Холл, оформленный в изысканных черно-белых тонах, был пуст. В разные стороны вели несколько дверей, и Олег вдруг ринулся в одну из них, сделав Жене знак следовать за собой и успев при этом приложить палец к губам.
Предупреждение оказалось своевременным, потому что они очутились в просторном зале, сплошь заставленном гробами… к счастью, пустыми!
Это была грандиозная выставка последних пристанищ человека. Женя даже вообразить не могла такого разнообразия гробов, от самых простых, сосновых, белых, тщательно оструганных, до великолепных, полированных, сверкающих: красного, черного, может быть, даже палисандрового дерева. Они были усыпаны сверкающими заклепками, ручками, скобками, уголками, плюмажами, кистями, жгутами и разными прочими прибамбасами, название которым Женя затруднилась бы подобрать.
Имели место быть и гробы, обитые тканью: черной, алой, жгуче-розовой и ультраголубой, а также белым шелком. Один гроб, увенчанный белым кисейным пологом и бумажными розами, напоминал ложе Спящей красавицы и казался до того мягким и уютным на вид, что Женя ужаснулась, ощутив вдруг патологическое желание испытать, так ли он хорош изнутри, как снаружи.
— Грандиозно, не правда ли? — с искренним восхищением прошептал Олег. — Итак, приступаем к делу — выбираем гроб! Очевидно, следует покупать на вырост — то есть как минимум два метра в длину.
И он бойко засновал между гробами, заглядывая в них, чуть отстраняясь, рассматривая через кулак, словно дивные художественные полотна, меряя пядью…
«Да он сумасшедший!» — вдруг осенило Женю, и она с ужасом выдохнула:
— Олег!.. Угомонитесь, ради бога!
— Потерпи, дорогая! — откликнулся тот в полный голос. — Служение Танатос[2] не терпит суеты. Наше поколение вообще проявляет в этом деле преступную халатность. А вот я читал в каких-то мемуарах про одного помещика… да, это было уважение к госпоже Смерти! Один из самых больших сараев в его имении был предназначен исключительно для хранения гробов. Увлечение вот с чего началось. Однажды этому господину приснилось, будто он преставился, а гроба нет. То ли столяр запил, то ли еще что. А была страшная жара. Кошмар, словом!
Проснувшись и обнаружив себя не только не разложившимся, но даже и вполне живым, помещик первым делом отправил крепостного столяра изучать тонкости грободелательного ремесла в Москву, а как только тот сделался настоящим специалистом, началась массовая заготовка гробов. Помещик оказался весьма предусмотрительным. Он был человеком высоким и худощавым, вот как я.
Олег быстро встал в позу, но тотчас продолжил прерванный осмотр, не переставая, впрочем, болтать:
— И вроде меня он принимал в расчет, что покойничек после смерти вытягивается и становится длиннее. Но вот однажды узнал, что у некоего худощавого человека перед смертью сделалась водянка и после кончины он оказался чуть ли не вдвое толще, чем был при жизни. К нему также поступила информация про другого страдальца, которого продолжительная болезнь настолько источила, что после смерти он сделался даже ниже среднего роста. Вследствие этих соображений герой моего повествования стал заказывать гробы на различный рост и объем тела… Стоп, — внезапно притормозил сам себя Олег. — Похоже, вот этот вполне сгодится, только плечи, боюсь, застрянут. Скажем, вдруг водянка? Или жара, как сегодня? Нет, пожалуй, пройдут плечики-то…
Он в сомнении заглянул в огромную коричневую лакированную домовину и вдруг повелительно спросил:
— Эй, милейший! У вас имеется аршин? Или на худой конец сантиметр портновский?
Женя оглянулась — и невольно ахнула.
Ей еще никогда не приходилось видеть столь мертвенно-белого лица, чудилось, лишенного всех красок жизни. Это недвижимое пятно белело в обрамлении тускло-черных, гладко зачесанных назад волос, черной бороды и черного костюма. Траур был полным — отсутствовала даже белая рубашка. Двумя бесцветными нашлепками казались прижатые к груди руки. У незнакомца были черные глаза, которые могли бы показаться просто дырами, просверленными в голове, если бы не выражение возмущения и ненависти, которое мерцало в них, напоминая, что в выставочном зале возник не призрак, восставший из могилы непосредственно после захоронения, а относительно живой человек.
Вот именно — относительно, судя по тому, какими вялыми были его движения и какое слабое шипение вырывалось из горла:
— Что вы здесь делаете?
— Как — что? — изумился Олег, на которого зловещий незнакомец, судя по всему, не произвел никакого впечатления. — Гробик выбираем. Однако аршина у вас, как я вижу, нет. Но что же делать? Нельзя же такую вещь покупать без примерки. Это ведь на всю жизнь… в смысле, на всю смерть… короче, ясно. Делать нечего, придется поступить, как вышеописанному помещику: когда у него бывали гости, он приводил их в сарай с гробами, в которых лежало сухое сено, и, чтобы показать, как ему будет после смерти ловко и покойно в них, укладывался то в один гроб, то в другой.
С этими словами Олег проворно вскочил в приглянувшийся ему гроб и затих.
