Видимо, человек находился в полном ужасе от событий и не владел собой. Я ушел от Алексеева смущенный и с большой тревогой на душе. Половина первого в тот же день я снова увидел Ген. Алексеева на Высочайшем завтраке. Он совершенно переменился – смотрел бодро, говорил оживленно, и пропала та тревога, которую я видел несколько часов назад. Я задал ему вопрос, что, вероятно, с фронта получены лучшие вести, и он стал бодрее смотреть на будущее? «Нет, известий новых не получено, но после доклада его величеству о положении на фронте, я получил от Государя определенные указания; он повелел дать телеграмму по всему фронту, что теперь ни шагу назад. Надо держаться и укрепиться. А прорыв Вильно-Молодечно приказано ликвидировать войсками ген. Эверта. Я теперь уже привожу в исполнение приказ Государя, и, Бог даст, справимся»… Передо мной стоял другой человек. Вместо нервного, растерявшегося ген. Алексеева находился спокойный, уверенный Начальник Штаба Верховного, приводящий в исполнение волю Главнокомандующего, Русского Императора».
На этом примере мы видим, что даже такой профессиональный штабист как Алексеев потерял на некоторое время самообладание. Но благодаря твердой воле императора временное замешательство в Ставке быстро прошло, восстановилась четкая и слаженная работа. Николай II отдал распоряжение ликвидировать прорыв войсками Эверта. Он также распорядился дать телеграмму по всему фронту о прекращении отступления, паники и спешки с приказом «Ни шагу назад! Стоять насмерть!». Как писал историк Керсновский: «Директива эта оказала самое благотворное влияние на войска, почувствовавшие, что ими, наконец, управляют». Благодаря твердой воле императора временное замешательство в Ставке быстро прошло, и восстановилась четкая и слаженная работа. Была предпринята сложная рокировка войск. Не имея никаких резервов, решено было получить их за счет сокращения линии фронта. 3-я и 4-я русские армии отходили на 120 км к Барановичам и Пинску, одновременно 2-я армия Смирнова снимается с Лидского направления для совершения контрманевра с целью закрытия прорыва в тылах 10-й армии в районе Молодечно – Сморгонь. Фактически 2-я армия была заново сформирована в составе 27-го и 36-го, 14-го, 29-го армейских корпусов и 4-го Сибирского корпуса. Два корпуса (27-й и 29-й) были направлены по железной дороге со станции Лида на Молодечно, остальные корпуса должны были двигаться пешим порядком. 2-я армия должна стать «пожарной командой» для Западного фронта. Для этого ей необходимо было покрыть большое расстояние за короткий срок, с чем она блестяще справилась, показав поистине наполеоновские темпы маршей, особенно 14-й корпус, который расстояние в 200 км до Молодечна преодолел не за 10 суток, как предполагалось, а за 7 суток. Ставка также приняла решение перебросить 1-ю армию в направлении на озеро Нарочь, для локализации прорыва с севера. Была сформирована также конная армия Орановского в составе 20 000 сабель, 67 орудий и 56 пулеметов.
Но все эти необходимые меры не могли быстро отразиться на положении дел на фронте, а корпус Гарнье продолжал развивать свой успех. Утром 1 (13) сентября с ним лично связался командующий Восточным фронтом Гинденбург, поблагодарил за успешные действия, заявил, что внимание Кайзера и всей Германии приковано к нему и что сокрушение русских уже близко, а также отдал указание продолжать свои рейды, и пообещал скорое подкрепление. Гарнье прекрасно понимал, что, несмотря на его значительное продвижение, оно получит полный успех, только если будет своевременно закреплено пехотой. Поэтому ему оставалось до подхода подкреплений использовать психологический фактор с целью посеять панику и добиться развала фронта. Кавалерия немцев захватила станцию Солы. Затем она устремилась к р. Ошмянке. Там немцам удалось прижать к реке 39-й Томский полк. Он некоторое время отбивался ружейным огнем, но вскоре у него закончились патроны. Убедившись в этом, немцы решили атаковать в конном строю, построившись в сомкнутый боевой порядок и изрубить русских лихим кавалерийским налетом. Кавалерия противника ринулась в атаку, и Томскому полку грозило полное уничтожение, как вдруг раздались орудийные выстрелы с другого берега Ошмянки. Разорвавшаяся шрапнель буквально изрешетила плотные ряды немецкой кавалерии, и всадники вперемешку с лошадьми грудами повалились на землю. На помощь Томскому полку пришла на помощь четырехорудийная батарея артиллерийского взвода особого назначения, предназначенная для отправки во Францию и случайно оказавшаяся на восточном берегу Ошмянки. Несколько волн немецкой кавалерии было истреблено шрапнелью, многие лошади заметались по берегу, сбрасывая своих наездников, остальная часть кавалерии была рассеяна.
В тот же день 3 (16) сентября с утра германцы атаковали небольшой белорусский город Сморгонь с 16-ти тысячным населением, в 90 километрах восточнее Вильно. Его обороняли русские маршевые роты, которые были вооружены в основном «берданками», а некоторые бойцы и вовсе были без оружия. На обороняющихся немцы обрушили ураганный огонь артиллерии, но маршевые роты держались 8 часов, отразив несколько атак противника. Они нанесли ему немалый урон, но и сами понесли тяжелые потери и к вечеру отступили в район Крево, навстречу подходящим подкреплениям 2-й армии.
