Сбегав в прихожую, притащил их и положил на стол.
– Вот моя доля, – скромно сказал я.
Галина Витальевна оставила в покое уже почти поджарившуюся картошку и как-то благоговейно взяла один из сухарей, с наслаждением его понюхала:
– Ох ты, настоящий! А мы здесь уже и забыли, как настоящий хлеб пахнет. Я раньше хотя бы пироги пекла, или хлеб, но мука давным-давно не продаётся, а в покупной хлеб всякую дрянь добавляют – не то костную муку, не то опилки.
Мы ели жареную картошку прямо со сковородки, черпая её ложками, а не как положено по правилам этикета. Галина выставила на стол ещё и солёные огурцы, так что пир получился отменным. Хозяйка грызла сухарь прекрасными белыми зубами, что для её возраста, да ещё и с поправкой на эпоху с отсутствием стоматологов, было даже и непривычно.
Покончив с картошкой, Галинка поставила на примус чайник, спохватившись, что могла это сделать и раньше.
– Полоротая я какая-то стала, – виновато сказала хозяйка, а я только погладил её по руке.
– Глупости это. Да и какая разница, когда чайник ставить?
В ожидании закипающего чайника (так и вспоминается Джером К. Джером, уверявший, что нужно отвернуться от чайника, чтобы он скорее закипел) мы на минуту замолчали.
– Володя, ты же по делу в Архангельск прибыл, да? – спросила Галина.
И что ей на это скажешь? Я предпочёл лишь кивнуть.
– Когда сюда красные придут?
– В феврале, – сообщил я. Точную дату не помнил, но знал, что где-то в двадцатых числах.
– А что с нами со всеми будет?
– А что с вами должно быть? – не понял я.
– Кто говорит – красные придут, всех расстреляют, кто говорит – ничего не будет. Селезнёв – помнишь такого? Ну, ты за него два раза в ночные дежурства ходил. Так он сказал – всех нас в Северной Двине утопят, чтобы патроны не тратить.
– А тебя есть за что в реке топить или расстреливать? – поинтересовался я. – Ты в белогвардейской контрразведке работала, пленных расстреливала?
– Да что ты за глупости-то говоришь? – обиделась женщина.
– Вот видишь, тебя и расстреливать не за что. А Селезнёва, если он и в самом деле контрразведке стучал, может, и расстреляют.
– Что делал? – не поняла Галина.
Ох ты, опять использовал термин, этому времени ещё не известный.
– Стучал – то есть закладывал.
М-да, объяснил, называется. Но Галинка всё поняла.
– Про Митрофана Арсентьевича доподлинно неизвестно – доносил он на кого в контрразведку, не доносил. Вот в городское управление и мобилизационный отдел доносил, это так. Но что ему оставалось делать, если приказывают? Я же тоже на тебя донесла, не забыл?
– Если он только про уклонистов от армии доносил, это одно дело, – начал объяснять я, сам не уверенный, всё ли правильно говорю. – Сколько у нас бывших белогвардейцев служит – не счесть, и никто им претензий не предъявляет. Если лицом к лицу сходимся, никаких обид. Так и здесь. Допустим, сдавал в мобилизационный отдел уклонистов от службы, был патриотом Белого дела, так и чёрт с ним. Но если он контрразведке людей сдавал, а те потом кто под расстрел пошли, кто на Мудьюг или на Иоканьгу – это другое. Но ведь его вину ещё доказать нужно.
– С Мудьюга, говорят, целая группа сбежать пыталась, человек сто. Только никто убежать не смог, догнали и расстреляли. Говорили, их даже хоронить не стали, чтобы другим неповадно было. Я уж подумала – может, и Володькины косточки где-то лежат, неприбранные?..
– Как видишь, не расстреляли, – скупо сказал я, не желая вдаваться в подробности.
Пожалуй, мне уже пора. Иначе Серафим станет волноваться. Того и гляди, решит, что его боевого товарища опять захватила вражеская контрразведка. Возьмёт да и повернёт ледокол «Таймыр» на Архангельск.
Глава 20. Конец Джеймса Бонда
Для задержания господина Зуева я запланировал настоящую операцию. Кроме моего друга-моремана, архангельское подполье выделило ещё пять человек. Трое были отправлены готовить квартиру для содержания не то гостя, не то пленника, а двоих я решил взять с собой. Серафим Корсаков почесал затылок, когда я сообщил, что мне нужен взломщик.
– А что тебе взламывать-то надо? – поинтересовался он.
– Замок в дверях.
– И всего-то? – обрадовался «краснознаменец». – А я испугался, думал, что сейф.
Вот теперь настала моя очередь чесать затылок. В кабинете Зуева я никакого сейфа не видел, но где гарантия, что там нет тайника? Впрочем, проблемы станем решать по мере их поступления.
Библиотеку решили «брать» ночью, чтобы не привлекать лишнего внимания. На всякий случай запаслись свечами.
Серафим открыл замок так ловко, словно всю жизнь работал домушником. Вот какие таланты пропадают! Хотя кто же их знает, этих ребят с Соломбалы? Может, до призыва на флот мой товарищ и промышлял кражонками? Но нет, вряд ли.
Одного из подпольщиков я оставил на улице. Холодно, конечно, но потерпит, а ещё можно меняться с другим товарищем, оставленным у входа. Ну, а мы с Серафимом отправились внутрь.
