– Один вопрос, – не удержался я. – Разрешите показать орден одному человеку?
Артур старательно отвёл смеющиеся глаза, зато Дзержинский широко улыбнулся:
– Надеюсь, она надёжный человек?
– Очень надёжный, Феликс Эдмундович, – ответил за меня Артузов. – Член партии большевиков с дореволюционным стажем.
– Да? – с удивлением окинул меня взглядом Дзержинский, словно хотел спросить, не слишком ли я молод для отношений с большевиком с дореволюционным стажем, но не стал.
Выйдя от Дзержинского и кивая усталому секретарю, Артузов вдруг попросил:
– Дай орден подержать. – Спохватившись, махнул рукой: – Ладно, давай ко мне зайдём, там и потрогаю.
Кабинет Артузова располагался на втором этаже. Он был поскромнее, чем кабинет Кедрова, а уж тем более самого Дзержинского, но всё равно, свой кабинет на Лубянке, даже сегодня – это нечто!
Освободив меня от шинели, в которой я был во время аудиенции у Председателя, Артузов начал рассматривать награду, а потом, прикинув, на каком месте должен располагаться орден, ухватив шило для бумаги и приказал:
– Снимай одежду.
Артура я стесняться не стал, и скоро мой начальник уже привинчивал Орден Красного знамени к моей гимнастёрке.
– Зеркало здесь, – заботливо открыл Артузов дверцу шкафа.
Ух ты, какой я красавец! Я же совсем забыл, что первые ордена Красного знамени полагалось носить на красной розетке. А с ней, пожалуй, даже лучше!
– Между прочим, ты первый из наших, кого наградили, – сообщил Артур. – Скажу честно – мы с Кедровым чуть на слюну от зависти не изошли.
– Ну, твой орден тебя скоро найдёт, – утешил я Артузова, пытаясь вспомнить, в каком году моему начальнику дадут орден. Не то в двадцать первом, не то в двадцать втором. Так что ждать осталось недолго.
Артур только махнул рукой – мол, не сыпь мне соль на раны, потом сказал:
– Володя, учти, я тебе могу дать дня два или три, а больше ни-ни. Если начнётся наступление, твоего англичанина ловить станет поздно.
Я хотел сказать, что наступление начнётся лишь в январе, так что время у меня ещё есть, но не стал. Сколько его, того времени? Добраться до Вологды – кладём двое суток, потом до Пинеги – ещё двое, неделю переться до Архангельска. Нет, неделя – это слишком оптимистично, надо закладывать две. А мне ещё обустраиваться, так что надо поторопиться.
– Давай два дня, – попросил я. – Один день мало, а три уже много.
– Знаешь, Михаил Сергеевич правильно сказал – если Аксёнова в собственном номере не найдёшь, ищи его где-нибудь у женщин. Он, кстати, про твою невесту говорил, из Череповца. Не то чтобы осуждает, но так, удивляется.
– Да я сам удивляюсь, – пожал я плечами.
– Ладно, с сердечными делами ты сам разбирайся, они к нашей работе отношения не имеют. Скажи лучше, что тебе понадобится для Архангельска? Сколько денег собираешься брать, каких?
– Если дашь фунты или золото – прекрасно. Я буду исходить из того, что мне в Архангельске жить примерно два месяца, пока наши не подойдут. На работу устраиваться нет смысла. Возможно, что и линию фронта переходить придётся за деньги.
– Ясно, – почесал Артузов подбородок. – Много не дам, но кое-что отыщу. Золотые червонцы хоть сейчас бери – есть штук пять, а вот фунты придётся искать.
– Ещё нужны явки в Архангельске.
– Вот здесь – чего нет, того нет, – развёл руками Артузов. – Те люди, что вместе с тобой работали, все пропали. Так что будешь сам выходы на подполье искать. У тебя какие-то связи остались?
– Да уж какие связи, – вздохнул я. – Я, когда пошёл в контрразведку сдаваться, подполье предупредил – чистите свои адреса. Я же не мог знать, сколько под пытками выдержу.
– Тоже верно, – кивнул Артузов, потом полюбопытствовал: – А сколько ты выдержал?
– Два допроса с пристрастием выдержал. Если бы один – не поверили бы, а больше двух – инвалидом бы стал. Вот два – в самый раз. И правдоподобно, когда под пытками колются, и лишних членовредительств нет.
– Ясно. Вдруг самому пригодится.
– Да, а Михаил Сергеевич поехал в Сибирь работу ЧеКа налаживать? Или это секрет? – поинтересовался я.
– Да какой тут секрет? – хмыкнул Артузов. – Колчак отступает, надо местные отделы ЧеКа укреплять. Но самое главное в другом. Вместе с Кедровым туда целая эпидемиологическая комиссия отправилась.
– В смысле? – не понял я. – Эпидемиологическая комиссия – это образно?
– Да какой тут образ? Самая натуральная комиссия, организованная совместно Семашко и Дзержинским. Колчаковская армия нам такой «подарок» оставила, что за одно это надо адмирала расстрелять. У нас с болезнями ситуация аховая, а там вообще труба! Почти все врачи вместе с армией отступили, как и быть? В некоторых городах тифом болеют до четверти населения. А там ещё и туберкулёз, холера, дизентерия. Для начала надо хотя бы уровень заболеваемости оценить, прикинуть – сколько врачей понадобится, откуда медикаменты брать. Даже самое простое сделать – холерные и сыпнотифозные бараки построить, санитарные кордоны поставить, уже хорошо.
– Ясно, – кивнул я.
