На следующий день 2(15) июля германцы атаковали позиции 2-й Сибирской дивизии. Снова своим артиллерийским молотом они пытались расколоть позиции русских. Но на этот раз оборона была подготовлена более надежно. После артподготовки атаки немцев успешно отражались 6-м и 8-м Сиб. полками. В районе Подосье – Сулиха, где позиции 7-го полка имели вид входящего угла, силы XIII корпуса немцев предприняли 8 атак. Восемь раз 3-я пехотная дивизия шла в атаку и каждый раз немецкие цепи ложились рядами под перекресным огнем 7-го Сиб. полка. Последняя атака закончилась тем, что противник получил внезапную штыковую атаку во фланг и в беспорядке отступил. Так 2-я Сибирская дивизия в составе 11 батальонов и 33 орудий успешно отразила штурм 24 батальонов противника при 160 орудиях.
На участке 1-й Сибирской дивизии немцы, несмотря на их активные попытки найти брешь в позициях 2-го Сиб. полка, их атаки были отражены с тяжелыми потерями. 1-й и 4-й Сиб. полки прочно держали высоту 57,1, хотя немецкая 36-я пехотная дивизия перепахивала ее снарядами. Когда части 36-й дивизии двинулись в атаку, сибиряки, испытывая значительный недостаток в патронах, подпустили немцев на 300 шагов и открыли смертоносный ружейный огонь. Цепи противника были буквально сметены этим огнем, трупы немногих храбрецов, дошедших до окопов, повисли на колючей проволоке.
На участке 30-й пехотной дивизии, 1-й гвардейской дивизии противника все же удалось прорвать русские позиции на стыке между 43-м и 119-м полками в районе р. Сосна. Хлынувший в прорыв противник начал сминать фланги обоих полков. Положение спас 14 уланский полк, успевший закрыть брешь, но полкам пришлось отступить, избегая окружения. С арьергардными боями, отбивая многочисленные атаки немцев, полки отступили на 5 км в район Карнево – Млодзяново.
11-я Сибирская дивизия была в наихудшем положении и долго на позициях держаться не могла. 42-й и 44-й Сиб. полки отразили натиск 38-й дивизии, 7-й и 8-й Туркестанские полки также держались твердо. Но натиск противника все усиливался. 11-я Сибирская дивизия была уже на пределе своих физических и моральных сил. В конце концов, германцы очередной таранной атакой проламывают фронт дивизии и начинают охватывать фланги 7-го и 8-го Туркестанских полков, которые постепенно оставляют свои позиции. Этот отход повлек за собой и отступление 42-го и 44-го Сиб. полков. Все могло закончиться их полным разгромом, и лишь подкрепления направленные командующим 1-м Туркестанским корпусом Шейдеманом, спасли ситуацию от паники и развала фронта. Противник был остановлен на линии Уяздово – Крубин – Трушки – Нерадово. 11-я Сибирская дивизия, понеся огромные потери (от одного лишь 41 сибирского полка осталось 10 офицеров и 682 солдата из 4 243 солдат и офицеров, бывших в составе полка в начале сражения – это 84 % потерь), прекратила свое существование как боевая единица, до конца выполнив свой боевой долг и предотвратив прорыв фронта. После ее упорного сопротивления ген. Гальвиц не решился продолжить натиск, чтобы добить ее, а перенес главный удар на Рожан, тем самым упустив верную победу.
В этот день общее продвижение противника не превысило 7-8 км.
3 (16) июля XVII и XIII корпуса германцев нанесли удар по позициям 30-й пехотной дивизии. Фронт был прорван на стыке 120-го и 119-го полков. Положение становилось критическим, но было спасено атакой двух полков кавалерийской бригады, которые, несмотря на сильный огонь, изрубили две линии наступающей пехоты немцев и заставили их остановиться. Однако, новая угроза окружения и разгрома заставила русское командование отдать приказ об отходе 1-го Туркестанского корпуса на 20 км и 30-й пехотной дивизии на 10-12 км. В это время 1-я Сибирская дивизия проявляла удивительную стойкость, отражая четырехкратно превосходящего противника. 1-й и 4-й полки при сильном недостатке патронов демонстрировали высокую точность и выдержку в стрельбе. Некоторым полкам приходилось сражаться на три фронта. Противника подпускали на близкое расстояние, давали несколько залпов почти в упор, чтобы ни один выстрел не пропал даром, затем бросались в штыки, опрокидывая его. Так отбивались по 5-7 атак. Но численный перевес немцев должен был сказаться, и им удалось занять Збики-Вельке и д. Годачев. Русским пришлось оставить фольварк Августов и высоту 57,1, которую они так долго и успешно обороняли. Силы 3-й пехотной дивизии немцев попытались вбить клин между 1-й и 2-й Сибирскими дивизиями в районе Подосья и сначала успешно атаковали его, сумев переправиться силами 42 полка через Оржицу, но были сброшены в реку и переколоты штыковой атакой 5-го и 7-го Сиб. полков. Все же немцам удалось добиться определенного успеха, продавив позиции 6-го и 8-го Сиб. полков 2-й Сибирской дивизии в районе Бернаты-Красносельц. Снова пришлось отводить войска на новую линию Кржишеве-Надречна – Гуты-Малы.
