– Слушай, мне иногда кажется, что ВЧК – это большая деревня. На одном конце чихнули, а на другом доброго здоровья пожелали, – усмехнулся я, даже не поинтересовавшись, как же так быстро все узнали.
– У нас хуже, – засмеялся Артузов. – У нас ты даже чихнуть не успеешь, а здоровья желают.
Мы вышли на Театральный проезд, прошли мимо Большого театра. Была мысль завернуть на Красную площадь, но я передумал: что там можно увидеть интересного, да ещё зимой?
– Так ты выкладывай, Артур Христианович, чего узнать хотел? – поинтересовался я, когда мы свернули на Тверскую.
– Не веришь, что я просто так тебя гулять позвал? – хохотнул Артузов, но потом, посерьёзнев, спросил: – Ты про «Таймыр» что ещё можешь рассказать?
– Так это тебе лучше Петроград потрясти. Кто у нас нынче Военно-морскими силами командует?
– Беренс, бывший адмирал, – отозвался Артур. – Ну, потрясти-то мы их потрясём, но хотелось бы подробностей. Сам понимаешь, на Балтике кораблей меньше осталось, чем было, но радиостанции почти на всех есть. Мы же искать замучаемся. И Особых отделов на флоте нет. Давай, вспоминай. Вспомнишь – хотя бы недельку нам сэкономишь.
– Зануда ты, Артур Христианович, – хмыкнул я, начиная вспоминать все разговоры, что вёл с Косульниковым, с другими моряками.
– Что я такое помню? – принялся я рассуждать вслух, на ходу связывая то, что узнал сам, в Архангельске, с тем, что мне было известно из той жизни. – Накануне войны была создана Служба связи Белого моря, которой поручалось обеспечивать связь с судами в открытом море, собирать метеорологические данные. Так?
– Ну, я таких подробностей не знаю, – пожал плечами Артур. – Но, должно быть, так.
– Далее. Служба на Белом море располагала тремя флотскими радиостанциями и двенадцатью береговыми постами. Сегодня их осталось пять или шесть. Корабли из Белого моря передавали сообщения в Петроград через радиостанцию на мысе Омуссар.
– А он сейчас у эстонцев, – вздохнул Артузов.
– Что у нас на Балтике остаётся такое мощное, чтобы принимало сигналы? Кстати, в девятьсот десятом, как я слышал, какой-то корабль мог принять сигнал с императорской яхты «Штандарт» аж из Алжира. В Кронштадте наверняка что-нибудь этакое да есть.
– Владимир, ты давай поконкретней, – настаивал Артур.
Так, если не получается с техникой, попробуем пойти от человека. Как помнится, Серафим говорил, что на «Таймыре» радиотелеграфистом служил комиссар береговой радиостанции из Петрограда, лично известный Вилькицкому. А комиссар этот и был тем коммунистом, что организовал на ледоколе подполье. Ещё Серафим говорил, что адмирал принял на ледокол двух унтер-офицеров, тоже радистов, из большевиков, спас их от неминуемого расстрела. Но это нам ничего не даст. Стоп. Вспомнил ещё один эпизод.
– Слушай-ка, товарищ Артузов, – начал вспоминать я. – Есть у меня одна ниточка, только слабая. Вилькицкий – он же помешан на Северном морском пути. Он и в Архангельске оказался из-за этого. Но адмирал – человек порядочный. Если ему Советская власть поручала организацию экспедиции, а он по каким-то причинам этого не выполнил, требуется доложить. Так вот, Вилькицкий настоял, чтобы Северное правительство отпустило в Петроград его заместителя. Не упомню – капитана второго ранга, или первого. Косинский, кажется. Точно, каперанг Косинский. Не удивлюсь, если он тоже большевик, или сочувствующий.
– Капитан первого ранга Косинский, прибывший из Архангельска, – раздумчиво произнес Артузов. – А ведь это мысль! Куда он мог явиться?
– Надо смотреть, кто занимался гидрографической экспедицией Западно-Сибирского района. Тех, кто Вилькицкого в экспедицию отправлял. Не уверен на сто процентов, что Косинскому известно, с кем его радисты общаются, но попробовать можно.
– Вот видишь, если человек начинает вспоминать, он обязательно вспомнит что-нибудь нужное! – радостно заявил Артур.
– Вот она, цена дружбы, – хмыкнул я. – Я уж думал, ты меня пообедать сводишь, где воблы не подают. А ты только в узкокорыстных целях…
– Да, об обеде, – начал Артузов, но его отвлекли.
По Тверской, расталкивая прохожих, резво чесали две девицы, одетые явно не по сезону – в лёгких пальтишках, из-под которых виднелись шёлковые чулки, и в шляпках с искусственными цветами.
– Товарищ военный! – завопила одна, хватая Артузова за рукав. – Помогите!
Мы не враз и сообразили, от кого требуется спасать девиц, но тут сквозь поток народа к нам пробились два товарища с винтовками с примкнутыми штыками наперевес – один в штатском пальто, второй в шинели, с красными повязками на рукавах. Не иначе, рабоче-крестьянская милиция.
– Ну-ка, товарищи командиры, хватайте сучек! – заорал один из милиционеров, направляя штык прямо на нас.
– Эй, товарищ, оружие убери, – забеспокоился Артузов, которому не понравилось, что жало смотрит ему прямо в глаз.
Я поступил проще. Рявкнул:
– Бойцы! Оружие – на плечо!
