– Неужели всё так плохо?
– Не плохо, а совсем хе…во, – выругался Иван Петрович. – Всех молодых и здоровых в армию забрали, мы вкалываем по десять часов, а то и по двенадцать, а могут ещё ночью дежурить выгнать – ополчение сраное! У меня нынче первый раз выходной за два месяца, куда это годится? Да такого и при царе не было! Нам, рабочим, паёк дают по пятнадцать фунтов хлеба в месяц, да рыбу гнилую, а остальным по десять. Добро бы, денег хватало, чтобы купить, так цены-то уже – ого-го какие! Моего жалованья в сто рублей – по прежнему времени огромные деньги, велосипед купить можно, – только на десять фунтов хлеба хватает, а хлеб-то со жмыхов, или с опилками. В прошлом месяце милиция по всем домам и квартирам прошлась, полушубки забрали. Мол, реквизиция в пользу армии. Квитанции оставили – мол, рассчитаемся после победы. А где победа-то, бл…дь? Пока мы вкалываем, начальнички наши деньги загребают, а потом кто в Норвегию, кто в Англию уплывают. Вон, те ледоколы, что ушли, ни один не вернулся. Говорят, англичанам шибко понравились. Из тринадцати ледоколов осталось пять, на ходу только три.
– А «Таймыр»? – забеспокоился я. – Он-то никуда не ушёл?
– На «Таймыре» машина сломалась. Второй месяц в порту стоит, починить не могут. Вроде начнут, изладят, всё нормально, а потом – как в море выходить надо, опять ремонт.
Ясно. Действует на ледокольном пароходе подпольный комитет, молодцы, мореманы. Значит, источник связи у меня будет. Вот теперь бы ещё отыскать и то, что нужно передавать. Но это, как говорится, другой вопрос.
Иван Петрович между тем продолжал говорить. Чувствовалось, что у человека накипело.
– Вот ты представляешь, мужиков не хватает, начали баб на работу брать. Они уже и трамваи водят, скоро на паровозы сядут. Недавно трамвай встал. Думали, отчего? А там баба, вагоновожатая, рожать стала. Нашла время, дур-ра! И к нам, на судоремонтный, теперь баб берут. Запчасти для котлов такие есть, что мужики еле тащат, а бабам-то каково? Пыхтят, тащат. А куда их ещё? К станку не поставишь, не умеют. В инструментальщики да кладовщики взять, так тоже на всех мест не хватит. Берут, куда раньше неграмотных мужиков из деревень брали, – в грузчики, в подметальщицы. Котлы чистят на пароходах. А куда денешься? Раньше, если солдатка или вдова, так паёк давали и половину мужниного оклада. А теперь шиш! Ни денег у правительства нет, ни жратвы. А жрать-то всем надо, а если дети ещё? Вчера в нашем цеху профсоюзное собрание было, так профсоюзник и говорит – вот, надобно лучше работать, больше работать, а не то красные придут, всех баб изнасилуют! А бабы ему в ответ – мол, а нас и насиловать не надо, сами дадим. Хоть сверху, хоть снизу, хоть раком встанем, пользуйтесь. Мужиков уже по полгода, а то и больше не видели, так пусть красные насилуют. А если хлеб привезут, сами красноармейцев насиловать станем.
Иван Петрович махнул рукой и ушёл вспоминать, а я принялся листать местные газеты. Конечно же, первой попалась на глаза газета «За Россию». И что там пишут?
А там писали, что солдаты Двинского фронта, кавалеры Георгиевских крестов и медалей (с каких таких пор награждённые медалями стали кавалерами?) потребовали от генерал-губернатора Миллера созыва нового Земско-городского совещания для обсуждения положения Северной области и принятия срочных мер для укрепления фронта и подкрепления. Любопытно, какие меры? И подкрепление откуда взять? Если только срочно вызвать войска с Белого карлика, да и то не факт, что дойдут. У нас есть союзники и в космосе. Не зря говорят, что Марс, красная планета, – такого цвета из-за красных знамён, с которыми ходят тамошние пролетарии. Так что наши товарищи с Марса нашествие с Белого карлика отразить помогут.
Что там ещё? Писали, что генерал ведёт переговоры с профсоюзами, что на посты министров Северного правительства назначаются новые лица, ранее не участвовавшие в большой политике. Ишь ты, какие скромные. «Большая политика», блин!
Говоря официальным языком, в Северном правительстве назрел кризис, а если обычным, крысы принялись бежать с тонущего корабля.
Вот ещё одно интересное объявление, призывающее всех дезертиров срочно вернуться на фронт, обещая, что никаких репрессий в отношении их не будет, напротив, тем, кто вернётся в течение недели, в конце месяца будет выплачено жалованье в размере годового оклада! Вывод? Фронт разваливается, солдаты бегут, а обещанный оклад мог бы быть и больше. Сколько там у нижнего чина? Сто рублей? Кто мешает обещать десять тысяч, а то и сто? Обещать, как говорят, – не жениться.
Ближе к вечеру явился Серафим. Комендор был немного навеселе, но в самую меру.
– Вот ты представляешь, командир, радость-то какая! – начал он с порога. – Меня снова на «Таймыр» берут.
– Так уж и сразу? – удивился я. – Ты же сколько отсутствовал? Полгода, если не больше.
– Сейчас посчитаю, – принялся загибать пальцы Корсаков. – Значит, взяли меня в июне, потом июль, август… Хм, а сейчас январь, значит, восемь месяцев.
– И за прогулы не засчитали?