4 (17) июля войска немецкой 26 дивизии повели атаку против 21-го и 9-го Туркестанских полков 2-й Сибирской дивизии в районе д. Затсижье. К этому времени русские войска получили, наконец, боеприпасы для артиллерии, которых было по-прежнему недостаточно, но это дало возможность более эффективно сдерживать противника. Русские батареи ожили и показали отличную стрельбу. Очевидцы боя видели, как шрапнель русских батарей проделывала огромные бреши в германских цепях, сметая их за считанные минуты.
Положение 1-й Сибирской дивизии было более тяжелым. Здесь германские 35-я и 36-я дивизии охватывали с флангов 1-й и 4-й Сиб. полки в районе д. Слонявы. Полки частично смешались и начали отходить, но благодаря батальону 20-го Туркестанского полка, прибывшему на помощь, отход удалось остановить.
Позиции 1-й армии были сильно растянуты, разрыв между 1-й и 12-й армиями увеличивался, немцы смогли переправиться через Оржицу и стали угрожать флангу и тылу 2-го Сибирского корпуса. Все это вынудило командование Северо-Западного фронта принять решение об отходе 1-й армии на укрепленные позиции Пултуск – Рожан – Хелхи – Пшистань. Отход на новые позиции произведен успешно. Германцы, понеся в сражении тяжелые потери, также были сильно измотаны, их атаки ослабли, благодаря чему попытки преследования были отражены арьергардами 1-й армии.
На этом сражение, начавшееся, казалось бы, с неминуемого уничтожения 1-й армии, закончилось ее организованным отходом на новые позиции. Гальвиц, вместо планируемого разгрома русской армии, добился лишь ее фронтального оттеснения, что при задействованных громадных силах и средствах было результатом отнюдь не блестящим. Потери сторон в ходе четырехдневного сражения были огромны. Русские потеряли 40 000 солдат и офицеров, из них 16 000 пленными (в основном раненые), а также 12 орудий и 48 пулеметов. Германцы свои потери оценили в 10 000, но по подсчетам историка Королькова, армия Гальвица лишилась 25 % своего состава (без учета потерь подходящих в ходе операции резервов), что также дает цифру потерь в 40 000.
Германия одержала тактическую победу. Но стратегический успех был за Россией. Это операция, которая по плану кайзеровского командования должна была положить начало окружению всей русской группировки войск под Варшавой и уничтожению всего Северо-Западного фронта, не достигла своей главной цели. Праснышское сражение дало Алексееву время на проведение важнейших мероприятий по эвакуации Варшавы и выведения из польского выступа всех русских армий. Величайшие «Канны» XX века не состоялись. Русская армия была спасена, а это значит, что Россия продолжает борьбу и надежды Кайзера на вывод ее из войны в 1915 г. рушатся. Так сражения вокруг небольшого, провинциального польского города Прасныша в 1915 году оказали огромное влияние на весь ход Первой мировой войны.
Юрий КирпичевТирпиц, могильщик империй
Сейчас об адмирале Тирпице знают больше по линкору, названному в его честь и утопленному лихими британскими летчиками в 1944 году. Что несколько странно. Ибо линкор тот, несмотря на всю свою убийственную мощь, не принес миру и сотой доли бед в сравнении с адмиралом, который разработал так называемую «теорию риска». Каковая оказалась весьма рискованной и, судя по всему, привела к мировой войне…
Но по порядку. Сто лет назад, к лету 1915 года всем воюющим сторонам стало совершенно ясно, что война, ставшая к тому времени мировой, это всерьез и надолго, что исход ее неясен, но крови будет много в любом случае. И что теория Тирпица не оправдалась. Зато оправдались самые дурные предчувствия, и в войне 1914 англичан и французов погибло куда больше, чем за весь предыдущий век, намного больше, чем даже во Второй мировой. Что касается Тирпица…
Почему вообще началась Первая мировая? Вопрос неясен и поныне. Многие считают, что причиной стало убийство наследника австро-венгерского престола в Сараево 28 июня 1914 года. Или желание Франции смыть позор 1870 года и вернуть себе Эльзас и Лотарингию. Или неоправданное упорство России в поддержке Сербии. Или же дело в совокупности множества причин. Пишут, что ее ждали, что она была неизбежной, однако летом того года ничего как будто не предвещало грозы и до последнего момента казалось, что войны удастся избежать.
Вот, к примеру, что писала лондонская The Times 8 июля 1914 года, спустя десять дней после выстрелов Гаврилы Принципа, которые считают роковыми:
«Визит английского флота в Киль, завершение которого хоть и было омрачено трагедией в Сараево, прошел с большим успехом и стал примером братства всех моряков мира и германской гостеприимности. Прием был теплым и искренним. Визит не был похож на обычные подобные мероприятия, которые позволяют королям и императорам почувствовать себя главнокомандующими своих армий и флотов, при помощи которых они соревнуются, а иногда и обмениваются ударами. Это был скорее символ братства по оружию – когда в Киле император Вильгельм поднял британский адмиральский флаг для короля Георга V, когда сэр Георг Уоррендер и президент Лиги германского флота обменялись вдохновенными речами в ратуше Киля, когда британские и германские моряки прошли парадом по набережной».
Братство по оружию, совместный парад, все ликуют, германский император поднимает британский флаг! Даже не верится, что до Великой войны – так ее называли до Второй мировой войны – осталось двадцать дней. Да и тогда никто не хотел верить.