– Раз тебе ясно, иди к Наталье Андреевне, герой-любовник. Два дня тебе, а потом всё, вперёд. Да, грамоту к ордену ты мне сразу отдай, не таскай с собой. И орден только подруге покажешь, вот и всё. И не вздумай его на шинель крепить!
– Да ладно тебе, товарищ начальник, меня строжить, – возмутился я. Но всерьёз на Артузова обижаться не стал. А ведь я ещё что-то хотел… Не то спросить, не то уточнить. А, вспомнил!
– Товарищ Артузов, только сейчас вспомнил. Я же с Мудьюга вместе с Серафимом Корсаковым бежал, что на ледоколе служил.
– Точно, ты же мне говорил, – кивнул Артузов, умевший соображать очень быстро. – Корсаков из Архангельска, с тамошним подпольем знаком лучше, чем ты, а ещё может помочь с передачей твоих разведданных, через «Таймыр». Всё верно?
Мне оставалось только кивнуть. Нет, определённо мне не конкурировать с Артузовым, несмотря на мой опыт! У этого парня – не талант, а талантище.
– Значит, Корсаков поступит в твоё распоряжение, – резюмировал Артур.
Уже дойдя до вешалки и протянув руку за шинелью, я вдруг подумал – а для чего мне хвастаться орденом перед Натальей? Я что, тетерев на току? Расстегнув ворот, засунул руку под изнанку гимнастёрки и принялся с усилием откручивать тугую гайку. Закончив, положил награду в коробочку и отдал Артузову.
– А знаешь, Артур Христианович, ты прав. К чему пока наградами хвастать? Вот если доживем, тогда мы все регалии и наденем. Представь, я на себя царскую медаль нацеплю, а рядом Орден Красного знамени. А ещё из кармашка часы от Дзержинского торчать станут!
– Ага, а я себе золотые медали на шею надену – одна гимназическая, а вторая за выставку, на которую Грум-Гржимайло наши работы отправлял, – повеселел Артур. – Плохо, что они для ношения не предусмотрены, придётся дырки сверлить.
Посмеявшись, Артузов подтолкнул меня к выходу:
– Иди отдыхай. А мне теперь голову ломать – где я для тебя фунты стерлингов отыщу.
Глава 17. Дорога к Архангельску
Будь я романтиком, обязательно бы написал, что порывистый ветер сдувал с моего лица следы Наташиных поцелуев. Но про поцелуи я думал меньше всего, опасаясь, чтобы не выдуло глаза. И, как ни пытался подставить спину, всё равно задувало прямо в физиономию. Хорошо Корсакову – парень привычный к ледяным ветрам, хотя и он пытается прикрыть лицо шарфом. Интересно, а в Белом море мореманы так же бегают по палубам в одних тельняшках, или одеваются по погоде?
Серафим вообще был не сильно доволен, когда узнал, что его командируют в распоряжение Особого отдела армии, да еще и отдают под начало какого-то московского особоуполномоченного. Говорят, «краснознаменец» шибко матерился, узнав о приказе. Конечно, его батальон уже собирался в одиночку штурмовать Архангельск, а тут на тебе – непонятно к кому! Правда, увидев меня, Корсаков ругаться перестал, сказав, что коли он теперь станет подчиняться Володьке Аксёнову, тогда ладно. Мол, Вовка – свой парень, архангельский, как бы даже и не с Соломбалы.
С мужиками договаривался Хаджи-Мурат. Что он им обещал, чем пугал, понятия не имею, но уже в Пинеге нас подхватил на розвальни щуплый мужичок, вызвавшийся провезти едва ли не половину пути, а там передать не то свату, не то куму.
Жаль, по Северной Двине не уедешь – далеко от Пинеги, зато можно бы рвануть прямо по льду и дунуть до Холмогор, а там и до Архангельска. А, нет, не рванёшь. По Двине пока стоят белые, и на берегах тоже.
От Пинеги до Архангельска двести вёрст, что немногим больше двухсот километров. На машине бы одолели расстояние за два часа. Впрочем, не одолели бы. Архангельский край такой, что приходится нарезать круги, чтобы попасть из одного населённого пункта в другой. Вот зима – самое благодатное время, когда между селениями появляются дороги.
Кажется, продувало с самого Белого моря, когда-то именуемого Студёным, пронзая свирепым холодом всю Архангельскую губернию. Зато путь был хорош, если он шёл прямо по льду какой-нибудь речки, превращавшейся зимой в дорогу. Но нет в мире совершенства. Если по речке, то задувал ветер, а когда съезжали в лес, в безветрие, то лошади становилось трудно идти. Правда, кое-где через лес были набиты дороги, которыми зимой пользовались крестьяне. Знают ли белые о лесных путях? Скорее всего, знают. У них же служат всё те же жители Архангельской губернии, прекрасно разбиравшиеся в здешних местах. Другое дело, что если год, а то и всего полгода назад, белые были способны перекрыть все стёжки-дорожки, то сейчас их армии хватит хорошо если на главные дороги. Но расслабляться не стоит. Всё ещё может быть.
Вещей у нас было немного – пара мешков с сухарями, мешок с консервами и крупой, а из оружия мы взяли винтовки и на каждого по сорок патронов, по паре гранат, револьверы. У меня ещё имелся в «заначке» браунинг, подаренный Натальей Андреевной. Можно даже сказать – выпрошенный. Я так с ним игрался, разбирал и собирал, что Наташка, не выдержав, сказала – мол, оставь себе, попрошу выдать новый. Патронов, правда, к браунингу нашлось всего десять штук, но для серьёзного боя пистолетик всё равно не годится, а для какой-нибудь «заморочки» иной раз и пары хватает. Ещё пришлось нанести визит в наш ведомственный гараж и выпросить у механика кусочек резины.