В 2008 году улица отметила 500-летний юбилей. По-прежнему элегантная, тихая и утонченная, сохраняющая атмосферу старого Рима.
Строительство новой набережной в конце XIX века отрезало улицу от вод Тибра, превратив в уединенный островок истории. Внимательному и любопытному путешественнику этот район раскроет множество секретов, о которых не помнят даже местные.
43. Сухарик от больного горла
В двух шагах от каменных «диванов», в доме под номером 63, находится национальная армянская церковь Св. Бьяджо. В Риме этот святой оказался настолько уважаемым, что в его честь построили аж 15 церквей.
За неимением надежных медицинских средств нашим предкам оставалось только уповать на небесную помощь. В церковной традиции имелась группа из 14 святых помощников, к которым обращались с молитвой, как к врачам в поликлинике. У каждого святого была своя медицинская специализация. Главное – не ошибиться с адресатом молитвы. Св. Агапит занимался вопросами больных зубов и младенческих колик, Св. Дионисий лечил от головной боли. Св. Лючия помогала с глазными болезнями, а Св. Анна избавляла от родовых болей. Правда, по поводу исполнения обязанностей последней не могу не пожаловаться, так как мой сын родился именно в день Св. Анны 26 июля. Похоже, в том году она отлучилась с дежурства отметить свой профессиональный праздник.
Заведующим отделением «зимних» болезней был Св. Бьяджо.
Чем же лечили простуду и боль в горле в старину? Освященными булочками! Это не шутка. Их раздавали во время праздника святого 3 февраля (по григорианскому календарю) в церкви на виа Джулия. Ее так и называли – S. Biagio della pagnotta (церковь Св. Бьяджо с булочками).
Предписывалось их есть не сразу целиком, а сушить и хранить на случай возвращения недуга. От сухаря отламывали кусочек и употребляли в виде лекарства.
Кто не успел на раздачу волшебных булочек, мог получить благословение святого от больного горла в церкви в его честь на vicolo del Divino Amore, 12. Священник прикладывал две скрещенные свечи к горлу прихожан, произнося молитву. В православии Бьяджо называют Власием Севастийским и почитают 11 февраля (по юлианскому календарю). На Руси существовал похожий ритуал с хлебом. Только предлагали его не людям, а коровам. Власий считался покровителем домашнего скота. Булочки в форме копытца должны были способствовать здоровью животных.
Существовала поговорка: «Власий – скотий бог, сшибает с зимы рог». После праздника святого ждали оттепель, зима теряла свою силу. Итальянцы говорили так же: Per San Biagio il freddo è andato («На Св. Бьяджо холод отступает»).
Причина подобных традиций кроется в житии святого.
Бьяджо был епископом города Севастия (сейчас Сивас находится в Турции), который во времена императора Диоклетиана стал административным центром Малой Армении. По профессии он был врачевателем, помогал людям и животным, лечил бедных и даже совершал чудеса. Рассказывают, как он спас мальчика, подавившегося рыбной костью. Бьяджо вытащил ее из горла ребенка, чем и заслужил свою будущую «святую специализацию». Во время гонения на христиан в начале IV века н. э. епископа подвергли пыткам и казнили.
Среди почитаемых католиками святых Бьяджо – чемпион по количеству сохранившихся реликвий. Внушительный список церквей, где хранятся его мощи, включает несколько стран. Если верить подлинности всех реликвий, то у святого было бы более 100 рук. Особенным сокровищем считается горловая косточка, которая хранится в церкви Святых Бьяджо и Карло (SS. Biagio i Carlo ai Catinari) в этом же районе. При первых признаках ОРВИ обязательно зайдите посмотреть.
44. Санитары костлявой кумы
На последнем отрезке via Giulia, где она вливается в набережную, спрятано одно из самых зловещих мест в городе. У живописной арки Фарнезе, увитой зеленым занавесом плюща, белеет фасад церкви S. Maria dell’Orazione e Morte. Несмотря на изящную архитектуру Фердинандо Фуга, длинное название не предвещает ничего хорошего. Церковь посвящена Деве Марии, а еще «молитве и смерти». Ее построили для «Компании доброй смерти» (Compagnia della buona morte), переименованной позже в «Конфрерию молитвы и смерти» (Arciconfraternita dell’Orazione e Morte). Но римляне называют ее проще – «церковь смерти» (Chiesa della Morte). И действительно, если присмотреться к деталям украшений, по краям входной двери на прохожих угрожающе взирают смеющиеся (или рыдающие?) черепа.
Деятельность слуг церкви заключалась в том, чтобы искать по городу и за его пределами незахороненных покойников и предавать тела погребению по христианским обычаям. Занятие было не только благородным, но и востребованным. В XVI веке, когда образовалось братство, еще не существовало бюро похоронных услуг. На достойную могилу могли рассчитывать либо богачи, либо члены церковных организаций. Все остальные должны были выкручиваться собственными средствами. Порой у бедняков и крестьян их не хватало даже на то, чтобы нанять извозчика и доставить умершего на ближайшее кладбище. Неудивительно, что вдоль дорог, в лесах и полях сбрасывали трупы, которые становились добычей диких зверей или, всеми забытые, просто разлагались.
