– Володя, ты как думаешь, взяли белые Петроград? – поинтересовался комиссар, когда мы разместили личный состав в одной из школ, переоборудованной под казарму.
– Деза это, – уверенно заявил я, помнивший, что Юденича в Петроград не пустили, а английские корабли в Кронштадт даже не собирались входить.
– Деза? – не понял Виктор.
– Дезинформация, – пояснил я. – Кто-то намеренно вводит нас в заблуждение, чтобы поверили и начали сеять панику.
Спешилов мне верил. Ещё бы. Я уже несколько раз давал такие удачные прогнозы и по наступлению Колчака, и по Деникину, что трудно не верить. Виктор ушёл проводить разъяснительную работу среди бойцов и командиров. Лучше бы митинг сразу провести, но все так устали, что не до митингов.
Часа через два начали поступать телеграфные сообщения из штаба армии – мол, слухам не верить, Петроград стоит, паникёров расстреливать.
Только-только наша бригада обустроилась, подтянулись обозы, можно было поесть горячего, выспаться, в ожидании свободных вагонов и паровоза, как случилась очередная напасть – белые захватили города Яренск и Усть-Сысольск[6], а ещё село Айкино.
По скудным данным разведки – если можно считать разведданными невнятные рассказы беженцев и успевших отступить красноармейцев, – из Архангельска вышел довольно крупный отряд, захвативший дорогу Яренск – Усть-Сысольск, где никто не ожидал нападения. Затем он разделился на три части и прошёл по нашей территории, как горячий нож сквозь масло, разоружая по дороге малочисленные воинские команды, а заодно и ставя в свой строй красноармейцев и местных жителей, пожелавших вдруг примкнуть к белому движению. Что же, ничего удивительного. Про наступление белых знают многие, а про то, что ни хрена у них не вышло, – пока только я.
В Усть-Сысольске никто даже не оказал сопротивления, а попытка яренских коммунистов создать оборону закончилась полным провалом. Теперь, говорят, в Яренском уезде идут расстрелы.
Отправка в Вологду нам «облизнулась», и вместо этого нам было приказано принять участие в разгроме белых. И на сей раз мы станем изображать речной десант. Интересно, почему есть морская пехота, но нет речной пехоты? Нет, так теперь будет.
Бригада отправилась через весь город, в Лиманский затон, где стояли пароходы, выведенные когда-то Павлином Виноградовым из Архангельска. Часть из них, после боёв с английскими канонерками или после бомб, сброшенных с вражеских самолётов, требовала капитального ремонта. Вон стоит мощный пароход «Шеварёв» (кстати, кто это?) с оторванным гребным колесом, а у этого, с новой надписью «Товарищ Троцкий», разворочена вся корма.
Река уже покрывалась тонким слоем льда, короткая навигация заканчивалась, а пароходы как раз и собирались чинить, но решили, что пока есть возможность, лучше использовать корабли.
В очередной раз подивился русской смекалке – рубки, машинные отделения и котлы были обшиты бронёй, на палубах стояли площадки, сработанные из толстых брусьев – не иначе, на них когда-то стояли орудия, а вдоль бортов лежали мешки с песком. Не десантные катера, но сойдёт.
– Может, останешься? – поинтересовался Виктор, но я только отмахнулся.
Я недавно раздобыл мосинскую винтовку со штыком, и теперь с чистой совестью вошёл в отделение охраны, приданной нашему командованию. Ну, не дело это, чтобы человек болтался без определённого занятия и обязанностей. Я даже не стал претендовать на должность отделенного командира, а «комоду» заявил, что тот может меня использовать и в карауле, и в бою.
В караул, правда, меня назначать не стали, но в бою обещали «иметь в виду».
Бригаду погрузили на несколько пароходов. Командование и первая рота оказались на «Николае Рысакове». А ведь знакомое имя, где-то слышал. В Череповце! Рысаков – один из бомбистов-«первомартовцев». А ещё мой земляк – учился в Череповецком реальном училище. И за что ему такая честь? Сколько помню, Рысаков, бросивший бомбу в карету императора, взорвал не монарха, а кого-то из зевак, включая мальчишку, а потом, после ареста, «вложил» всех своих товарищей. Ну да ладно, пароходу-то всё равно, как его назовут. Зато, как ни крути, земляк.
По Вычегде наша флотилия двигалась медленно. Часа через два, когда проходили мимо Усть-Сысольска, часть пароходов принялась заворачивать влево, а находившиеся там люди – тутошние речники и невесть откуда взявшиеся в этих краях балтийские матросы, без артиллерии и обоза, приготовились к десантированию.
Нам плыть подальше, но через четыре часа встали и наши пароходы. Я-то, грешным делом, считал, что Яренск стоит на самой Вычегде, а он оказался совсем на другой реке, в которую на пароходах не въедешь. То есть не войдёшь.
С пароходов начали скидывать деревянные сходни, по которым принялись выкатывать орудия, сводить грустных лошадок.
Я немного посочувствовал артиллеристам. Хорошо, что земля уже малость промёрзла, но всё равно, парням приходилось время от времени помогать лошадям вытаскивать пушки и вытягивать телеги, гружённые ящиками со снарядами.
Общее командование осуществлял товарищ Тякишев, из матросов. Не знаю, каким местом он думал, но без разведки и без артиллерийской подготовки – спрашивается, на кой хрен пушки тащили? – отдал приказ строиться в цепи и атаковать город.
