Однако вы будете совершенно не правы, если подумаете, что в последние годы старушка вдова предавалась воспоминаниям о далекой молодости и умилялась в кругу внуков и правнуков. Юлия Михайловна была не из таковых! Она по-прежнему была полна амбиций и деятельна до такой степени, что начала новый поход во имя торжества своего семейства.
Мы уже отметили выше, что к началу 60-х годов ХIХ века сыновья адмирала Грейга стали входить в силу. Для решительной борьбы за реабилитацию адмирала Грейга у его семейства к этому времени было все необходимое: и власть со всеми необходимыми связями, и большие деньги.
Мы, наверное, уже никогда не узнаем (да это и непринципиально!) как проходил совет грейговского семейства относительно начала кампании по реабилитации отца. Вообще-то, всегда можно понять сыновей, которые борются за доброе имя родителей, даже тогда, когда эти родители того не заслуживают. Вспомним хотя бы командира фрегата «Рафаил» Стройникова, сыновья которого сделали все для того, чтобы если уж не реабилитировать труса отца, то восстановить честь своего рода. Но одно дело, когда речь идет о некоем частном случае, и совсем другое – когда, используя рычаги власти и огромные деньги, пытаются заставить целое поколение забыть о разграблении государства отдельно взятым кланом. Здесь уже вопрос не семейный, а политический. Поэтому, с моей точки зрения, ни в коем случае нельзя ставить знак равенства между сыновьями Стройникова и сыновьями Грейга. Первые просто доказывали, что не все Стройниковы подлецы, вторые же пытались замести следы одного из грандиознейших разграблений России, а главного организатора этого разграбления возвести в ранг если не святого, то по крайней мере гениального государственного мужа, незаслуженно оклеветанного завистниками.
Вне всяких сомнений, что инициатором идеи начала кампании за реабилитацию адмирала Грейга явилась его вдова Юлия Михайловна. При этом, помимо всего прочего, и вдова, и сыновья преследовали вполне конкретную цель – добиться официального признания властью законности брака Юлии Михайловны с адмиралом Грейгом. Для Юлии Михайловны это имело принципиальное значение – ее личную победу в долгой борьбе за свой социальный статус. Для сыновей адмирала Грейга, которые, несмотря на блестящую карьеру, официально все еще считались рожденными вне брака (таких в дворянском сообществе презрительно именовали «выблядками»), это имело значение самое практическое. Сыновья адмирала уже вышли на рубеж второго эшелона власти в империи, но в первом эшелоне незаконнорожденным делать было нечего, а потому надлежало любой ценой добиться официального признания, пусть задним числом, но законности брака давно покойного батюшки с их матушкой.
Конечно, Грейги понимали, что, начав свою кампанию, им придется противопоставлять отца адмиралу Лазареву, а это сразу же вызовет ответную реакцию многочисленных учеников лазаревской школы, которые к этому времени уже надели адмиральские эполеты. Противостояние предстояло нешуточное, но Грейги на это пошли.
Ничего нового Юлия Михайловна, ее сыновья и зятья в ведении «войны» не придумали. Любая пропагандистская кампания всегда должна начинаться с обработки общественного мнения. Так как телевидения и Интернета в ту пору не было, то основной удар «семьи» пришелся на печать, и прежде всего на журнал Морского министерства «Морской сборник». Я не знаю, в каких личных отношениях с семейством Грейгов состояли главные редакторы старейшего в России журнала капитан 2-го ранга Всеволод Мельницкий, возглавлявший «Морской сборник» с 1860 по 1866 год, и генерал-майор Никандр Зеленой, руководивший журналом с 1866 по 1886 год. Впрочем, редакторы лишь исполняли волю вышестоящих инстанций.
Апогей сражения за оценку деятельности Грейга пришелся на 1863–1866 годы. В схватку были втянуты не только ветераны Черноморского флота, но и историки и высшие должностные лица империи. Проводя аналогию с сегодняшним временем, мы можем только представить, сколько золота было брошено на решение этой стратегической для Грейгов проблемы.
Одна за другой появляются статьи в разных журналах России: статья «Адмирал А.С. Грейг» в «Записках ученого комитета Морского министерства» (СПб., 1860. Ч. 27), статья «Об адмирале Грейге» в «Кронштадтском вестнике» (1862, № 71) и, наконец, особо мерзкая и грязная статья «Из записок севастопольца» в журнале «Русский архив» (1867). Отметим, что автор «Записок» не рискнул подписаться своей фамилией, а остался инкогнито. И предусмотрительно поступил!
Статья «Из записок севастопольца» изобиловала такими пассажами: «Разные печальные обстоятельства, злоупотребления по казенным подрядам, наводнение флота греками до того, что греческий язык в кают-компаниях вытеснил русский, и еще кое-какие вещи, пока еще остающиеся под завесой, – заставили Грейга подать в отставку. Попросту сказать, он пал. Его управление представляет только легкий и небрежный абрис, может быть, во многом безукоризненный (?!), но дабы ему сделаться картиной, необходимо было прикосновение другой, более решительной кисти. Доки, водопроводы, библиотека – это были не конченные эскизы, которые попались по счастию в руки человека, способного их дорисовать.
Этот человек был Лазарев, характер преимущественно ровный, какие всего нужнее в жизни, без всяких чрезвычайных способностей (!?), но твердой, крепкой воли, достаточно взглянуть на его портрет, эту известную сутулую фигуру, сбитую как кремень, даже на движение этой руки, держащей неизбежную морскую трубу. Лазарев начал с уничтожения во флоте грековщины-грейговщины, как тогда выражались».