«Немыслимо. Невозможно. Безрассудство, страшные сказки, никто не решится на такое в XX столетии. Темнота полыхнет огнем, ночные убийцы нацелятся в горло, торпеды разорвут днища недостроенных кораблей и рассвет откроет истаявшую морскую мощь нашего, теперь уже беззащитного острова? Нет, это невероятно. Никто не посмеет. Цивилизованность, как и прежде, возобладает. Мир спасут многие установления: взаимозависимость наций, торговля и товарооборот, дух общественного договора, Гаагская конвенция, либеральные принципы, лейбористская партия, мировые финансы, христианское милосердие, здравый смысл», – живо и красочно писал об этом Черчилль. Но тут же обеспокоенно спрашивал: «А вы полностью уверены в этом?» В том, что мир спасут.
Прошло сто лет, наступил очередной просвещенный век, люди должны были бы поумнеть, но этого не произошло, и нет уверенности, что не случится новой катастрофы. И вот что важно в свете новой российской доктрины: основной причиной Первой мировой войны, скорее всего, была гонка военно-морских вооружений. Конечно, причин на самом деле было много, но эта наиболее вероятна и весома, хотя бы по количеству сил и средств, вложенных в строительство гигантских флотов. Да, флот – это всего лишь инструмент. Но всадив в него миллиарды, значительную часть бюджета большой страны, поневоле призадумываешься – об отдаче, об эффективности инвестиций…
Конец XIX – начало XX века недаром называли «эпохой нового маринизма». Действительно, это был период зарождения и господства теорий морской мощи. Недаром влияние ее авторов, американца А.Т. Мэхэна и англичанина Ф. Коломба, вышло далеко за рамки адмиралтейств и морских штабов.
Это была также эпоха индустриального развития, давшая в руки практиков войны на море новое оружие. И она сама породила их, последователей Мэхэна, воплощавших теории в жизнь и готовивших великие армады империй к схватке за мировое господство. Самыми известными из них стали, пожалуй, сэр Джон Арбетнот Фишер в Англии и Альфред фон Тирпиц в Германии. Судьба предоставила им уникальный шанс! Наверное, ни один из адмиралов в истории мира не имел подобных рычагов влияния на политику своего государства. Кроме разве что Петра I. И уж они-то воспользовались предоставленной судьбой возможностью в полной мере!
Именно им мы обязаны гонкой морских вооружений, в которую они вовлекли свои страны и которая, наряду с иными европейскими противоречиями, привела в конечном итоге к глобальному конфликту. Они построили огромные линейные флоты, красу и гордость империй. Но линкоры не любят стоять без дела, они должны себя окупать, будучи при всей своей величине и величии всего лишь инструментом ведения дел. В конце концов, война есть всего лишь продолжение бизнеса иными средствами.
К тому же, в отличие от сухопутных вооружений, боевые корабли тогда быстро устаревали и ружье, демонстративно вывешенное на международную морскую сцену – а бронированные монстры составляли предмет национальной гордости, их скрупулезно подсчитывали и учитывали, как вот сейчас ядерные боеголовки, – это ружье, как правило, очень скоро начинало стрелять! В том числе и по режиссерам…
Вспомните американо-испанскую или русско-японскую войну: не успели США построить броненосцы, как набросились на одряхлевшую империю, над которой уже давно зашло солнце. Как только Россия и Япония обзавелись броненосными флотами, они тут же сцепились в бою – за чужую землю. Ну и, главное, такая морская гонка неизбежно вела к мировой войне, ибо в те времена она означала вызов владычице мира – Англии. Со всеми вытекающими последствиями.
Человек, соблазнивший Германию
Кажется, та давняя война во многом связана с провалом теории адмирала Тирпица. Он называл ее «теорией риска», и она здорово подвела Германию. Будучи, по большому счету, теорией дорогостоящего шантажа.
Еще раз вернемся к прессе июля 1914 года. Шесть дней спустя после лондонской статьи Л. Персиус, капитан военно-морского флота Германии, популярный в те времена обозреватель и аналитик, сообщал в Berliner Tageblatt: «Количество военного персонала ВМФ впервые было серьезно увеличено в 1912 году. Тогда у нас было 6 500 человек, в 1913 году – 73 115, а сейчас – 79 386 человек… В 1912 году британский флот насчитывал 136 461 человека, а сегодня эта цифра составляет 151 363 человека. При этом водоизмещение английских кораблей в целом составляет 2,205 миллиона тонн, а немецких – только 1,019 миллион… 2 миллиарда 245 миллионов 633 тысячи марок заплатили мы в этом году нашим сухопутным войскам и флоту. Ни один народ в мире не тратит столько на собственные вооруженные силы. Русские платят 1834,9 миллионов, а англичане 1640,9 миллионов марок… содержание сухопутных войск и флота Франции в этом году достигло 1,44 миллиарда марок. Австрии сухопутные войска обходятся в 575,9 миллионов, флот – в 150,7 миллионов марок, Италия платит своей армии 369,4 миллионов, а флоту – 260,2 миллионов марок».
Внушительные цифры хорошо осведомленного германского капитана вполне объясняют, почему началась война. Во-первых, очевидно, что именно Германия и Россия к ней изо всех сил готовились. А во-вторых, Германия стала представлять серьезную угрозу британскому флоту, а значит, и самой британской империи. Которую недаром величали владычицей морей!
