Громадное пространство, политически разобщенное или вовсе дикое, стало теперь работать на поднимающуюся Московию. То, что прежде едва не поставило русские земли на грань исчезновения – сколько всяких народов растворилось в тех же степях от Паннонии до северного Китая – теперь открывало перспективы продвижения нашего народа на юг и восток сначала для защиты своих границ от грабежей и набегов, а потом и корысти ради. После смерти Тамерлана в 1405 году в разгар его похода на Китай, а затем распада Орды Московия действительно остается единственной потенциально могущественной силой на всем пространстве от Москвы до самых до украин.
Первоначально украинами и в Польше, и в Московии именовали земли, граничившие с Великой степью или Диким полем. Московская граница со степью – ее еще называли Берегом – долго проходила по берегу Оки, местами в ближнем Подмосковье (по нынешним меркам). И только к концу XVI – началу XVII века достигла наконец областей по Северному Донцу, то есть дошла до той страны, название которой сохранило собственно память об этой многовековой борьбе с Диким полем. Русскоязычное население Восточной Украины – в значительной степени потомки тех, кто в XVII веке нес сторожевую службу на южных подступах к Московии.
Итак, будущая территория России, начиная с XV–XVI веков, являла собой бесхозную добычу, которая ждала своего завоевателя. Им и стал Московский царь. После разгрома Казанского, Астраханского и Сибирского ханств при Иване Грозном лишь упорная борьба с вылазками крымских татар занимает весь XVII век. С начатым при Екатерине Великой освоением Новороссии и покорением Крыма в 1783 году Дикое поле окончательно кануло в Лету, оставив по себе кулинарные воспоминания вроде тар-тара, шашлыка и пельменей, да великое множество важных русских слов, например, бардак, балаган, деньги и дурак. Стремительность, с которой Россия захватывает всю громаду своей будущей территории, поражает. Вслед за походом Ермака в Сибирь в 1583 году русские двигаются на восток со скоростью 100 тысяч квадратных километров в год и в 1648 году они уже достигают Аляски. Такое ощущение, что страна просто задержала выдох на пару-тройку столетий, а когда выдохнула, то пронеслась цунами по всем бескрайним лесам и степям Сибири, Дальнего Востока и даже Дикого Запада. Проглотив Великую степь, Россия словно обрела скорость ее быстрых низкорослых лошадей, ее вековую жажду войны и добычи, которые за четыре столетия превратили Московию в империю, занимающую 1/6 часть суши.
Кстати, что-то такое про кровь Дикого поля, текущую в жилах новой империи, почувствовали европейцы. В эпоху наполеоновских войн их особенно поразило зрелище русской легкой кавалерии, набранной в поволжских степях – «Тартарии». В частности, они называли башкир «северными амурами» за мастерское использования лука, удивительное в век огнестрельного оружия. Французский генерал барон де Марбо писал: «Потери, вместо того чтобы охладить их исступление, казалось, только его подогрели. И так как они двигались без всякого построения и никакая дорога их не затрудняла, то они носились вокруг наших войск, точно рои ос, прокрадываясь всюду. Настигнуть их было очень трудно!» По дороге в Париж «северные амуры» встретились в Веймаре и с Гете. 5 января 1814 года он сообщает: «Кто бы еще несколько лет назад мог предвидеть, что в аудитории нашей протестантской гимназии будет совершаться магометанская служба и читаться суры Корана. Но это произошло, и мы присутствовали на башкирской службе, видели их муллу и приветствовали их князя в театре. В виде особой чести мне преподнесли лук и стрелы, которые я, на вечную память, повешу над очагом». (На самом деле они, насколько мы знаем, отправились в чулан.) После похода Батыя на Западную Европу в 1241 году – тогда его отряды стояли в 10 милях от Вены, и в них наверняка были предки башкир – прошло 573 года. И как теперь все переменилось!
Жуткое чувство пустынности
Правда, русский простор был не только благословением для страны, хоть и запоздалым, но и ее проклятием, на этот раз бесконечным. Политически этот простор после столетий колебания на грани исчезновения превратил Россию в одну из величайших стран мира, но в социальном плане оставил ее далеко позади Европы. Обладая обширными территориями уже в эпоху Киевской Руси, наша страна никогда не знала тесноты Западной Европы: «Все что [путник] видит вокруг себя на Западе, – пишет Ключевский, – настойчиво навязывает ему впечатление границы, предела, точной определенности, строгой отчетливости и ежеминутного, повсеместного присутствия человека с внушительными признаками его упорного и продолжительного труда. Внимание путника непрерывно занято, крайне возбуждено». Другое дело в России. Тут «точно одно и то же место движется вместе с ним сотни верст… Жилья не видно на обширных пространствах, никакого звука не слышно кругом – и наблюдателем овладевает жуткое чувство невозмутимого покоя, беспробудного сна и пустынности, одиночества, располагающего к беспредметному унылому раздумью без ясной, отчетливой мысли».