Черно-белый человек сорвался с места и ринулся вперед с выражением такой ярости на лице, что Женя всерьез испугалась за своего нового знакомого. Однако Олег уже выметнулся из гроба, как чертик из табакерки, и стал по другую сторону постамента, будто в окопе с высоким бруствером. Налетев на гроб, незнакомец замер, вцепившись в этот зловещий предмет и продолжая потрясенно выдыхать:
— Что вы?… Да как вы?…
— Не переживайте, бога ради, — дружески посоветовал Олег. — Вы что, думаете, я хулиган какой-нибудь, у которого за душой ничего святого? Вот уж нет. Просто решил позаботиться загодя. Не дай бог, ударят какие-нибудь очередные санкции, банк лопнет и… — Он выразительно присвистнул. — Поэтому лучше ковать железо, пока оно есть в кармане. Цена, конечно, крутовата, но уж больно вещь хороша! — Он помуслил пальцами край гроба, словно полу пиджака в магазине готового платья.
— Нет, к такому ответственному делу, как смерть, надо подготовиться загодя, — продолжал Олег, глядя столь простосердечно, что даже возмущенный похоронщик не находил в себе сил прервать эту задушевную речь. — Как сказано классиком, беда не в том, что человек смертен, — беда в том, что он внезапно смертен! Скажем, сегодня молодой юноша накушался до полного одурения какого-нибудь «Солнцедара» (или что там вообще пили, в боевом восемьдесят пятом?) и полез махать кулачищами с явным намерением проломить кому-нибудь башку, — а через два дня его самого находят в заброшенном доме с проломленной головой. Или прогуливается себе человек с компанией друзей, а тут ба-бах! — потерявшая управление машинка бьет его в спину с такой силой, что он влипает головой в асфальт — и планы его становятся навеки неисполнимы… А то, к примеру, некий бизнесмен катит на своем «мерсе», останавливается на светофоре, но…
— Пошел вон! — вдруг выкрикнул гробовщик. — Вон отсюда! — Он сунул руку в карман. — Кто тебя послал? Ты откуда взялся, гад?!
— Кирилл Петрович, вы здесь? — послышался безмятежный женский голос, и немолодая женщина в строгом темном костюме заглянула в зал. — Извините, я выскочила только на минутку. Ой, у нас клиенты…
— Пока нет, — улыбнулся Олег. — Пока заказчики, и то потенциальные. Мы, пожалуй, забежим позднее, уже с деньгами. Извиняйте, если что не так!
И, проворно лавируя между гробами, он вылетел из зала, прихватив за руку Женю.
— Вы что?! — начала было она возмущенно, едва очутившись на улице, но Олег, бросив на ходу:
— Все потом! — втолкнул ее в «Тойоту» и с места рванул так, что под колесами засвистело.
Женя стиснула кулаки, чтобы унять дрожь. Олег покосился на нее и выключил кондиционер.
— Я тоже… замерз, — сообщил он, и Женя впервые обратила внимание, что ее бравый спутник несколько побледнел. А уж как она сама выглядит, можно себе представить! Но лучше не надо.
— Не пора ли объясниться? — спросила, напряженно глядя вперед, но уже не замечая расстилавшихся перед ними тенистых уютных улиц.
— Пора, — согласился Олег, вытаскивая из кармана смятую рекламную листовку. — Вот, взгляните.
«Ритуальные услуги», — прочла Женя.
— Не там читаете. Переверните, — велел Олег.
Женя послушалась — и чуть не выронила газету, прочитав набранное крупным шрифтом:
«Используйте смерть, ибо это великая возможность. „Бардо Тодол“».
— «Бардо Тодол»?! — с ужасом повторила Женя.
— Тибетская Книга Мертвых, — пояснил Олег, осторожно въезжая во двор, образованный каре из изрядно облупившихся, но еще довольно симпатичных «сталинок».
Он выключил мотор и обернулся к Жене. Лицо его утратило бледность, и Женя робко понадеялась, что и сама выглядит уже не как набальзамированный труп.
— Разумеется, нет ничего удивительного в том, что человек, посвятивший себя служению Танатос, сделал своей настольной книгой «Бардо Тодол», — сказал Олег. — Но есть маленькая деталь: нашего нового знакомца зовут Кирилл Корнюшин.
Если Женя не хлопнула себя по лбу, то лишь потому, что побоялась показаться полной дурой.
— Ну да! Секретарша назвала его Кириллом Петровичем! Конечно… Я видела его на старой фотографии, но никогда, ни за что не узнала бы. Хотя, припоминаю, в нем и тогда было нечто зловещее. Или мне так кажется теперь?
— Наверное, кажется, — согласился Олег, приотворив свою дверцу. Теплый ветерок ласково прильнул к Жениному лицу. — Не знаю, какое фото имеется в виду, но я видел их несколько, и десять лет назад Корнюшин был вполне похож на человека.
— А что случилось десять лет назад?
— Трагическая случайность — железнодорожная авария. Товарняк столкнулся с электричкой, переполненной дачниками. Погибло народу — ужас. От первых трех вагонов практически ничего не осталось. Корнюшин вышел в тамбур покурить — это его и спасло. Но вся его семья: отец, мать, молоденькая жена… можно сказать, и ребенок, потому что она была беременна… — Олег тяжело махнул рукой. — Вот где кошмар! Его можно было только пожалеть: в двадцать шесть лет потерять в жизни все! Он долго болел, потом ушел из школы, в которой работал, запил… Подрабатывал от случая к случаю в бригадах могильщиков на кладбищах. Этот бизнес золотым считается, в него попасть всегда было трудно, однако Корнюшина почему-то брали — на подхват, разумеется. Но пять лет назад вдруг словно заново родился. Прошел кодирование, бросил пить совершенно. Продал все свое имущ