его великолепный проспект упирался в мост, построенный его дядей. Тоже папой римским – Сикстом IV делла Ровере (открывшим Сикстинскую капеллу). Соединив свою дорогу с мостом, созданным его родственником, Юлий хотел подчеркнуть преемственность их семьи на Святом престоле.
И папа Сикст IV, и созданный им мост заслуживают отдельного рассказа.
Мост Сикста (Ponte Sisto) – единственный, который построил понтифик за период тысячелетнего правления церкви в Риме. Ранее здесь стоял древнеримский мост Аврелий, творение императора Каракаллы.
Дядя Сикст IV создал первую прямую улицу города, о которой мы говорили ранее, – via dei Coronari (а племянник Юлий II, вдохновившись примером, via Giulia).
Средства на стройку моста Сикста прозаично собрали из налогов римских куртизанок. Но Ватикан это ничуть не смущало. А римлянам новая переправа веками служила маяком для оценки риска наводнений. В центре моста есть круглое отверстие, occhialone («большой глаз») на местном сленге. Если вода доходила до него или – еще хуже – заливала дырку, бей тревогу! Значит, уровень воды в Тибре стал опасно высоким.
Мост соединяет виа Джулия с районом Трастевере, которому будет посвящена последняя глава этой книги. Но то, что мне хотелось бы отметить здесь, – это фонтан, который «переехал» на другую сторону. Сейчас он украшает главное место встреч в Трастевере, площадь Трилуссы. А ранее был финальной точкой Юлиевой перспективы. При строительстве набережных в XIX веке его перенесли на новое место.
Проект виа Джулия поручили главному архитектору Ватикана Донато Браманте. В 1508 году он проложил идеально ровный отрезок длиной в километр, который должен был стать самой элегантной и престижной артерией Рима, воспевая значимость понтифика и обновленный облик города. Акцент был сделан на объединении трибуналов Святого престола, разбросанных по разным районам. Новый дворец правосудия на бумаге уже назывался Curia Iulia, по аналогии с древнеримской курией на Форуме, заложенной Юлием Цезарем. Совпадение имен было далеко не случайным и играло на имидж понтифика. Вокруг трибунала, по задумке папы римского, должны были вырасти особняки богатейших семейств. И эта часть плана была реализована. До сих пор дворцы Фарнезе, Фальконьери, Саккетти и других аристократов – гордость района. В начале виа Джулия приобрел землю и сам Рафаэль Санти (наверняка не обошлось без совета его покровителя Браманте). Правда, сам художник, вопреки слухам, не успел здесь пожить. Дом, который проектировал известный коллега Антонио да Сангалло-младший, так и не был построен из-за скоропостижной смерти Рафаэля. Но на здании под номером 85 по виа Джулия еще читается надпись на латыни – POSSEDEVA RAF SANZIO NEL MDXX («принадлежало Рафаэлю Санти в 1520 году» – в год его смерти).
Не сложилось и с дворцом правосудия. Мечты папы римского разбились вместе с его кончиной в 1513 году. Годом позже ушел из жизни и Браманте.
Для огромного палаццо уже был заложен фундамент из блоков травертина. О его размере можно судить и сегодня. Основание домов по адресу via Giulia, 62–64 выложено крупными глыбами камня. За форму, делающую их похожими на подушки, римляне прозвали их «диванами» (i sofà di via Giulia). А еще потому, что они дарят прохожим долгожданную возможность присесть и перевести дух. Остатки фундамента дворца правосудия сильно выдаются вперед по сравнению со стенами новых домов, делая их удобными скамейками. За жаркий летний день они впитывают лучи щедрого римского солнца и долго отдают тепло.
Преемники Юлия II на ватиканском престоле не пожелали инвестировать в амбициозный проект банковского квартала. Но виа Джулия продолжили застраивать, и улица еще не раз переживала взлеты и падения. В последующие столетия вместо торговой жизни здесь проходили карнавальные эстафеты и народные праздники, организованные аристократами для простых римлян. К особнякам знати прибавились лавки ремесленников, церкви и монастырские приходы.