кажу вечером.
Женя хлопнула глазами.
«У меня», он сказал «у меня», а не «у моего брата»! Что бы это значило? Да скорее всего, самое простое: оговорку. Или, например, картина принадлежит Олегу, а держит он ее у брата. Скажем, жена Олега не любит картин. А то, вполне возможно, нет ни жены, ни брата, и ночь с Женей Олег провел в своем собственном доме. Но почему тогда… Значит, его молчанию есть причины. И пока он сам не скажет, Женя не должна спрашивать. И не будет. Ей ли не знать, что мужчину, который тебе дорог, нужно принимать таким, какой он есть… или уж вообще не принимать, а уходить от него! От Олега она не уйдет — просто однажды улетит, это судьба, никуда от нее не денешься, так стоит ли обременять себя щемящими, ненужными подробностями? Лучше опять вернуться к делу. К делу, к делу… Что бы еще сказать такого — сугубо делового? Ах да! Самое главное!
— Ты что-нибудь нашел в той комнате, когда мы с тетей Катей выходили на балкон?
— Ух ты, совсем забыл! — вскинулся Олег и, извернувшись, зашарил в нагрудном кармане своего пиджака. Поскольку пиджак был надет на Женю, выходило, что он шарит по ее груди.
Она затаила дыхание, однако Олег нашел то, что искал, слишком быстро.
Это оказался обрывок бумажки, покрытой убористым английским шрифтом, насколько удалось разобрать Жене, кусочек инструкции к электрошокеру.
— Наверняка это принадлежало нашему рыболову-любителю, — сказал Олег. — Вряд ли тете Кате мог понадобиться электрошокер.
— Ты думаешь, это и был его «улов»?…
— Почти не сомневаюсь. Леску не разглядишь в потоках такого ливня, какой был вчера, все сидели дома, носа никто не высовывал. Он почти не рисковал.
— И дождь усилил разряд…
— Не настолько, как ты думаешь. Электрошокером человека не убьешь — ну разве если прижмешь к сонной артерии или прямиком к сердцу. И то — зависит от крепости организма, от силы разряда. Сильнейший шок — это да. А здесь было сделано все, чтобы малейшее касание (невозможно ведь рассчитать порывы ветра, движения Алины по балкону) оказалось смертельным. Вспомни «пропавшее электричество». Молния утянула, по словам тети Кати? Ну что же, она оказалась права, потому что эти пропавшие киловатты, очевидно, и стали той самой молнией, которая убила Алину.
— Бог ты мой… — прошептала Женя. — То есть какой-нибудь генератор работал или как это называется?
— Что-то в этом роде, — хмуро кивнул Олег. — Я вообще не представляю: тут ведь надо, по идее, два проводника, землю… Впрочем, я в электричестве разбираюсь только на уровне пользователя. Но шокер, очевидно, был преобразован особым образом, чтобы смог выдержать такое могучее накопление энергии. Мы можем только предполагать, какую дьявольщину измыслил убийца — умный, хитрый и совершенно беспощадный. И чем дольше я над этим думаю, тем больше возникает вопросов. И самый главный: почему между убийством Стоумова и Полежаева прошло восемь лет, потом опять пятилетний перерыв, а потом вдруг посыпалось, как из рога изобилия (извини за идиотский юмор): Неборсин, Климов, Пахотина, теперь Алина…
— Может быть, убийца не знал, где их искать? Ведь те трое переехали в Нижний, разве так просто найти?
— Не исключено… — Олег вдруг резко свернул с шоссе и углубился в переулки. — Давай все-таки проверим, нет ли Корнюшина дома. Мало ли что он мог наплести секретарше!
— Или она — нам, — добавила Женя. — Тебе не кажется, что мы напрасно уперлись в одного человека? Их вполне может быть двое: один действует здесь, другой в Нижнем. А то и несколько!
— Не исключено, — согласился Олег. — В конце концов, звонил же Стоумов кому-то в Нижний! Надо, кстати, будет попытаться выяснить номер, это вполне реально, особенно если племянница тети Кати подсобит. Еще неизвестно, жертва Корнюшин или преступник. А может быть, и то и другое!
Олег остановил машину рядом с серой «хрущевкой», спрятавшейся среди разросшихся тополей.
— Придется быть с ним поосторожнее. А потому я сейчас к нему на квартиру сбегаю, а ты меня подождешь!
И он выскочил из «Тойоты» так проворно, что Женя и слова не успела молвить.
Взмахнул пультом, злорадно усмехнулся — и она даже не стала дергать ручку двери, поняв, что заблокирована в машине.
С силой сцепила пальцы, пытаясь успокоиться. Какое, однако, низкое коварство! Это Олег за нее как бы беспокоится. Ну что ж, очень трогательно. Но вдруг на него сейчас обрушился предательский удар — и некому подстраховать, прийти на помощь!
О господи, да где он там?! Ох, идет наконец!
Олег подбежал к машине, схватился было за дверцу, потом вспомнил про пульт. Оказавшись рядом с Женей, вдруг сграбастал ее в объятия, забормотал в макушку:
— Знаю, знаю, что скажешь, только не надо, ладно? У меня насчет тебя какой-то рефлекс срабатывает, я бы прямо счастлив был, если б мог тебя высадить сейчас и заставить идти домой меня ждать…
«Идти домой меня ждать…»
Интересно бы знать, какая все-таки дурь занесла ее в «Агату Кристи»? С чего возомнила, что способна быть хотя бы бледным подобием детектива, если единственное, чего ей хочется в жизни, это идти домой и ждать?…
— Больше не сердишься? — отстранился Олег. — Все, не дуйся, времени нет, полетели!