Наш комбриг только матернулся, но с командиром во время боя не спорят. Выстроив цепь из бригады, пошёл вместе со всеми в атаку.
Всего было четыре цепи, а в первой шли матросы, во главе со своим командиром. И, разумеется, по нам ударили пулемёты. Точно сказать не берусь, но штуки четыре. Ударили грамотно – начали с флангов, приближаясь к центру, а потом – расходясь веером.
– Ура! – заорал командир десанта, его поддержало три или четыре голоса, но потом вся первая цепь, поредевшая на треть, дружно легла на землю. А глядя на них – и вторая, потерявшая примерно четверть бойцов.
– Принимаю командование на себя! – проорал наш комбриг и приказал отступать.
В принципе, можно считать лихой наскок разведкой боем, но лучше бы таких «разведок» поменьше.
После отступления к комбригу подбежал Тякишев и несколько моряков. Ишь ты, живой. Но лучше бы тебе, горе-командир, там и остаться.
– Кто разрешал? – рыкнул матрос, вытаскивая из кобуры маузер. – Кто позволил самовольничать? Здесь командую я! Расстреляю!
Вот тут пришлось вмешиваться мне.
– Отделение охраны, ко мне! – рявкнул я, и моё подразделение, даже не поняв, что ими командует не отделенный, подскочило ко мне.
Подойдя к Тякишеву, я снял с плеча винтовку, взял на прицел командира десанта и объявил:
– Товарищ Тякишев, именем ВЧК вы арестованы!
– Что? Какое ВЧК? – вскипел моряк, а я негромко приказал:
– Отделение. – Убедившись, что меня поняли правильно и мои бойцы уже вскидывают винтовки, а к нам стягивается бригада, закрывая нас от революционных матросов, продолжал: – Повторяю – вы арестованы. Если не уберёте оружие, я вас здесь расстреляю.
У Тякишева хватило ума убрать маузер. У его подчинённых тоже.
– Кто такой? – спросил Тякишев.
– Сотрудник Особого отдела ВЧК Аксёнов, из Москвы, – представился я, не кривя душой и не сказав ни слова лжи. – Товарищ Тякишев, вы арестованы и отстранены от должности. Командование переходит к товарищу Терентьеву, комбригу восемьдесят девятой стрелкой бригады.
Кивнув отделению охраны, чтобы забрали командира десанта и отвели на пароход, я мысленно хмыкнул. А я ведь не знаю, имею ли право отстранять командира десанта, или это прерогатива комиссаров? А и чёрт-то с ним, да и со мной тоже. Дай дураку волю – загубит всех, и Яренск не возьмём. Пусть под трибунал отдают за самоуправство.
В это время комиссар Спешилов уже отыскал тутошнего комиссара отряда – тоже из балтийцев. Комиссары-то между собой познакомились ещё накануне.
– Комиссар отряда Шустов, – представился он. – Товарищ Аксёнов, я одобряю ваш приказ. Тякишев командовал очень бездарно, подставив людей под пули.
У меня малость отлегло от сердца, а Шустов грустно сказал:
– Моя ошибка. Тякишев был хорошим командиром взвода, решили его поставить командовать десантом. Думали, справится. Вот, неудачно поставили.
И что тут сказать? Всё, что я мог бы сказать, флотские товарищи сами себе сказали.
– Что вы собираетесь сделать с Тякишевым?
– Пока посидит в трюме, вернёмся в Котлас, отдам его непосредственному начальству, пусть само с ним разбирается. А мне он ни к чёрту не нужен. Сам я его расстреливать не имею права, а в Москву тащить – кому он там нужен?
Флотский комиссар был удовлетворён ответом. Верно, не хотел, чтобы его «братишку» расстреливали чужие люди, а желал сам с ним разобраться. Пускай.
Пока мы тут разбирались и препирались, подтащили и трёхдюймовки. Лучше бы что помощнее, но и эти сойдут. Комбриг уже раздавал команды артиллеристам, уточнял с теми боевые позиции.
– Бах! – выкрикнула первая пушка.
– Бух! – повторила вторая.
А потом третья, четвёртая и пятая принялись стрелять по подступам к Яренску, подавляя пулемётные точки, а некоторые снаряды долетали до домов.
– За мной! В атаку! – закричал комбриг, поднимаясь во весь рост.
– Ура! – дружно закричали мы, атакуя белых.
Один из пулемётов всё-таки уцелел и затарахтел, когда мы были уже на половине пути. Но один – это всё-таки не четыре. Да и пулемётный расчёт, судя по всему, хоть немного, но пострадал от разрывов.
А дальше пошло то, что любят показывать киношники, но терпеть не могут солдаты – началась рукопашная. И не наши с немцами, а русские с русскими.
Я только один раз в жизни участвовал в рукопашной, если можно назвать этим словом схватку с восставшими мужиками. Как учат друзья-наставники, необходимо выбрать себе цель. Ага, есть. Парень примерно такого же возраста, что и я, в шинели с погонами, ловко ударивший прикладом одного из матросов, а теперь метящий штыком в мой живот. Так, отбить, а потом, воспользовавшись замешательством, ударить самому. Ишь, ловкий какой! Не просто увернулся, а ещё и меня едва не зацепил. Значит, будем играть не по правилам!