Так, 26 июня 1897 года, когда англичане пышно праздновали бриллиантовый юбилей царствования королевы Виктории, на рейд Спитхеда прибыло 165 военных кораблей. В их числе были 21 эскадренный броненосец 1-го класса и 25 броненосных крейсеров. Чествовали не только королеву, но и ее флот. «Наш флот, – писала „Таймс“, – без сомнения, представляет собой самую неодолимую силу, какая когда-либо создавалась, и любая комбинация флотов других держав не сможет с ней тягаться. Одновременно он является наиболее мощным и универсальным орудием, какое когда-либо видел мир».
Завоевав в жестоких морских боях XVII столетия мировое лидерство, флот стал основой британской мощи, и недаром лорд Ковентри писал, что «лучшие стены нашего королевства – это деревянные стены», имея в виду высокие борта многочисленных английских деревянных линейных кораблей. Но и наступление века пара и стали не изменило соотношения сил, и в конце XIX века в Британии одна за другой принимались дорогостоящие морские программы и строились целые серии мощных однотипных броненосцев. Тогда и была сформулирована величественная доктрина «стандарта двух держав», согласно которой британский флот должен быть сильнее объединенных двух других крупнейших флотов (то есть России и Франции). Она означала апофеоз морской мощи Британии!
Однако после двух веков безраздельного господства Роял Нейви на голубой арене появился новый игрок. Не прошло и трех лет после спитхедского парада, как в клуб сильнейших военно-морских держав ворвалась Германия. Причем сделала она это столь стремительно, что еще через несколько лет вышла на второе место в мире (флот США тогда мало кто принимал в расчет), вынудив Британию изменить свою европейскую и мировую стратегию и тем самым заложив основы будущей мировой войны.
Как же и почему немцы дошли до жизни такой? Ведь сам Мольтке Старший, победитель Австрии и Франции, один из создателей Германской империи и дядя не менее знаменитого Мольтке Младшего, предупреждал: «Среди великих держав лишь Англии непременно нужен сильный союзник на Континенте, и она не найдет лучшего, чем объединенная Германия; никто, кроме нас, не отвечает всей совокупности британских интересов: мы никогда не притязали на власть над морями».
Мольтке был прав! И Бисмарк его поддерживал, мол, мы в самом центре Европы и нам не следует со всеми ссориться. Особенно с Британией. Наполеон вон тоже с ней ссорился – и чем кончил? А на что уж крут был! Почему же немцы отошли от их заветов?
Дело в том, что незадолго до указанного юбилея королевы Виктории, 15 июня 1897 года талантливый контр-адмирал Тирпиц представил вниманию кайзера меморандум о развитии германского флота. Главным противником определялась Британия, а главным театром конфликта – район между Гельголандом и Темзой. Для чего, естественно, требовался мощный броненосный флот. Не крейсерами же воевать с мощными «Маджестиками»! Это броненосцы такие были, весьма неплохие, и было их у Британии много. Кайзер и рейхстаг прислушались, так что на основе оного меморандума Тирпиц подготовил кораблестроительную программу и добился, чтобы ее приняли в качестве закона.
Сие требовалось для дисциплинированности морского ведомства, рейхстага, да и самого кайзера с его чрезмерно живой и богатой фантазией. Тирпиц прекрасно понимал, что Германия не могла себе позволить создавать музей из разнотипных кораблей, что флот следовало развивать настойчиво и последовательно, будучи уверенным, что выделение средств будет гарантировано законом. Так начинался немецкий Hochseeflotte – Флот открытого моря. Ну, то, что кайзер внял адмиралу, это неудивительно, он был человеком мечтательным и военные красоты обожал, а вот согласие рейхстага – это уже любопытнее. Кажется, народ был под стать своему воинственному кайзеру…
Что касается самого Альфреда Тирпица, то уже к концу 1880-х был он хорошо известен не только в правительственных кругах и на флоте, но и среди крупных промышленников – сторонников колониальной экспансии. Он занимал пост морского министра (статс-секретарь по морским делам) почти двадцать лет – с 1897 по 1916 год, а его концепции оказали глубокое воздействие на весь курс внешней политики кайзеровского рейха.
Поэтому вторую судостроительную программу разработали уже с учетом соперничества Германии и Англии – как раз шла англобурская война, в которой Германия помогала бурам. Британские крейсера перехватывали немецкие транспорты с оружием, и Тирпиц откровенно сказал в декабре 1899 года – прямо в рейхстаге! – что программа предусмотрена на случай столкновения с самым сильным флотом в Северном море. Понятно, с каким. Но такое столкновение, пояснил он, требует создать соотношение сил, при котором борьба с германским флотом стала бы рискованной для англичан. И 1900 год стал переломным: Германия приняла Морской закон.
Преамбула коего гласила: «В сложившихся условиях для защиты германского товарооборота и коммерции нам не хватает лишь одного: линейного флота, достаточно сильного для того, чтобы даже самый мощный из возможных неприятелей увидел в морской войне с нами угрозу собственному превосходству на морях».