Удивительно, но меня послушались, вскинув винтовки на плечо, перестав создавать угрозу прохожим.
– Парни, вы что, охренели? – поинтересовался я. – Вы так всю Москву на штыки возьмёте.
Девицы, между тем, осознав, что опасность миновала, пустились наутёк. Милиционеры опять схватились за винтовочные ремни, намереваясь стащить оружие.
– Отставить! – приказал я, вытаскивая мандат, и, помахав книжечкой в коленкоровом переплёте, давая понять, кто тут начальник, представился: – Сотрудник ЧеКа Аксёнов. Вы что же делаете-то?
Один из милиционеров, в шинели, поняв, что девицы сбежали, сплюнул и, ухватив за рукав напарника, уже собирался уйти, но был остановлен Артузовым:
– Товарищ, а вас пока никто не отпускал. Сотрудник ВЧК вам задали вопрос, – очень мягко сказал Артур Христофорович, от чего даже у меня поползли мурашки по коже.
– Какой вопрос? – слегка набычился милиционер.
– Для начала представьтесь, – потребовал я. – Я вам назвал и свою фамилию, и должность.
Про должность я слегка приврал, но какая разница?
– Старший милиционер Савельев, – назвался тот и, кивнув на напарника, сказал: – А это младший милиционер Степанов.
– И какого… хрена, товарищи старший и младший милиционеры, вы носитесь по Москве со штыком, да ещё едва не убили ответственных сотрудников ВЧК? – поинтересовался я.
– Да никого мы не хотели убить! – возмутился Савельев. – Нам бл…дей велено по Москве собрать.
– Кого?! – переспросили мы с Артузовым в один голос.
– Ну, проституток, какая разница? – пожал плечами Савельев. – Сегодня всю ночь и утро Тверскую прочёсывали, штук двадцать отловили. Вон, эти две убежали.
– И на кой они вам сдались? – спросил я.
– Нам они на хрен не сдались, без них дел хватает, – устало пояснил младший милиционер Степанов. – Только начальство приказало – всех проституток, как нетрудовой элемент, задерживать и доставлять в уголовный розыск, там регистрировать, а потом отправлять в концентрационный лагерь. Велено за неделю Москву очистить.
Являются ли проститутки нетрудовым элементом – вопрос спорный, но меня заинтересовало другое:
– А у нас есть концентрационные лагеря?
– Да какие там концентрационные лагеря, – махнул рукой Савельев. – В уголовке им пальчики прокатают, данные запишут. Они ж, паразитки, мужиков на улицах грабят, наводчицами работают. А потом их всех за Рогожскую заставу, в монастыре единоверческом собирают. Там врачи девкам осмотр проведут. Тех, кто больные, в монастырскую больницу определяют, а здоровых на работы водят, как представителей буржуазии. Ну, дороги мести, дрова пилить, вагоны разгружать.
Представив, как девушки «с низкой социальной ответственностью» в своих чулочках и пальтишках пилят дрова, я едва не расхохотался. Но с другой стороны – девок жалко. На панель от хорошей жизни не идут.
– Свободны, – махнул я рукой, отпуская милиционеров. И в самом деле, у парней служба не мёд.
Повернувшись к Артузову, спросил:
– Артур, ты мне недавно говорил об обеде?
– И кто из нас более корыстолюбив? – всплеснул руками Артур. – Определённо, тебя испортило пребывание на вражеской территории, товарищ Аксёнов. Упрекает друга в корыстолюбии, а сам за пару слов требует обед без воблы.
– Ты мне зубы-то не заговаривай, – хмыкнул я. – Говори, какие идеи?
– А мы с тобой сейчас пойдём в Народный комиссариат по военным и морским делам. Как-никак, мы с тобой представляем Особый отдел, а он двойного подчинения – РВС и ВЧК. У них там иной раз бывает суп из тушёнки, да ещё и с картошкой. Но честно предупреждаю – может быть, а может и не быть.
В здание нас впустили без вопросов, и в столовую тоже. Увы, супчик из тушёнки отсутствовал. Зато наркомвоенмор побаловал сотрудников, включая нас с Артуром, щечками из квашеной капусты со снетком. Правда, нам с Артузовым хлеба не полагалось. Всё-таки из другого ведомства.
После обеда, показавшегося, на контрасте с воблой, неплохим, мы вышли на улицу.
– Ну что, корыстолюбивый чекист, теперь в столовую на Лубянку пойдёшь? – насмешливо поинтересовался Артур.
Прислушавшись к себе, я осознал, что если бы и поел, то только не супа из подвалов Лубянки. Везде варят похлёбку из воблы, но такой скверной, как делают у нас, я нигде не пробовал. Надо сказать Кедрову, чтобы тот распорядился проверить повара – может, тот скрытый террорист и таким образом пытается вывести из строя чекистов, включая «Рыцаря революции»? Дзержинский тоже спускается в эту же столовую, никто ему персонально не готовит. И самое лучшее, что можно придумать, – расстрелять весь кухонный персонал без суда и следствия.
– Я тебя лучше провожу до Лубянки, а потом досыпать пойду, – решил я.
Наталья пришла не в восемь, как обещала, а раньше, часов в шесть. Точно не перетрудилась в Коминтерне. Отстранившись от меня – такого молодого и пылкого, спросила:
– Володька, ты не хотел бы сходить на выставку фарфора?
Ишь, Володькой назвала, что-то новое. Но лучше, чем Владимир, и на «вы». Я бы, конечно же, предпочел фарфору что-то другое, но спросил: