— В случае чего — это если будем за кем-нибудь гнаться? — глянул на нее Олег. — Это да… Но, с другой стороны, тот, кого будем преследовать, тоже с налету не проскочит — тут и встретимся.
Женя не ответила. Она-то имела в виду совсем другую ситуацию. Если их будут преследовать…
Даже странно: откуда вдруг такие пораженческие настроения, почему подступила дрожь? Но нельзя, невозможно даже намекнуть на свой страх Олегу. Стыдно, глупо — после того как камнем на нем висела, лишь бы остаться. И если сойти с дистанции, он окажется один перед встречей… вообще неизвестно с кем, только потому что его «деловым партнером» вдруг овладела уверенность, что они прямиком следуют в лапы к опасности.
Олег притормозил около сторожа, опустил стекло и, не дожидаясь вопроса, обезоруживающе улыбнулся:
— Добрый вечер. Не подскажете, как до Корнюшина доехать?
Настороженное лицо бесцеремонно заглянуло внутрь:
— А чего от него надо? В кои-то веки человек отдохнуть приехал, так мало что с ним какой-то притащился, — вы еще!
— Все очень просто, — не моргнув, пояснил Олег. — Он заготовил образцы древесины для гробов, а в город не везет: тяжело, говорит, и мусорно. Вот его партнеры и съезжаются, чтоб на месте посмотреть, что кому может понадобиться. Так что вы лучше ворота не закрывайте, еще должны люди подъехать.
Сторож дико глянул на него, и даже пес неодобрительно тявкнул.
— Нет уж, голубок, я лучше лишний раз встану да открою, а то время лютое, не знаешь, кто набредет. Вон, проезжайте до конца дороги, а там увидите теремок — это и есть его дачка!
Олег кивнул, повернул от ворот налево. Мелькнул небольшой домик, аккуратная поленница, «уазик» около забора…
— Ты его напугал, — сказала Женя.
— Переживет. Ишь как он заботится о покое своих подопечных! Или это только о Корнюшине такая печаль? А интересно, кого это привез к себе Кирилл Петрович?…
Ехали по дороге уже минут пять, не меньше. Жене стало казаться, что сбились с пути, но из тьмы снова и снова выступали очертания дачных домиков — от самых примитивных до вычурных, затейливых.
— С ума сойти, — сказала она растерянно. — Это что же — в Хабаровске столько художников?
— Дела давно минувших дней, — сказал Олег. — Преданья старины советской. Тут и писатели, и журналисты пристраивались втихаря. Повоздвигли хоромин, а теперь продают.
Сбоку мелькнул проулок, и Олег резко свернул.
— Как думаешь, не стоит афишировать свое прибытие? — Он затормозил. — Согласен. Тогда пошли, разомнемся.
Осторожно, стараясь не шуметь, вышли из машины.
Ночь оказалась удивительно тепла — словно бы и не конец августа.
Олег несколько раз оглянулся, запоминая дорогу. По счастью, как раз у поворота стояло огромное дерево.
— Жаль, что не береза, — ствол белел бы в темноте, хороший ориентир, — шепнула Женя.
— Вот именно что береза, — возразил Олег. — Только черная. Дерево такое у нас тут водится — черная береза. Белая, кстати, тоже имеется.
Прошли метров пятьдесят — что-то смутно-серое возникло впереди. «Волга»!
— Ага! — выдохнул Олег. — Это Корнюшина. О, гляди: чем не терем?.
Глаза уже слегка привыкли в темноте, и в бледном звездном свете замаячили затейливые башенки, флюгер, навершия…
— Надо же такого понастроить! — восхищенно шепнула Женя. — Два этажа, и все с выкрутасами. Смотри, еще и статуя на балконе.
— Где? — насторожился Олег.
— Нет, показалось, наверное. Или это человек был?
Замерли, всматриваясь, но балкон, залитый бледным лунным светом, был пуст — только играла на перилах тень разлапистого дерева.
— Будем считать, показалось. Тихо, тихо…
Подошли к забору и двинулись вдоль него, ведя по штакетнику руками и пытаясь нащупать калитку. Она оказалась не заперта.
Под ногами слегка шелестела трава, но ветер беззаботно гулял в вершинах, не заботясь о тишине, и всю округу наполнял только его вольный, ровный шум, заглушавший все остальные звуки.
Вокруг террасы белели звездочки душистого табака, благоухали исступленно, сладко. Где-то вдали внезапно заорали лягушки и разом стихли.
Подкрались к террасе.
Олег махнул Жене, потом перебежал, согнувшись, под освещенным окном, она — следом. Осторожно подняли головы, и вовремя: в просвете между полузадернутых штор появился Корнюшин.
Стоит, мрачно смотрит куда-то в угол. Бледно усмехнулся, шевельнул губами. Что-то говорит! Да, похоже, он не один.
Олег стиснул руку Жене и попятился от окна.
Одним прыжком перемахнули освещенное пространство, затаились за кустом. Шиповник, как выяснилось, — колючий. Ничего, перетерпится.
В самом деле, какой смысл сидеть под окошком, если ничего не слышно и видно чуть? Отсюда обзор лучше, хотя это скорее получается театр теней.
Черный, как дьявол, Корнюшин мечется по комнате, оживленно жестикулируя, иногда замирает, обращаясь к кому-то незримому: ждет ответа? А его собеседника не видно. Не сам же для себя произносит эту речь Корнюшин!
Остановился, устало пустив голову. Махнул безнадежно… и вдруг метнулся вперед, хищно вытянув руки.