Начало гонки вооружений
Итак, Германии в том году не хватало только мощного линейного флота!? Насколько же мощного флота ей не хватало? К началу XX века Англия имела 38 эскадренных броненосцев и 34 броненосных крейсера, а Германия, соответственно, только семь и два. Однако первой программой предусматривалось, что через 5 лет Германия будет иметь уже 19 эскадренных броненосцев и 10 броненосных крейсеров. А по второй программе, продленной до 1920 года, основу германской морской мощи должны были составить уже 38 эскадренных броненосцев и 20 броненосных крейсеров!
Кайзеру идеи адмирала понравились: властителем он был весьма бравым – этакий Партобон Храброватый, собой молодцеватый – и большим любителем военных забав, церемоний и ритуалов. Ну и оружия, само собой, тем более столь представительного, как броненосцы. Тирпиц сам писал в воспоминаниях: «Император Вильгельм II, еще будучи кронпринцем, чертил схемы кораблей и, не имея прямого отношения к Адмиралтейству, завел себе специального судостроителя, который помогал ему в любимом занятии». Прямо немецкий Пётр I!
Во время маневров он круглые сутки проводил на палубе флагманского броненосца, с «явным удовольствием» командуя стрельбой по плавучим щитам. Начальника Генерального штаба Альфреда графа фон Вальдерзее даже пугает «военно-морская страсть» кайзера: «Для нас это уже чересчур!» В детстве правитель зачитывался книгами о морских путешествиях, теперь же он самостоятельно разрабатывает «идеальные корабли, которых еще не видел свет». «Наше будущее – на волнах», – заявляет он в 1898 году на открытии Штеттинской гавани, легкомысленно оспаривая до того неприкосновенное военно-морское могущество Англии.
Избавившись от мудрого Бисмарка, остерегавшего от молодцеватых глупостей, в контр-адмирале Тирпице кайзер нашел даже более агрессивного соратника, чем он сам, которому мощный флот виделся не только внешнеполитическим инструментом, но «отличным лекарством против социал-демократов». Флот для Тирпица был общенародной задачей, способной сплотить нацию и укрепить державу. Капитаны растущей промышленности, издатели и журналисты, пасторы, школьные преподаватели – все с готовностью платили новые акцизы на шампанское, с которых идет финансирование строительства новых кораблей. Появился военно-морской журнал; школьники за сочинения на военно-морские темы получали награды; премировались художники и писатели, посвятившие свое творчество военно-морскому делу. Даже известный либерал Фридрих Науманн описывает себя как «христианина, дарвиниста и страстного любителя флота»! Общество содействия флоту стало одной из самых многочисленных организаций, а маленькие немцы поголовно носили матросские костюмчики.
Характерная деталь: в июне 1902 года Вильгельм II после визита в Россию (кузен Вилли с помпой посетил кузена Ники…) покинул Ревель, подняв на прощание на яхте «Гогенцоллерн» заносчивый и двусмысленный сигнал: «Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана». Намек на раздел сфер влияния не только подталкивал Россию на противоборство с Японией, но и предупреждал Британию о непомерных амбициях Германии…
«Теория риска»
Но к делу. Определяя судостроительную политику, Тирпиц должен был считаться с тем, что для Германии, расположенной в центре Европы и не раз страдавшей от нашествий, совершенно необходимо содержать огромную сухопутную армию. Тем более что она лелеяла имперские замыслы. Но это означало, что Германия не могла ассигновать на флот такие же средства, как Великобритания. Даже та, будучи самой мощной финансовой державой, мировым кредитором, не могла себе позволить невозможного и, бросив все силы на развитие флота, могла содержать лишь небольшую профессиональную сухопутную армию.
Исходя из этих обстоятельств, Тирпиц и разработал свою знаменитую «теорию риска». Которой впоследствии фактически придерживался и авантюрист Гитлер. Да и в наше время находятся склонные к ней политики…
Тирпиц полагал, что если удастся создать сильное соединение эскадренных броненосцев в Северном море, то они составят серьезную угрозу Англии, особенно в условиях разбросанности соединений британского флота по отдаленным морским театрам. Над Британской империей, как известно, никогда не заходило солнце и потому эскадры требовались на всех морях и океанах. Имея противником достаточно сильный немецкий флот, Англия не рискнет начать войну против Германии, поскольку даже в случае победы ее морская мощь окажется настолько подорванной, что ситуацией поспешит воспользоваться какая-либо третья держава. Например, Франция. Не думаю, что Тирпиц думал о России и уж тем более о Японии…
С другой стороны, обладание первоклассным военным флотом должно было, по мнению рискового адмирала, превратить Германию в ценного союзника для всякого, кто рискнет поколебать могущество «владычицы морей». Но о достоинствах и недостатках данной теории мы поговорим позже, а вот практическое ее воплощение впечатляет. Патриотичные и трудолюбивые немцы засучили рукава, затянули пояса – и дело закипело! Немецкая промышленность быстро доказала, что она мало чем уступает британской, и ни одна страна мира никогда до того не демонстрировала таких темпов роста военного флота!
Холодная северная вода кипела, и вскоре вслед за первой пятеркой броненосцев сошла со стапелей вторая, за ней последовала закладка третьей – и в итоге к 1906 году Германия имела двадцать эскадренных броненосцев. Они были весьма близки по своим тактико-техническим данным, что весьма облегчает управление эскадрами и эксплуатацию кораблей. В отличие от России, у которой каждый корабль был уникален. Ничего не скажешь, блестящее достижение германской военно-технической мысли и промышленности!