Проходя мимо «переплётного цеха», я ощутил лёгкое чувство ностальгии. Забавно, но именно здесь я провёл максимальное количество времени, как попал в эту эпоху, – почти полгода. Не удержавшись, заглянул. Всё на месте. И мой переплётный станок, и даже ножи. Впрочем, кому они нужны?
Кабинет директора тоже оказался запертым на ключ. И это меня почему-то обнадёжило. Зачем запирать дверь, если там нет ничего ценного? Но на сей раз замок оказался более серьёзным, чем на входной двери.
– Открыть-то открою, только замок сломаю, – хмыкнул комендор, пошуровав в скважине.
– Ломай, – махнул я рукой.
Скрывать следы нашего пребывания я не видел смысла. Всё равно Зуев догадается. Не исключено даже, что у него в дверях установлены какие-нибудь ниточки, волоски, по которым хозяин может определить, что ему нанесли визит незваные гости.
– О, а здесь керосинка есть, – обрадовался Серафим, увидев стоящую на столе керосиновую лампу.
Раньше лампы не было, обходились электричеством. Стало быть, появилась недавно. Нам же лучше – свечки можно сэкономить.
При свете керосиновой лампы (между прочим, не такой и тусклой, как считают некоторые) можно было внимательно осмотреть кабинет. Конечно, это вам не кабинет градоначальника, и даже не Феликса Эдмундовича, но работы хватит. Тут вам и тяжёлый шкаф, набитый книгами, и шкафчик поменьше, с папками, и письменный стол. Заморочек тут хватит дня на три, если искать как положено – слева направо, по часовой стрелке. Можно, разумеется, потратить и три дня, никто не гонит, но не стоит. Неверный шаг, какой-нибудь шум, слишком внимательный обыватель – и очутимся мы если не в контрразведке, то в тутошнем отделении милиции, работники которого, в преддверии наступления Красной армии, могут занервничать и на всякий случай просто расстреляют нас как подозрительных личностей.
– И что искать будем? – поинтересовался Корсаков.
М-да, хороший вопрос. Если бы я сам знал! Искать что-то такое, связанное со шпионажем? Увы, шпионажа «вообще» и «обо всём» не бывает. Любой ихний шпион, как и наш разведчик, всегда работает по конкретному направлению – военному, экономическому (здесь вам и промышленный, и банковский шпионаж), политическому и прочее. Господин Зуев мог передавать в Англию данные по Архангельскому порту, а то и по бирже, информировать своих хозяев о перспективах лесопорубок, о недовольстве рыбаков, не желающих идти на промысел, что, соответственно, повлечёт за собой колебания по всей отрасли. А мог быть и другой вариант – Платон Ильич выполняет функцию тайного контролёра в отношении собственных агентов, или получает информационные сообщения из Москвы и просто передаёт их по своим каналам. Правда, если отправлять донесения из Москвы в Лондон через Архангельск, получится далековато, есть варианты попроще.
Нет, скорее всего, господин Зуев работает именно по Архангельску. Даже если его сюда прислали «на всякий случай», или он угодил в «ссылку», это всё равно оправданно. Как-никак, Архангельск – это единственный (по крайней мере, был, таковым до появления в девятьсот шестнадцатом году Николаева-на-Мурмане) российский порт на Севере. Англичане, в принципе, могли предусмотреть и возможность активизации немцев на Балтике во время Первой мировой войны, отчего значение северного порта увеличивается многократно.
– Так что искать-то? – повторил Корсаков.
– Ищи всё то, чего не должно быть в кабинете директора библиотеки, – ответил я.
Да, очень точное указание. Разумное!
– Так бомбу искать, или «Максим»? – хохотнул мореман.
– Вот, что-нибудь в этом духе, – кивнул я. – Если гаубицу отыщешь – совсем прекрасно!
Что можно найти у хорошего разведчика? Правильно, ничего! Если он держит в шкафах или в ящиках стола что-то действительно важное, шпион он хреновый. А господин Зуев – хороший или плохой? Вот заодно и узнаем. Если что-нибудь отыщем – то он плохой шпион. Ничего нет – хороший разведчик.
Серафим принялся вдумчиво вытаскивать из шкафа книги. Шевелил губами, пытаясь разобрать название, тихо матерился, если на корешке попадалась иностранная надпись, и аккуратно складывал их в угол.
Я же взял на себя письменный стол. Не мудрствуя лукаво, для начала принялся выдвигать ящики. Так, вот этот какой-то подозрительный – выглядит не таким глубоким, каким должен быть. Так и есть – фальшивое дно, под которым… М-да, бумажные деньги Российской империи, разного достоинства, от трёх рублей до сотни. Навскидку – тысяч на десять, может, и больше. Неплохие деньги для директора библиотеки.
– Серафим, а здесь царские ассигнации в ходу? – поинтересовался я.
– А хрен его знает, – пожал плечами Корсаков. – В прошлом году в ходу были, а нынче не знаю.
– Трофеи нужны? Если нужны, забирай.
Нашим пригодятся.
Корсаков только отмахнулся – потом, мол. Ну, потом, так потом. Лучше бы, конечно, это были золотые червонцы – больше пользы и для подполья, и для меня.
Больше тайников не нашлось, хотя я вспомнил все потайные места, где они гипотетически могли быть. Проверил крышку, ящики, даже ощупал стенки на предмет обнаружения потайных ниш. Среди бумаг тоже не нашёл ничего интересного. Какие-то счета, квитанции о получении грузов, акты о приёмке книг. Вон, тут лежит огромная бумага, удостоверяющая, что Архангельская городская дума передает в дар общедоступной библиотеки сто экземпляров издания… Крестинина!