— Дома, — с трудом пробормотала она.
— Живой, что ли?! — недоверчиво ахнул «салага».
Женя попыталась кивнуть, но только слабо дернула головой.
— Живой Андрюхин, слышь! — обрадовался «салага». — То-то мы его сейчас за жабры!
— Погоди, — насторожился Сидоров, устремляя взгляд на костер. В глазах тотчас вспыхнули хищные звериные огоньки. — Если товар там был, почему паленым не воняло?
Его напарник встрепенулся и даже отпустил Женю.
— Сидоров, ты башка! — выкрикнул восхищенно. — Ну, ты башка! Значит, она врет? Ты врешь, что ли?
Вцепился Жене в плечи, вывернул руки назад. Она упала на спину, а сверху навалилось ненавидящее лицо:
— Ну, говори! Говори, кто товар взял? Ты с подельником? Другие? Говори, а то сейчас всю глотку искромсаю! Сидоров, дай нож!
— Дурак, она смерти ищет, ты что, не понял? — почти миролюбиво отозвался Сидоров. — Ты с ней поговори по-мужски, авось столкуетесь.
«Салага» тупо моргнул, потом ощерился в улыбке:
— А что, давай… — Задумчиво взялся за ремень. — А ты глядеть будешь, да, Сидоров? Порношоу, да?
— Зачем глядеть? — Сидоров уже расстегивал брюки. — На пару попользуемся. Нет, погоди-ка. — Он вынул из кармана платок и, сильно сдавив Жене щеки, сунул в рот вонючий комок.
Она забилась, давясь, и Сидоров слегка вытянул кляп:
— Вот так. Ничего, не задохнешься. Слушай сюда! — призвал он, тыча пальцем почему-то в расстегнутую ширинку. — Мы сейчас тебя траханем, сколько сил будет, а потом спросим… Скажешь — твое счастье, легко умрешь, а нет — продолжим, но не сами, а подручными средствами. — Он подхватил с земли толстый сук. — Видала имитатор? А это видала? — Поднял еще один. — Замучаешься господа о смерти молить!
— Сидоров, ты че?… — слабо проблеял «салага», но тот занес увесистый кулачище:
— Заткнись! Тебе что сегодня было сказано? Жить надоело?! Мало, что катер дважды сгоняли попусту, так еще и Андрюхин пропал? Давай, ложись, а я к ней сзади пристроюсь. А ты, б…, снимай штаны, чего валяешься, как на пляже?
Женя с трудом села. До нее наконец начал доходить смысл того, что здесь происходило. И все-таки не могла поверить…
«А потом кинут в костер, — медленно проплыло в голове. — Туда, к нему. Хорошо. Я лучше сразу все скажу, может, убьют сразу…»
Резко выдернула изо рта платок — и замерла, встретив бесконечно удивленный взгляд Сидорова. Похоже, дерзость пленницы ошарашила его.
— Жив ваш Андрюхин, — торопливо выговорила Женя, боясь, что ее остановят. — Мы угнали его машину, потому что…
И осеклась, потому что Сидоров вдруг рухнул на колени, а потом повалился лицом вперед — Женя едва успела отдернуть ногу, чтоб он не уткнулся лицом.
— Сидоров! — взвизгнул «салага», но в это мгновение раздался глухой хлопок — и с него соскочила фуражка.
«Салага» накрыл голову руками и припал к земле.
— Спокойно, ты вполне жив и пригоден к употреблению, — послышался голос.
Какая-то фигура неторопливо двигалась от кустов, поигрывая пистолетом.
— Ну, гад, всю жизнь теперь думать будешь, нарочно я промазал или нечаянно! — В голосе зазвенела насмешка.
Женя недоверчиво смотрела, как высокий человек приблизился, мельком глянул на нее, но тотчас снова уставился на «салагу»:
— Расстегни ремень, перетяни ему правое предплечье. Ничего страшного, готов спорить, что даже кость не задета.
«Салага» с совершенно мертвым лицом медленно сдвинулся с места… руки его не слушались, и прошло немалое время, прежде чем он смог перевернуть тяжелое тело Сидорова на бок и своим ремнем перетянуть ему руку поверх куртки. Сняв ремень с Сидорова, подал Олегу и покорно повернулся к нему спиной.
Олег кинул свой пистолет Жене — она машинально поймала.
— Прикрой меня, — попросил скучным голосом.
Сноровисто охлопал бесчувственного Сидорова, потом его ошалевшего от ужаса подельника. Все трофеи: два пистолета (выбив из них обоймы), нож, кастет — зашвырнул в кусты, но не рядом, а в разные стороны, сопроводив ласковым присловьем:
— Летите, голуби!
Сноровисто — ноги к рукам — связал «салагу», свалил рядом с Сидоровым:
— Пока что полежите, ребята. Но если кто-то из вас пикнет, это самое «пока» мгновенно иссякнет.
Женя вдруг выронила пистолет, схватилась за горло, ощущая, как все вокруг затягивается серым маревом, но Олег вздернул ее на ноги. Потащил за собой. Она покорно брела — без мыслей, давясь криком.
Олег опустился на корточки, заставил Женю нагнуться, тыкал в догорающий черный скелет «уазика»:
— Смотри! Вон там кабина, вон там я сидел, вон там ты, видишь? Я тебя вытолкнул и сам успел выскочить, ясно? Машина взорвалась, когда меня там уже не было. Ты видишь? Видишь меня?
Повернул к себе, схватил за запястья, провел по своим щекам:
— Узнаешь? Это я, я!
Женя всматривалась, вслушивалась.
— А я? — спросила, еле шевеля губами.
— Что? — сдвинул брови Олег.
— Я с тобой?
— Ну да, ясно же!