И хотя в том же году наступил некоторый перерыв по техническим причинам, о котором мы еще поговорим, длился он недолго и даже пошел на пользу плану Тирпица.
Фишер против Тирпица
А что же предполагаемый противник? Он среагировал не сразу, и поначалу германские морские программы не вызвали особой тревоги в британском Адмиралтействе. Однако уже в 1902 году появились первые признаки беспокойства, и в итоге реакция Англии оказалась совсем не той, какой ожидал Тирпиц. По его прогнозам, она не могла соревноваться в гонке морских вооружений с Германией, одновременно поддерживая господствующие позиции на других потенциальных морских театрах, и в конечном итоге должна была пойти на уступки.
Однако он ошибся. Британцы были отнюдь не лыком шиты и толк в имперских делах понимали! Заключенный в 1902 году англо-японский союз, имевший антирусскую направленность, после последовавшего вскоре Цусимского разгрома избавил англичан от необходимости держать тяжелые корабли в водах Китая. А затем Британия и вовсе вышла из долгой и блестящей островной изоляции, вернулась на континент и, следуя своей старой практике создавать союзы против сильнейшей европейской державы, уже в 1904 году заключила соглашение с Францией, а затем и с Россией. В результате франко-русский союз трансформировался в Антанту, тогда как отношения Германии с той же Японией и Россией быстро портились.
До изменения политики Британии Тройственный союз был сильнее Франции и России. Теперь же из него фактически вышла Италия, предупредившая, что не будет воевать с Англией, и Германия оказалась в кольце враждебных государств. Она никак не могла рассчитывать на победу, если борьба затянется. Поэтому на суше, чтобы избежать гибельной войны на два фронта, ей пришлось придумывать сомнительный план Шлиффена, этот блицкриг начала века.
В таких условиях «теория риска» теряла базис, открывать третий фронт, морской, было очевидно самоубийственно, и даже самонадеянные немцы должны были это понимать. Но не понимали – их, как и всех тогда, завораживало державное величие, совершенно необходимым атрибутом коего был мощный флот. Величие тогда мерялось числом броненосцев! А раз уж Германия стала лидером континентальной Европы, то и флот у нее должен быть соответствующим. А там рукой подать и до мыслей о полноценном морском соперничестве с Британией…
Но что касается дел на море, то там немцы сразу же получили жесткий британский ответ. Когда в октябре 1904 года первым морским лордом стал известный адмирал-реформатор Дж. А. Фишер, он сразу забил во все анти германские колокола! Первый морской лорд – это глава Королевского военно-морского флота и всех военно-морских сил Великобритании. Он должен быть профессионалом, в отличие от первого лорда Адмиралтейства, который председательствовал в Адмиралтейском комитете, осуществляя политическое руководство, – и служить противовесом последнему в случае необходимости.
Так началось противостояние Фишера и Тирпица. Мы уже писали, что немецкий адмирал надеялся на разбросанность британского флота по всем морям и океанам – и тут Фишер нанес первый удар: он собрал основные силы в водах метрополии. Число новейших броненосцев в Средиземном море сократилось с 12 до 8, а вслед за ними и все пять современных броненосцев, составлявших главную ударную силу английской эскадры в водах Китая, были отозваны в Англию. Если в 1902 году в гаванях метрополии базировалось 19 эскадренных броненосцев и броненосных крейсеров, то в 1907-м – 64, то есть три четверти. И они были сосредоточены именно против Германии.
Фишер не только использовал растущие антигерманские настроения, но и раздувал их в борьбе за увеличение военно-морского бюджета. Как и Тирпиц, он привечал издателей и журналистов, давал прессе множество материалов и не скрывал своих кровожадных взглядов. Он даже пару раз обращался к Эдуарду VII с предложением внезапно напасть и уничтожить германский флот!
Эта политика оказалась эффективной, и многие в Германии, включая самого кайзера, верили в реальность его планов. Слух «Фишер идет!» вызвал настоящую панику в Киле в январе 1907 года: там родители два дня не пускали детей в школу, ожидая появления на горизонте английского флота. Разумеется, кайзер знал об этом и мечтал о возмездии…
Но особую роль сыграл Фишер в раскручивании нового витка гонки морских вооружений, связанного с «Дредноутом». Этот знаменитый линейный корабль воплотил принцип «как можно больше тяжелых орудий одного калибра» (all-big-gun). И был построен беспрецедентно быстро. Его заложили 2 октября 1905 года, а в декабре 1906 года он вступил в состав флота! Обычно в те времена на строительство линкора уходило не менее трех лет.
Если эскадренные броненосцы при водоизмещении 13–15 тыс. тонн несли четыре 305-миллиметровых орудия и развивали с помощью паровых машин скорость до 18 узлов, то турбинный «Дредноут» при ненамного большем водоизмещении (18 100 тонн) нес десять таких орудий, имевших к тому же централизованное управление огнем, со скоростью более 21 узла! Не удивительно, что дредноуты практически свели к нулю боевое значение прежних броненосных флотов.
Внезапное появление «Дредноута» опрокинуло все планы соперников, и Фишер ликовал: «Тирпиц подготовил секретную бумагу, в которой говорится, что английский флот в 4 раза сильнее германского! И мы собираемся поддерживать британский флот на этом уровне. У нас 10 дредноутов, готовых и строящихся, и ни одного германского не заложено до марта»!