Из-за близости к реке братья «доброй смерти» вылавливали немало тел из вод Тибра. Утопленниками могли быть как утонувшие (плавать тогда мало кто умел), так и жертвы заказных убийств или самоубийцы.
Несколько десятилетий братство ютилось под кровом разных церквей прибрежного района. Пока наконец в 1572 году конфрерия не приобрела землю в конце виа Джулия для строительства собственной штаб-квартиры. Помимо церкви в ней разместили зал для собраний и молитв и обширное кладбище, которое простиралось до берегов Тибра. После строительства набережных в XIX веке от него ничего не осталось, кроме небольшой подземной крипты.
Папа римский официально признал братство в середине XVI века и настоял, чтобы в названии новой церкви упоминалась не только смерть, но и молитва, иначе звучало мрачновато. В обязанности братьев входили не только поиски умерших, но и 40 часов ежемесячных молитв за упокой их душ.
Трудовая статистика сборщиков трупов впечатляет. Согласно церковному архиву, за три века деятельности братья отправили в последний путь более чем 8600 умерших – в среднем 25 в год.
Хроники также описывают случай невероятной отваги братьев.
В 1598 году крупнейшее в истории Рима наводнение затопило кладбище у реки.
Могилы размыло, останки вынесло в Тибр. Члены конфрерии закатали рукава и отправились в плавучую спасательную миссию аж до городка Остии близ моря, чтобы вернуть хотя бы часть унесенных водой тел.
Церковь полностью перестроили в XVIII веке, сохранив от старого здания мраморные плиты, которые висят по бокам от входа.
На обеих изображена аллегория смерти – крылатые скелеты.
Один держит табличку на латыни: Hodie mihi, cras tibi («Сегодня – я, завтра – ты» – веет угрозой), под которой предлагается оставить в отверстии пожертвование на «вечное пламя в кладбищенской лампе».
Второй скелет удобно расположился на скамье, закинув ногу на ногу.
Он склонился над умершим, и надпись внизу поясняет происходящее еще одним призывом к благотворительности: «за упокой несчастных усопших, найденных в полях». Чтобы не оставалось сомнений в том, что персонаж с картинки не просто прилег вздремнуть на сенокосе, утомленный зноем после плотного обеда, Смерть держит над телом крылатые песочные часы. Такие же изображены в рельефе над входом в церковь – это элемент герба конфрерии, помимо черепа и костей.
Песочные часы, как символ скоротечности жизни, часто встречаются в барочных церквях. Роскошный экземпляр оставил Джан Лоренцо Бернини в соборе Св. Петра в Ватикане у надгробного памятника папе Александру VII Киджи. Словно парящий в воздухе крылатый скелет из бронзы вытянул вверх правую руку с песочными часами, одновременно прикрывая лицо левой, притянув за уголок покрывало – настолько мягкое в искусной драпировке, как будто созданное не из мрамора, а из бархатной парчи.
Жизнь так коротка, и смерть придет к каждому – не посмотрит на положение в обществе и толщину кошелька. Она безлика и беспощадна, а песочные часы непрерывно роняют песчинки, ведя обратный счет. У каждого они свои, и никто не знает, сколько песка насыпали в его часы. Как капли или минуты до неминуемого конца.
Вероятно, в те времена подобное зрелище действовало на прохожих угнетающе.
Суеверные римляне избегали называть прямо некоторые явления – смерть, болезни, стихийные бедствия – из страха накликать беду.
Что вполне объяснимо: продолжительность жизни была меньше, медицина оставляла желать лучшего, процент детской выживаемости был печальным. Среднестатический римлянин прошлых веков видел призрак крылатого скелета с песочными часами куда чаще.
С легкой руки поэта Джузеппе Джоакино Белли к смерти прилепилась новая кличка. В одном из сонетов на римском диалекте он упоминает скелетов на фасаде церкви: Commaraccia secca de Strada-Giulia arza er rampino. «Костлявая кума с Юлиевой дороги поднимает косу». Выражение заимствовал режиссер Бернардо Бертолуччи для своего первого полнометражного фильма, вышедшего на экраны в 1962 году. La commare secca (в русском переводе – «Костлявая смерть») – детективная драма, рассказывающая о расследовании убийства проститутки, чье тело обнаружила полиция.
Но если скелеты на фасаде еще можно принять за декоративный элемент, то внутри церкви начинается самое интересное. Чувствительным лучше проходить мимо. Помните крипту капуцинов на via Veneto?
Под «церковью смерти» на via Giulia прячется нечто похожее.
Обстановка церкви совершенно обычная, как в других римских святынях – дрожит пламя в подвесных лампадках, на алтаре холст с распятием, деревянные исповедальни и стены из цветного мрамора. Но дверь из бокового коридора ведет на лестницу в мрачный подземный склеп.
Он состоит всего лишь из одной комнаты, но какой!