4-го (17) сентября 3-я кавказская дивизия корпуса Гарнье с 5-м гвардейским полком и 3-м егерским батальоном попыталась овладеть городом и станцией Молодечно – северо-западными воротами Минска и железнодорожным узлом на пересечении дорог Вильно – Минск и Волковыск – Полоцк. Но 304-й Новгород-Северский полк, оборонявший город, имевший при себе 5 артиллерийских батарей, встретил противника сильным огнем в 4 километрах от города. Германцы решили атаки не предпринимать, а ограничиться артиллерийской дуэлью с русскими батареями. Хотя Молодечно осталось в руках русских, но немцам удалось перерезать железную дорогу Вильно – Минск.
Примерно в эти же дни в руках немцев оказался белорусский городок Вилейка, благодаря чему немцам удалось перерезать железную дорогу Лида – Полоцк. Дерзкий налет на станцию Кривичи совершил 8-й конно-егерский Вестфальский полк, атаковав несколько рот 1-й стрелковой бригады. Несколько десятков солдат немцы порубили, а остальных рассеяли, а затем, по общепринятому большинством советских и современных историков мнению, преследуя отступавших, достигли станции Смолевичи, где взорвали железнодорожный мост. Далее германская кавалерия устремилась к городу Борисову и даже взяла его, а затем с севера обошла Минск и захватила некую железнодорожную станцию восточнее Минска. Но эта версия совершенно неправдоподобна. Ее убедительно опроверг белорусский историк В.В. Бондаренко, доказав, что к тому моменту лошади кавалерии Гарнье были крайне истощены, и в день, в эскадронах погибало по 3-4 коня, поэтому для совершения такого 100 километрового марша от Кривичей до Смолевичей, по бездорожью, через сплошные леса и болота она была физически неспособна. Тем более совершить рейд в 130 километров до Борисова и взять его с ходу, и все это в течение одного дня! Это притом, что самые быстрые всадники Гарнье никогда не проходили более 25 километров в сутки[52]. Кроме того никаких документальных подтверждений пребывания немцев в Борисове или его окрестностях нет.
В то время как германская кавалерия атаковала тылы 10-й армии Радкевича, сама эта армия с огромным трудом сдерживала яростный натиск армии Эйхгорна под Вильно. Вильно обороняли 3-й Сибирский корпус фронтом на юго-запад, 35-й корпус фронтом на запад, 2-й Кавказский-фронтом на северо-запад, 5-й Кавказский – фронтом на север и Гвардейский фронтом на северо-восток и восток. Сокрушительный огонь германской артиллерии сменялся волнами атак. Когда эти волны разбивались о русскую оборону и откатывались, на обороняющихся обрушивался новый шквал огня тяжелой артиллерии в течении 20-40 минут с целью перемолоть русские окопы вместе с их защитниками. И затем – новая атака… Так германцы медленно, но верно прогрызали русскую оборону, продвигаясь в среднем по 3-4 километра в сутки. Бои не прекращались ни днем, ни ночью. Особенно сильному натиску подверглись русские позиции в районе Мейшаголы с 29 августа по 2 сентября. Канонада не умолкала целые сутки.
В то время как немецкая артиллерия обрабатывала русские позиции, ее пехота собиралась перед окопами для атаки в 300-400 шагах, резала проволоку и, как только заканчивалась артподготовка, поднимаясь во весь рост, бросалась в атаку, чтобы не дать русским опомниться. Но русские войска хорошо укрывались от огня и в решающий момент успевали подняться из укрытий и открыть по противнику смертоносный огонь, косивший его ряды с ужасающей силой. Отдельные участки позиции несколько раз переходили из рук в руки, и были завалены трупами в несколько рядов. Наиболее искусно в обороне проявил себя 2-й стрелковый Царскосельский полк. В то время как его соседи два Финляндских полка были разгромлены немецким огнем и атаками, он продолжал сражаться с перевернутым фронтом, несмотря на то, что немцы атаковали его с фронта, с тыла и флангов, и несколько раз вырывался из окружения, прокладывая себе путь огнем и штыками. Каждую позицию он отстаивал до крайней возможности и организованно отступал только глубокой ночью, на новую уже подготовленную позицию. За время самых ожесточенных боев за Мейшагольские позиции Царскосельский полк потерял 632 бойца – 50 % своего состава, но при этом нанес противнику потери в 2 500 солдат и офицеров.
К 2 сентября с большими потерями части Эйхгорна взяли Мейшагольские позиции. Это значительно ухудшило положение обороняющих Вильно русских войск, особенно с учетом того, что их снабжение было прервано, а тылы подвергались разгрому кавалерией Гарнье. Армии приходилось отражать натиск одновременно с запада, севера и востока. Алексеев понял, что дальнейшее удержание Вильно в таких условиях более не представляется возможным и приведет к полному окружению 10-й армии. Поэтому было приказано оставить Вильно и вытягивать армию из образовавшегося мешка. 5 (18) сентября русские оставили Вильно. Со своей задачей генерал Радкевич справился блестяще. Все действия его частей были четко организованы и слажены. Никакой паники не было. Каждую ночь войска отходили на 10-15 километров. Днем удерживали новую позицию и затем ночью снова отходили. Как вспоминает один из офицеров Лейб-Эриванского полка, находившегося в самой глубине «Виленского мешка»: «Это был один из самых тяжелых периодов кампании: части корпуса оборонялись фронтом на запад, в переходе на восток вел бой Гвардейский корпус фронтом на север и на восток. Орудийная пальба ясно раздавалась в тылу и на флангах. Окружение почти назревало».