— Ты меня на даче так же запрешь? — настороженно спросила Женя.
— Возможно, там мне понадобится подстраховка, так что сориентируемся на местности.
— Слушай, — спохватилась Женя — Грушин, помнится, говорил, что ты работаешь в контакте с полицией. Но, как погляжу, ты еще больший солист, чем он. Не пора ли нам все-таки привлечь дополнительные силы? Сам говоришь, всякое может быть, а у нас один пистолет на двоих.
Олег, не ответив, лихо обошел на повороте «КамАЗ» и помахал озверевшему шоферу.
«Тойота» шла в гору.
— Как тебе сказать… — задумчиво проронил Олег. — Времени терять не хочется, если правда. Думаешь, я только свистну: «Сарынь на кичку!», как тут же сбежится мне на подмогу вся полицейская рать? Ага, конечно! Пока их вразумишь, не только Корнюшина прибьют, но и нас с тобой, и знать не будешь, свои или чужие. Это какая-то патологическая традиция: частный детектив избегает контакта с официальными органами. Чаще всего, конечно, в интересах клиента, иногда — и в своих шкурных. Что же до меня… Заметь, мы с тобой бегаем по городу, как юные тимуровцы, из чистого спортивного интереса. Никому не обещано ни мало-мальского гонорара, я забросил все свои прочие дела. Саша Лю, к примеру, христом-богом просил вычислить нового «босса», который наложил лапу на «Джонку», а я…
— Но ведь этим боссом вполне может оказаться Корнюшин, так что еще не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
— Резонно, — кивнул Олег. — Я и забыл. Про Корнюшина вообще думать долго неохота, у меня от него мороз по коже бежит. Ну до того он похож на ожившего покойника, который явился мстить своим обидчикам, что просто не верится, будто это живой человек.
Женя нахмурилась. Не слова Олега поразили ее, нет… «вещий холод на голой руке», как сказал поэт! Осталось только понять, что именно вещует эта дрожь! Нет, мелькнуло озарение — и исчезло, не оформившись в мысль.
— У меня и впрямь были раньше неслабые отношения с родной полицией, — продолжал Олег. — Я ведь когда-то и сам в органах служил, да комиссовали по ранению. Давно это было, теперь я, условно говоря, здоров, но обратной дороги нет. Но связи сохранил кое-какие. Я сегодня утром попозванивал кое-куда, порасспрашивал насчет Корнюшина. Вроде бы чистой воды гробовщик, никаких посторонних контактов. Правда, говорят, в последнее время его интересы расширились, но след оказался настолько зыбок, что и говорить пока не о чем. Однозначно не рэкет, хотя если вспомнить вчерашний вечер…
Женя так глянула на него, что Олег удивленно повернул голову:
— Что смотришь?
Она уставилась на дорогу.
— Понимаю, — усмехнулся Олег. — Как пишут в романах, со вчерашнего дня словно бы целая жизнь прошла. Да, товарищ Дима Грушин придал моей судьбе особое ускорение, попросив присмотреть за своей «сотрудницей особого назначения»… В связи с этим вертятся у меня на языке некоторые вопросы, но пока не уверен, имею ли право их задавать.
Женя ожидала, что Олег еще раз спросит: «Так как, имею?» — и тогда она позволит эти вопросы задавать, но он молчал. Может, ждал от нее поощрения? Но отчего-то стало страшновато. Конечно, насчет Грушина скрывать нечего, да и о чем говорить! А вот если Олег захочет окинуть окрестности ее жизни более пристальным взглядом… Молчать о Льве или нет? А если нет, что открыть? Вчера рыдала в самолете над своей разбитой любовью, а сегодня вся дрожишь от нежности к другому человеку… Или, учитывая разницу во времени, рыдала она все-таки позавчера? Ну, это в корне меняет дело!
«Тойота» пожирала шоссе, будто гоночный автомобиль. Стоило глянуть в окно, как ощутимо ощущался свист, с которым проносились мимо темно-зеленые заросли. Там уже довольно часто мелькали желто-красные, а то и фиолетовые пятна. Да, осень подступила в этом году рано.
— Это место как называется? — нарушила молчание Женя.
— Хехцир. Тайга тут уже довольно серьезная.
Темнело с каждой минутой. Стены леса вдоль дороги смыкались неразличимо, небо еще светлело, но когда свернули с шоссе на грунтовую дорогу, и вовсе почудилось — ночь.
Олег резко сбавил скорость.
— Помнишь, у Гоголя, что ли, сказано, будто дороги расползлись в темноте, как раки? Вот уж воистину! — И умолк, тихо зашипев от боли, потому что прикусил язык на предательской выбоине.
Минут через пятнадцать впереди в свет фар что-то блеснуло.
— Ага, приехали! — Олег всмотрелся. — Ворота, конечно, закрыты. Стоило бы оставить машину и пойти налегке, но неизвестно, вдруг срочно потребуются колеса. К тому же нас уже заметили.
У ворот замаячила невысокая тщедушная фигура — снимала цепь замка, растягивала в стороны тяжелые створки, махала рукой: проезжайте, мол. Рядом скакал, разевая пасть, пес: мощная, убойная смесь кого-то с кем-то.
— Ого, сторож, — сказала Женя. — Серьезные порядки. В случае чего быстро в ворота не проскочим.