Казалось бы, Британия надолго обеспечила себе безусловное лидерство, однако радость была преждевременной. Немцы приняли вызов и в июне 1906 года заложили «Нассау», головной корабль первой серии германских дредноутов. В закон о морском строительстве 1900 года внесли поправки: впредь все новые линейные корабли будут только дредноутного типа. Озаботились и линейными крейсерами, а всего к 1920 году Германия решила иметь 58 линкоров и линейных крейсеров.
Как только все эти факты стали известны в Англии, там разразился политический кризис, получивший название «морской паники 1909 года». Сложилась парадоксальная ситуация: до появления «Дредноута» Англия обладала подавляющим превосходством своего линейного флота за счет накопленного запаса броненосцев. Но немцы строили линкоры так же быстро, как и англичане. Это означало, что теперь отставание германского флота резко сократится, и если приложить усилия, его можно ликвидировать!
Неожиданно вышло так, что Англия, создав супероружие, своими же руками отдавала господство на морях. Поэтому 25 января 1910 года Фишер, получив пэрство и титул барона, вынужден был уйти в отставку. Но, думаю, в душе он был доволен, ибо добился своего: виконт Реджинальд Эшер давно рекомендовал ему использовать страх перед Германией для увеличения военно-морского бюджета и усиления флота: «Страх перед вторжением – это Божья мельница, которая намелет вам целый флот дредноутов и поддержит в английском народе дух воинственности!»
В ответ на планы немцев британцы решили брать мощью, и начался новый виток вооружений. В октябре 1911 года Черчилль занял пост морского министра и решил поднять планку повыше: создать еще более мощные дредноуты, вооруженные 15-дюймовыми орудиями, что ему горячо рекомендовал Фишер. Закладку знаменитого «быстроходного дивизиона» линкоров типа «Куин Элизабет» предусмотрели в программе 1913 года. Это были отличные корабли и при водоизмещении 27500 тонн и хорошем бронировании они имели высокую скорость хода – 25 узлов, а их главная артиллерия состояла из восьми 381-миллиметровых орудий. Благодаря смелости и настойчивости Черчилля они начали вступать в строй уже в 1915 году и сыграли важную роль в Ютландском сражении. Тирпиц же опоздал, и еще более мощные германские «Байерны» с 381-миллиметровыми орудиями появились тогда, когда кайзер уже отказался от риска линейных сражений.
Гонка вооружений съедала огромные средства. Если стоимость «Дредноута», уже устаревшего к началу войны, составила 1,7 млн. фунтов стерлингов, то линейный крейсер «Худ», заложенный в 1916 году, стоил уже 12 млн. Германия, справедливо опасавшаяся сухопутной войны на два фронта, вынуждена была треть средств, уходивших на оборону, тратить на флот, вместо того, чтобы сформировать и вооружить еще 4–5 дивизий.
Чего же она добилась в конечном итоге? Как оправдала себя «теория риска»?
Крах надежд и иллюзий
Первую мировую войну соперники начали при следующем соотношении сил: по додредноутным броненосцам Англия имела подавляющее превосходство (55 против 25), которое, впрочем, уже не имело большого значения. Важнее был дредноутный счет: 25 линкоров и 10 линейных крейсеров англичан против 17 и 6 немецких соответственно. Считать ли такое соотношение (3:2) удовлетворяющим теории Тирпица? Практика показала, что вряд ли.
Мало того, к лету 1916 года, когда война вступила в затяжную фазу, когда пришло время самых веских аргументов и наступил момент решающей пробы сил флотов, ситуация еще ухудшилась для Германии: 39 английских тяжелых кораблей против 23 германских. Иными словами, ситуация была безнадежной.
Не знаю, когда Тирпиц понял, что Британия, оценив всю опасность брошенного ей вызова, никогда не позволит ему иметь флот, сравнимый со своим по мощи, что кайзеровский Флот открытого моря так и останется вторым флотом, не способным выстоять против английского Гранд Флита в долгой войне. Кажется, очень скоро после начала войны, когда стало ясно, что он так и не смог создать стратегии преодоления сокрушительного военно-морского превосходства англичан.
Но неужели нельзя было предвидеть действий владычицы морей? Она стерпела бы любое усиление немецкой сухопутной армии, но флот – это принципиально! Это святое для морской империи, которая только на нем и держится.
В конечном итоге единственным достижением столь лелеемых линейных сил Германии стало подтверждение старой истины: второй по силе флот столь же бесполезен, как и вторая по силе комбинация в покере, когда приходит пора выкладывать карты на стол. Немцам не удалось ни защитить свою морскую торговлю, ни прорвать блокаду и разрушить торговлю вражескую, ни нанести противнику неприемлемый ущерб.
Началась война, и с первых же ее дней «теория риска», в принципе агрессивная, ибо направлена была на смену мирового порядка, вдруг обернулась своей теневой практической стороной. Она сыграла злую шутку с ее автором – и с Германией. Та наступила на собственные грабли…
Во-первых, в условиях своего подавляющего численного преимущества рисковать могли скорее англичане, что и показало Ютландское сражение. Для немцев же риск мог обернуться слишком дорого, воевать же по принципу пан или пропал не в их стиле.