Статья «Из записок севастопольца» вызвала возмущение флотских офицеров. От имени моряков-балтийцев капитан-лейтенант Афанасьев публикует в том же 1867 году в «Санкт-Петербургских ведомостях» свой гневный «Ответ» на анонимные «Записки»: «Мы понимаем, что “Русский архив” есть сборник материалов для русской истории, и было бы странно с нашей стороны требовать от него исторической критики, для очистки помещенных в нем статей; но мы совершенно вправе ожидать от всякой редакции деликатности, требовать, чтобы заявлениям очевидно ложного и шутовского отзыва о наших материалах, без имени автора и, следовательно, на полную ответственность редакции, не раздражали в нас чувство справедливости».
Одновременно в «Кронштадтском вестнике» публиковали длинные списки офицеров, требующих расследования, в связи с гнусной публикацией в «Русском архиве».
Однако извиняться перед офицерами никто не собирался. Братья Грейги были уже столь могущественны, что могли не обращать внимания на стенания кронштадтев. Начав атаку на Лазарева, Нахимова и Корнилова на страницах либерального «Русского архива», они затем начали наступление на страницах военно-морского журнала «Морской сборник», который именно в это время, благодаря «трудам» великого князя Константина Николаевича и его любимца Самуила Грейга, также на некоторое время стал «поистине демократичным». Конечно, статьи для «Морского сборника» писались в более мягких тонах, чем для «Русского архива». Но суть их была та же.
Вот лишь далеко не полный перечень потока статей, посвященных временам командования А.С. Грейгом Черноморского флота, опубликованных на страницах журнала всего за несколько лет в «Морском сборнике»: Асланбегов. «Адмирал А.С. Грейг. Из воспоминаний моряка» (1861, № 12), «Несправедливый укор» (1862, № 9), «О памятнике Грейгу» (1862, № 9), три статьи «Николаев» (1861–1862), Зарудный В. «Севастопольская морская библиотека» (1862, № 12), Сайн Н. «Еще материалы для библиографии адмирала А.С. Грейга» (1862, № 8), «Сломанный редакторский карандаш» (1862, № 12), Шестаков И. «Письмо к редакторам “Сборника” и “Кронштадтского вестника”» (1864, № 4), Батьянов «Пребывание императора Николая Павловича на Черноморском флоте в 1828 году» (1869, № 8), Афанасьев Д. «Ответ моряка “Русскому архиву”» (1861, № 12). Что касается трудолюбивого врача Н. Закревского, то он опубликовал в «Морском сборнике» в 1861–1865 годах в защиту адмирала Грейга ДЕСЯТЬ СТАТЕЙ. Несколько особняком стоит более поздняя статья К. Головизина «Очерки из истории русского флота. Эскадра контр-адмирала А.С. Грейга» (1882, № 11, 12).
Интересно, что из всех флотоводцев 60-х годов ХIХ века в защиту Грейга удалось завербовать лишь одного контр-адмирала Асланбегова (в исторических трудах он иногда упоминается как Асланбеков). Кто же он такой, контр-адмирал Асланбегов, к помощи которого прибегли грейговцы?
Имя вице адмирала Асланбегова Аврамия Богдановича (он же Ибрагим-бек Аллахверди-бек-оглы) давно всеми забыто, и забыто по праву, так как вспоминать о нем, как об адмирале, особо нечего. Млашим офицером Асланбегов был еще неплох, но адмиральские эполеты были ему явно не по плечу.
Отметим, что Морской корпус Асланбегов закончил лишь в 1837 году, а на Черном море появился вообще в 1842 году, так что ни лично видеть, ни знать адмирала Грейга он просто не мог. Поэтому восторги, источаемые в адрес адмирала Грейга Асланбеговым в его т. н. «воспоминаниях», смотрятся весьма несерьезно. Тот факт, что, будучи воспитанником адмирала Лазарева и ни разу не видя в глаза Грейга, Асланбегов принял сторону последнего, характеризует его не с лучшей стороны.
Впрочем, ничего удивительного в этом нет, так как Асланбегов был в русском флоте личностью весьма одиозной.
Из воспоминаний вице-адмирала Г.Ф. Цывинского, служившего в 1879–1881 годах на клипере «Наездник» на Дальнем Востоке: «…В Нагасаки… мы взяли Асламбекова (так в тексте Цывинского. – В.Ш.) с музыкой (в 30 чел.) и двумя флаг-офицерами… До своего неожиданного назначения на Тихий океан Асламбеков много лет командовал 8-м флотским экипажем, страстно любил свою экипажную музыку и превратился в сухопутного командира. Назначенный сменить адмирала Штакельберга на Тихом океане, он, прежде всего, озаботился забрать с собой экипажный оркестр и, прибывши с ним на “Азии” в Нагасаки, возился с ним как с писаной торбой. Наш маленький клипер был очень стеснен нахлынувшими 34-мя лишними пассажирами: адмиральские ящики с накопленными долларами и музыкальные инструменты отняли у команды половину жилой палубы. Был июль и, несмотря на тропическую жару, адмирал требовал, чтобы мы ходили в черных сапогах, сюртуках с кортиком на вахте на ходу, что противно Морскому уставу (сталь кортика нарушает показание компаса); между тем на всех судах в океане допускались некоторые вольности в форме, разрешалось носить белый тропический костюм с белыми башмаками и английскую белую каску, спасавшую от солнечного удара. Но наш петербургский адмирал знал хорошо пехотный устав Морсового поля и Михайловского манежа и отступлений от принятой там формы не допускал».