Мгновение Олег и Женя ошеломленно смотрели на опустевшее окно. Вдруг на занавесках вырисовались две сцепившиеся фигуры. Топтались, покачиваясь, потом рухнули.
Женя схватила Олега за руку, почувствовав, как напряглось его тело, но он нетерпеливо освободился от ее дрожащих пальцев.
— Мы зачем сюда пришли? — блеснул сердито глазами и выдернул из-за пояса пистолет. — Пока не высовывайся.
Шагнул веред, но тотчас отпрянул: на террасе загрохотали шаги, метнулась тень.
Корнюшин! Да, это его профиль: кудлатая голова, окладистая борода. Вцепился в столбик, подпирающий крышу, замер, смертельно бледный в бликах света.
Он, точно. И пока вполне жив. Женя перевела дыхание.
Корнюшин вдруг насторожился, вскинул голову — и спрыгнул с крыльца, ринулся, не разбирая дороги, в сад, растворился в темноте.
Но калитка вроде бы в другой стороне. Значит, Корнюшин помчался не к машине. А куда? Или сам не понимал, что делает?
— Пошли, — шепнул Олег. — Поглядим. Только тихо. Он удрал, а тот, с кем он дрался, остался. Смотри не высовывайся!
И одним прыжком вскочил на крыльцо.
Женя осторожно шагнула на ступеньку — сразу заскрипело под ногой. Замерла.
Олег обернулся, зыркнул на нее, потом махнул рукой и скрылся за дверью.
Женя не поняла, что значил этот жест: стой? Иди за мной? Подумала — и двинулась вперед, обмирая при каждом шорохе.
Казалось, она топает, как медведица. Олег же летел по коридору, будто сухой осенний лист, почти бесшумно. Вот его силуэт мелькнул в освещенном проеме и метнулся в комнату.
Женя кинулась за ним, забыв о всякой осторожности, каждое мгновение ожидая стрельбы, криков, — и замерла на пороге, увидев Олега, который склонился над человеком, лежащим в углу, прямо на полу.
От Жени его загораживал стол. Она только и видела поджатые ноги, бессильно простертую руку, угол плеча и неловко вывернутую голову, прикрытую другой рукой.
— Мертв?!
Олег быстро прижал пальцы к шее неизвестного, обернулся:
— Скорее жив.
Женя кивнула, сделала шаг вперед — и в то же мгновение боковым зрением уловила промельк за окном.
Оглянулась — и издала дикий крик, увидев прильнувшее к стеклу лицо.
Чудилось, человек силится разглядеть, что происходит в комнате: приник изо всех сил, расплющив нос и щеки, странно таращит глаза. А руки, сложенные козырьком над бровями, причудливыми тенями коверкают черты, страшнее которых Женя, кажется, в жизни не видела!
Лицо вмиг исчезло, спугнутое ее криком, но в глазах все еще маячили эти омертвелые, искаженные то ли напряжением, то ли ужасом, то ли буйной жестокостью черты…
— Корнюшин? — резко обернулся Олег, но в окне уже никого не было.
Олег кинулся из комнаты. Женя рванулась было за ним, но он уже канул с крыльца, бросив шепотом:
— Жди здесь!
Женя попыталась крикнуть, остановить его, но голос не повиновался. Хотела бежать следом, но Олег словно растворился в темноте. Где-то далеко-далеко прошелестели по траве шаги — и все стихло.
Она вцепилась в резной столбик — ноги подкашивались. Прикосновение полированного дерева, еще хранившего дневное, живое тепло, вернуло подобие самообладания.
Лучше закрыться в доме. Там лежит этот человек. Начнет приходить в себя — может понадобиться помощь. К тому же в доме, под защитой стен и дверей, спокойнее, чем в этой огромной черной ночи.
Шагнула в коридорчик, притворив за собой дверь. Нашарила внутренний замок и, после некоторого раздумья, тихонько заперла его.
Если вернется Олег, она откроет. Если не Олег… успеет удрать через окно, прежде чем Корнюшин справится с дверью. Или может появиться еще кто-то? Лицо в окне… оно мало напоминало Корнюшина, разве что мертвенной бледностью. Об этом Женя и пыталась сказать Олегу, да не смогла. Впрочем, он не слушал.
Отошла от двери, чувствуя себя и под защитой замка совершенно беззащитной. Ужасно не хотелось идти в комнату. Сжаться бы в комочек, залезть куда-нибудь под стол…
Язвительно усмехнувшись своей унизительной трусости, шагнула через порог — и опять застыла, недоверчиво оглядываясь.
Несколько минут назад около этого стола, в углу, безжизненно лежал человек, а сейчас его нет.
Женя прижалась к косяку.
Окно прикрыто — значит, он где-то в доме, затаился.
Он… кто?
Ответ прост. На кого мог так яростно, исступленно наброситься Корнюшин? Только на того, кто угрожал его жизни. На убийцу!
Значит, убийца сейчас в доме.
Женя уставилась в потолок.
Скрип, другой — почудилось или слышны почти неразличимые шаги наверху. И вдруг она уловила еще какое-то движение в углу комнаты. Там дверь… да, понятно, комната проходная. Эта дверь вроде бы дрогнула. Тоже почудилось?
Женя смотрела неподвижными расширенными глазами, не замечая, что все плотнее вжимается в стену.
«Сквозняк? Может быть, сквозняк?» — мелькнула безумная надежда — и Женя тихо ахнула, ощутив какое-то шевеление там, в темноте.