— Где… я где? Мы?
— Здесь, здесь, — тяжело вздохнул Олег, — пока не там, уверяю тебя.
Она опять недоверчиво провела пальцем по его щеке, улыбнулась слабо, еще не в силах постигнуть случившееся.
— Погоди-ка, — сказал Олег и потащил ее к полицейской машине. Сунулся в кабину, пошарил одной рукой, так и не выпуская Жениных пальцев, вынырнул с довольной улыбкой:
— Вот оно!
Потряс перед Жениным лицом фляжкой:
— Полнехонька, гляди! Моя полиция меня бережет!
Быстро глотнул — и брови изумленно взлетели:
— Да это же греческий коньячишко ростовского разлива! «Арго»… нет, «Александр». Эстеты… — Оглянулся на два покорно-неподвижных тела: — Кто бы мог подумать?! Или реквизнули у кого-то? А впрочем, какая разница! Пей, — скомандовал Жене и, когда та замешкалась, всунул горлышко чуть ли не в зубы: — Пей, тебе говорят!
Она послушно глотнула, не ощутив никакого вкуса, — только горло обожгло.
— Еще пей! — приказал Олег.
Женя отстранилась:
— Почему?…
— Что?
— Почему ты такой?… — У нее перехватило горло.
Мгновение Олег смотрел растерянно, потом по лицу прошла судорога:
— А нарочно. Чтоб не думала, будто я призрак. Я же понимаю, что… — Задохнулся, сам глотнул из фляги. — Понимаю, что ты испытала. Но я сначала валялся без сознания, странно, что они на меня не наткнулись, а потом никак не мог найти позицию, чтобы стрелять — и тебя ненароком не задеть. И чтоб наверняка: патронов-то всего два было! Повезло, слава богу! — быстро перекрестился фляжкой, расплескивая коньяк. — Ужасно боюсь, что у тебя сейчас начнется истерика, а как в чувство приводить? По щекам тебя и так достаточно хлестали сегодня. Тем же способом, что на берегу? — попытался усмехнуться, но получилось плохо. — Тебе и так от них досталось. Не могу, чтобы ты меня и их рядом видела, понимаешь? Так что выпей лучше еще — и поедем. Надо отсюда убираться даже не бегом — на крыльях улетать!
— На чем? — спросила Женя, послушно сделав глоток, и второй, и третий, но не ощутив даже ожога в горле. — Улетать будем на чем?
Олег не отвечал: стоял, чуть согнувшись, прижав руку к груди. Качнулся…
Женя, выронив фляжку, метнулась к нему, подхватила.
— Ничего, — выдохнул он, сильно жмурясь. — Сейчас… пройдет. Говорил мне Степан Федорыч Крашенинников, великий хирург: «Не пей, братец!» И далее по тексту. Нельзя мне коньяк, ты уж приглядывай за мной, а то напьюсь — буянить буду, еще зашибу ненароком.
Помолчал, медленно выпрямился. Открыл глаза:
— Это ты? А я… где?
— Как это? — растерялась Женя — и вдруг, сообразив, залилась тихим, захлебывающимся смехом: смеялась да смеялась, никак не могла остановиться.
— О господи, — вздохнул Олег. — Так это за тобой, оказывается, надо приглядывать, чтоб не напилась! Пошли, горюшко мое.
— Сейчас, — пробормотала Женя, не двигаясь с места, глядя на него, трогая, но все еще не веря, не веря…
— Ну хорошо, — кивнул Олег. — Только один разок — и сматываемся отсюда, пока еще какие-нибудь коршуны не налетели. Только, чур, — не плакать, ладно? Очень тебя прошу!
— Не буду, — шепнула Женя, поднимая к нему лицо.
Приблизился — и впился в рот жестко, грубо, до боли, потом вдруг, словно спохватившись, начал целовать ее дрожащие губы ласково, едва касаясь.
— Ну, — выдохнул чуть слышно, — теперь узнала? Это я?
— Ты… ты…
— Куда едем? — вглядываясь в мелькающие городские улицы, бодро спросила Женя, на которую коньяк оказал поистине магическое действие, заставив забыть об усталости.
— Для начала заглянем домой к Корнюшину, а там посмотрим. От «Короллы» надо избавиться, но это потом.
Дома черными громадами бесконечно высовывались из тьмы, наконец «Королла» остановилась.
Женя узнала место, где вчера сидела, заблокированная в «Тойоте», — и выскочила наружу еще раньше Олега.
Он ничего не сказал на это — только головой покачал и выдернул из-за пояса пистолет.
Единственным их трофеем (кроме машины, разумеется!) оказался электрический фонарик, и он здорово пригодился сейчас: свет в подъезде не горел.
Бесшумно поднялись на третий этаж.
Олег осветил дверь квартиры Корнюшина и прищелкнул пальцами. Это был условный знак Жене: затаиться, не высовываться. Она послушно отступила, успев, однако, увидеть то, что насторожило Олега: темную щель возле косяка.
Дверь-то не заперта, даже наоборот.
Неужели они опять опоздали? Неужели сейчас войдут, а там, в углу, скорчившись…
И опять ударило по глазам воспоминание: поджатые ноги, угловато выставленное плечо… тот человек на даче. И дверь, которая медленно приоткрывается, а за ней…
Она встряхнулась: Олег вошел в квартиру. Тут уж Женя ничего не могла с собой поделать: бесшумно взлетела на площадку, прижалась к стене, ловя каждый звук, доносившийся из темного дверного проема.
Вернее, не доносившийся. Звуков не было слышно никаких. И когда эта неестественная тишина окончательно вывернула Жене нервы наизнанку и она почти поверила, что Олег, едва войдя, получил удар, был подхва