Во-вторых, осознав это, столь решительный ранее кайзер теперь начал трястись над своими драгоценными линейными кораблями – и не пускал их в море! А вдруг с ними что-нибудь случится? Их так мало, они так дорого стоили Германии, а там, в холодном Северном море, рыщут по волнам, всматриваются зрачками орудий в серый горизонт и щелкают клыками эти кровожадные, эти беспощадные англичане!
Действительно, несколько попыток немецких линейных крейсеров обстрелять английское побережье с целью подорвать моральных дух населения и выманить часть британского флота в море – под удар основных линейных сил, закончились поражением в бою при Гельголанде, которое вообще могло обернуться разгромом. И потому флот тихо сидел в базе, в Вильгельмсхафене.
А ведь в предвоенные годы в кают-компаниях германских дредноутов морские офицеры частенько поднимали тост за «дер Таг» – за «День», когда в решающем сражении сойдутся флоты Германии и Британии. Но прошел 14-й год, 15-й, весна 16-го, а «дер Таг» всё откладывался. В итоге Тирпиц – сам Тирпиц! – изменил своей мечте: видя, что он опаздывает с окончанием строительства новых линкоров и что германский флот не может снять блокаду Северного моря, он стал сторонником неограниченной подводной войны.
И надо сказать, что и тут он выпустил очередного джинна из бутылки. Немецкие подлодки, на которые до войны никто не смотрел как на серьезный вид военно-морских сил, неожиданно показали чрезвычайную эффективность! Черчилль недаром говорил, что если он и опасался за Англию в той войне, то только из-за немецких подлодок.
Однако и тут Тирпиц оказался в проигрыше: кайзер после драматического потопления «Лузитании» и под жестким нажимом США отклонил его пиратское предложение о неограниченной подводной войне и даже не привлек Тирпица к совещанию по этому вопросу. Адмирал сделал вид, что обиделся, обратился с очередным прошением об отставке и получил ее 17 марта 1916 года. Так закончилась его военная карьера. На мой взгляд, полным фиаско.
А через полтора месяца закончилась и активность детища его жизни, линейных сил Германии. Новый командующий флотом энергичный Шеер добился разрешения кайзера и сделал, наконец, то, чего так требовал Тирпиц: вывел свои линкоры на решительный бой. «Дер Таг» наступил 31 мая 1916 года, когда армады двух империй сошлись в бою и померились силами. У кого пушки больше и броня толще…
Два дня длилось грандиозное Ютландское сражение, в котором участвовали с немецкой стороны 16 линкоров, 5 линейных крейсеров и 6 броненосцев, не считая легких крейсеров и миноносцев, против английских 28 линкоров, 9 линейных и 8 броненосных крейсеров. В сумме трубами дымили и из пушек палили 72 крупных бронированных корабля! Таким апофеозом войны завершался XIX век и начинался двадцатый.
Но сей решительный бой так ничего не решил и к стратегическому результату не привел. Точнее, его результатом стало сохранение стратегического преимущества англичан: несмотря на то, что их потери в кораблях и людях были больше, стало ясно, что одержать верх над ними и снять блокаду германского побережья не удастся. В итоге флот лишь позволял кайзеру цепляться за идею, что его еще можно будет использовать для торга на мирной конференции.
На том и закончилась боевая активность линейных сил Германии, более в море они почти не выходили за исключением последнего похода в место пленения, английскую базу Скапа Флоу. Там они и были затоплены летом 1919 года своими же экипажами. Тем и завершилось практическое применение тирпицевской «теории риска». Таким оказался результат двадцатилетних, поистине титанических усилий немецкого народа по созданию могучего флота.
А ведь кто знает, как пошла бы война, если бы Германия вместо колоссальных затрат на флот сформировала и вооружила хотя бы несколько дополнительных дивизий? Да завела бы, пользуясь мощью своей промышленности, инженерным гением и золотыми руками народа, приличную авиацию и армейскую автотехнику. Кто знает, случилось бы «чудо на Марне», если бы в августе 1914-го в Пруссии и у свирепого фон Клука, наступающего на Париж на правом фланге немецких войск, была пара лишних пехотных корпусов, господство в воздухе и хотя бы тысяча-другая грузовиков?
Эпилог
Подводя итоги, можно заключить, что именно Тирпиц завершил XIX век, обрушив по ходу дела четыре империи. Флот – это обоюдоострое оружие! Но лишь недавно, уже написав этот текст, я узнал, что схожих взглядов придерживается и Edward Luttwak, видный военный аналитик, политолог, советник американских президентов. Не скрою, лестно! Он писал, что если бы в 1910 году Германия продала весь свой флот хотя бы Бразилии, Англия потеряла бы к Германии весь интерес, и дело до войны не дошло бы…
И еще одно, самое, может быть, важное. О практической пользе знания истории. В конце июля 2015 года президент России одобрил проект новой морской доктрины страны. Проект предполагает постоянное присутствие в Средиземном море, в Атлантике, Индийском и Тихом океанах. Не говоря уже об Арктике. Для чего, что очевидно, потребуется значительное усиление ВМФ РФ. Увы, напоминает это также о предыдущих попытках соперничать на морях, о Цусиме, и о судьбе СССР – к 1991 году советский флот обошел по тоннажу американский! А также о «теории риска» адмирала Альфреда фон Тирпица.