– Ты что, смеёшься? Какие прогулы? Ребята знают, чем я занимался. Наши, как про Мудьюг узнали, хотели прямо на ледоколе отбивать идти, да капитан не пустил. Мол, Серафим – человек нужный, но радиосвязь важнее. Знаешь, как они мне обрадовались? Они меня даже с орденом поздравили, пришлось капелиночку принять, для равновесия.
Наверное, в этот момент мой взгляд был таким «хорошим», что Корсаков невольно попятился.
– Володь, да ты что? Думаешь, я разболтал? В тот самый день, когда мне «Красное знамя» вручали, на ледокол сообщение и пришло – так, мол, и так, за храбрость при выполнении задания ВЦИК комендор ледокольного парохода «Таймыр» Корсаков награжден орденом революции.
Ох, Серафим-Серафим… Может, ты не такой болтун, как только что мне показалось, но кое-что важное ты мне разболтал – свои донесения «Таймыр» передаёт в Кронштадт. Правда, Артузов больше не заговаривал со мной насчёт того, что надо бы проверить – кому радирует ледокол «Таймыр», а Артур Христофорович такие вещи из виду не выпускает. Думаю, Феликс Эдмундович успел поговорить с Троцким, а если нет, то мог и сам догадаться, что за всем этим торчат уши товарища Аралова – начальника Регистрационного управления Полевого штаба Реввоенсовета Республики, в сокращении РУ ПШ РВСР. Такое сокращение и не выговоришь. То ли дело Разведупр или ГРУ Генштаба. Нынешнее – Главное управление Генерального штаба Вооруженных сил РФ звучит не так.
– Тебя послушать, так «Таймыр» – это плавучая база Красного флота или плацдарм Северного фронта, – хмыкнул я.
– Так оно и есть, – радостно подхватил Корсаков. – У нас почти вся команда в подпольной организации. Капитан, и тот сочувствующим стал. Эх, было бы нас чуточку побольше, хотя бы с тысячу, да оружия бы ещё, так можно Архангельск прямо сейчас и брать! С оружием у моряков беда. Все винтовки выгребли, только для часовых и остались штук по десять. И патронов мало.
– Так кроме Архангельска ещё Мурманск есть, Холмогоры, – заметил я. – И белых там тысяч двадцать, если не больше.
– Так это уже не бойцы, а так, шелупонь всякая, кому идти некуда. В дезертиры боятся, дома у них нет, вот они пока в армии и сидят. А если наши в наступление пойдут – те сбегут или сразу сдадутся. Скорее – сдадутся. В плену-то их хотя бы кормить станут.
– Убедил, – кивнул я. – Готовим особый боевой отряд, ищем оружие, а как только наши товарищи пойдут в наступление, берём Архангельск и ударяем белым в спину.
– Правильно говоришь, командир, как по писаному. Да, ты про библиотеку спрашивал, я узнал – закрыта твоя библиотека. Дров-то нет, топить нечем, потому и закрыли, – пояснил Корсаков.
М-да, об этом стоило подумать раньше. В Москве, вон, собирались все театры позакрывать, чтобы дрова не переводить, хорошо, Ленин вмешался, а здесь другое. И где мне искать Платона Ильича? Я же не догадался летом выяснить, где дом или квартира моего начальника. Ну, станем думать. Не может такого быть, чтобы никто не знал адреса господина Зуева.
– Серафим, а ты случайно не знаешь, где нам найти директора библиотеки? – поинтересовался я.
– А чего его искать? Ребята говорили, что он каждый день на службу приходит, даже по выходным.
Глава 19. В ожидании Красной армии(продолжение)
Сидеть в четырёх стенах одному скучно и нерационально. Хозяин уехал на работу, Корсаков – на ледокол. В город, вроде бы, выбираться опасно, потому что из всех документов у меня наличествовала только затёртая справка, что нижний чин Долгогривин Фёдор Николаевич, двадцати двух лет от роду, демобилизован с Железнодорожного фронта по ранению. Использовать во второй раз собственные документы было бы перебором, а больше мне особисты предложить ничего не могли. И эта-то справка отыскалась чудом, потому что её хозяин уже служил в красноармейском полку, и в документах белых не нуждался. Серафим обещал расстараться, подпольщики что-нибудь изыщут, но для этого потребуется время, а мне уже пора искать моего «англичанина».
Внешне я выглядел не очень-то презентабельно. Старая солдатская шинель, побуревшая от воды и грязи, не новая шапка, а ещё и толстая палка, на которую я опирался при ходьбе. Обмундирование я подбирал в Пинеге, отдав за это собственную новёхонькую шинель и фуражку, полученные в каптерке ВЧК. Парень, с которым мы производили обмен, был на седьмом небе от счастья, а мне новое ни к чему – слишком приметно. Жив буду – получу новое, Чрезвычайная Комиссия не обеднеет. И моя скудная бородёнка, отросшая за последние две недели, оказалась «в тему».
Хочешь получить представление о городе, узнать последние новости – потолкайся на рынке, сходи в кабак, постой на церковной паперти. В кабак лучше идти вечером, на паперти Георгиевского собора было пусто, и я отправился на Архангельский рынок.
Последний раз я здесь был не то в июне, не то в июле. Но тогда рынок выглядел приличнее и гораздо представительнее. Исчезли деревянные павильоны и столы. Не иначе, их разобрали на дрова. Не видно продавцов, торгующих рыбой, а их тогда было полно. Верно, все рыбаки либо на фронте, либо отбывают трудовую повинность. И вообще не видно ничего съедобного, даже грибов. И продавцов, пытающихся продать разную дребедень, вроде старой посуды или одежды, раз в десять больше, нежели покупателей.