Отвлекшись от «беспробудного сна и пустынности», попробуем тем не менее предаться предметному раздумью с ясной и отчетливой мыслью. Мы не знаем, сколько людей жило в Киевской Руси и Московии. Некоторые цифры, предлагаемые историками, выглядят просто фантастическими, вроде населения Киева в 50 тысяч человек. Для сравнения население Кельна – крупнейшего города Германии, который находился на пересечении важнейших торговых путей Западной Европы, составляло в XV веке 20–30 тысяч человек. Средняя численность в западноевропейских городах того времени колебалась от 2 до 10 тысяч человек. Около 20 тысяч жили в Париже шестью столетиями раньше, в эпоху основания Киевской Руси. К XIV веку население Парижа – крупнейшего западноевропейского города в Средние века, – достигало только 100 тысяч человек.
Сельские экономики прошлого производили существенно меньше продовольственных излишков, которые позволяли прокормить только очень небольшие группы населения, не занятые в аграрном секторе. По крайней мере, не занятые целиком – по улицам средневековых городов обычно бегают свиньи, гуси и куры, а на площадях пасутся коровы и козы. Отдаленную память об этом, например, сохранило название площадей в Венеции – campo, что значит поле или луг. Пьяцца, то есть собственно площадь в современном смысле этого слова, в Венеции была только одна – Сан-Марко.
Не погружаясь в сферу эпической арифметики, попытаемся оценить общую численность населения Древней Руси и Московии по косвенным данным. Считается, что предки нашего народа переселились на Русскую равнину со склонов Карпатских гор. В «Повести временных лет» мы не найдем даже намека на завоевание новых для восточных славян территорий. Они просто пришли и «сели», где им больше понравилось. Это свидетельствует о том, что территория от будущего Новгорода до будущего Киева была по преимуществу пустынна, во всяком случае, достаточно обширна и мало заселена, чтобы бесконфликтно принять славян-переселенцев.
То же происходит и в период миграции южнорусского населения на северо-запад и северо-восток, когда давление степи с середины XII века становится невыносимым. Мы знаем, что в лесах, расположенных в верховьях Оки и Волги, где позднее сформируется великорусская народность, обитали финно-угорские племена, но у нас опять-таки нет никаких данных об их конфликтах с переселенцами. И это при том, что летописцы были современниками миграции XII–XIII веков. Ключевский считал, что дело в кротости туземного населения. Действительно, Иордан, писавший в VI веке, называл финнов самым кротким народом Севера, но, думаю, потому что они были отдалены от магистральных путей истории, которую составляют, как известно, войны. Отдельные личности действительно бывают кроткими и миролюбивыми, в народах индивидуальные качества усредняются и решающим становится инстинкт выживания, который является, конечно, доминирующим в любом сообществе людей.
Те же «кроткие» финны в 1939–1940 годах на глазах у всего мира с несгибаемым упорством противостояли огромной Красной армии, пытавшейся захватить их страну. Потери СССР историки оценивают в 70 – 100 с лишним тысяч человек за один год. Более близкое к описываемым событиям племя венгров – тоже финно-угорское – опять-таки не назовешь «кротким». То есть когда-то, в бытность венгров в приуральских степях, они, наверное, считались бы «кроткими», если бы кого-то интересовали. На арене истории их заметили, как всегда случалось, благодаря воинственности. В конце IX века венгры захватывают Паннонию и оттуда совершают отчаянные вылазки на запад, доходя до Кастилии и Омеядского халифата в Испании, до Бургундии во Франции и Апулии в Южной Италии.
Сравним ситуацию Русской равнины в VII–XIII веках с эпохой Великого переселения народов. Миграции в относительно населенных районах мира превращаются в бесконечную упорную, многовековую войну. Уже к концу II века н. э. Римская империя была обложена крупными союзами варварских племен по всем своим границам в Европе от Черного до Северного морей. Собственно борьба с Римом их и сформировала. «Всякий раз, когда варвар одерживает верх, это случается оттого, что он уже больше чем наполовину цивилизовался, – замечает Фернан Бродель. – Он всегда долго пребывал в прихожей и, прежде чем проникнуть в дом, десять раз стучался в двери. Он если и не усвоил в совершенстве цивилизацию соседа, то по меньшей мере всерьез около нее потерся». Это наблюдение сколь точное, столь и добродушное. Германские народы примерно полтысячелетия терлись о цивилизацию соседа своими рогатинами и топорами, топтались в римских прихожих, то совершая дерзкие вылазки в дом, то убивая всех, кто только высовывал нос за дверь. Да и сами они были не раз биты. После многочисленных, почти бесконечных войн варвары, наконец, одержат верх и в течение V века расселятся по землям империи.
Появление славян относится к последнему этапу Великого переселения народов, когда в VI веке в борьбе с Восточно-Римской империей из разных племенных огрызков на Нижнем Дунае сплачивается праславянский этнос. Примерно столетие греческие авторы только и говорят о жестокостях и коварстве славян, а потом вдруг – со второй четверти VII века – славяне исчезают из византийских источников. Вероятно, около этого времени их согнали с насиженных мест пришедшие по степному коридору авары, о чем помнит еще «Повесть временных лет»: «Те же обры воевали со славянами и покорили дулебов, тоже славян, и притеснили женщин дулебских: собираясь ехать, обрин не давал запрягать ни коня, ни вола, а приказывал заложить в телегу 3, 4, 5 женщин, и они везли его». Так авары, вскоре занявшие Паннонию, вытолкнули славян с хлебного места, каковым, без сомнения, являлась граница с Восточно-Римской империей, сулившая богатую добычу, в пустоту, неисторическое пространство востока Европы, туда, где обитали разве что «кроткие» народы.