Последний удар империи
Очень многое в истории не лежит на поверхности. К примеру, осталась совершенно не осмысленной изолированная цепочка событий 1918 года, разворачивавшихся вдали от основных фронтов Первой мировой войны, но, возможно, решивших её исход. Последнее слово в них оказалась за российским генералом Докучаевым – генералом армии, к тому времени уже полгода как переставшей в данной войне участвовать.
Этот упущенный из вида или намеренно замолчанный эпизод мировой истории стоит того, чтобы о нём рассказать.
Подписав в марте 1918-го Брестский мир с большевиками, Германия и Австро-Венгрия смогли снять с русского фронта и перебросить на запад основную часть доселе занятых на этом фронте сил, обеспечив себе на первых порах даже численный перевес против сил Антанты. Но Первая мировая, начавшаяся как война железных дорог, заканчивалась как война моторов, война нефтяных ресурсов. А с этим у Центральных держав, в отличие от Антанты, дела обстояли плохо. Аэропланы (Германия за годы войны произвела их 48 тысяч штук!), дизельные субмарины, частично плававший на мазуте надводный флот, военные автомобили, грузовики, мотоциклы – все это надо было чем-то заправлять. Единственным источником горючего была Румыния, и пока это королевство оставалось нейтральным, оно исправно снабжало Центральные державы нефтепродуктами. Но в 1916 году Румыния, решив войти в число победителей и прирезать себе кусок Австро-Венгрии, объявила своим клиентам войну. В ответ те немедленно вторглись в королевство и смогли захватить огромные запасы горючего в порту Констанца, однако промыслы в Плоешти им не достались: англичане успели их взорвать перед отступлением в декабре 1916-го. Вновь вывести их на расчётную мощность немцам не удалось даже к весне 1918 года.
Обезопасив себя с востока Брестским миром, Германия начала свое последнее наступление на Западном фронте в условиях, когда запасы горючего (пополненные в том числе в России) опасно близилось к концу. Как пишет историк нефтяной промышленности швед Дэниел Ергин («Добыча», М., 2001. С. 188), «генерал [начальник штаба германской армии] Людендорф сделал ставку на «большую добычу» – ту, которая обеспечит огромные и все растущие потребности Германии в нефти и позволит изменить ход войны. Речь шла о Баку».
Положение дел в Баку и в Закавказье было в это время таково. 26 и 28 мая 1918 года Грузия, Армения и Азербайджан объявили о своей независимости, причём Грузия сразу же пригласила немецкие войска. Трехтысячное соединение немцев было переброшено по морю из Крыма (где они оказались благодаря Бресту) в грузинский порт Поти, а вскоре немецкий контингент в стране был доведен до 30 тысяч за счет мобилизации вчерашних военнопленных, которых только что освободили из лагерей, и лиц призывного возраста из семей немецких колонистов. Азербайджан, в свою очередь, пригласил турок, союзников Германии.
Баку с Батумом связывал керосинопровод длиной 863 км, крупнейшая для своего времени труба в мире, введённая в строй ещё в 1907 году. Плавание танкера с нефтепродуктами через Чёрное море (бывшее в это время немецко-турецким озером) от Батума до болгарской Варны заняло бы 3-4 дня, а дальше горючее в цистернах могло спокойно следовать по рельсам в Австро-Венгрию и Германию. То есть, каждая поставка занимала бы дней десять. Казалось, мечта Людендорфа сбывается. Но она не сбылась.
Дело в том, что власть в Баку и на всём Апшеронском полуострове была в руках Бакинского Совета, который считал подвластную ему территорию частью РСФСР, настаивая, что азербайджанская независимость на Апшерон не распространяется. Нефтедобыча была национализирована, нефтепродукты шли по Каспию в Астрахань, а далее по Волге и по железным дорогам в Центральную Россию. Теоретически для немцев это мало что меняло: они имели с РСФСР прочные, как им казалось, договоры. Горючее пойдёт в Германию более длинным путём, только и всего, рассуждали в Берлине. В мае-июне 1918 года российская гражданская война ещё не разгорелась с такой силой, чтобы угрожать циркуляции грузов по стране, это стало реальностью позже.
Однако между РСФСР, Германией и Турцией царило постоянное взаимонепонимание в закавказских вопросах, причём свои споры они улаживали не на месте, а через Москву, Берлин и Стамбул. Впрочем, немецкие планы сорвались не только из-за этого. Не менее важным оказалось отчаянное сопротивление осколка империи, каковым был тогдашний Баку.
Баку был вполне представительным осколком империи. В 1910 г. из 224 тыс. жителей азербайджанцы составляли 67 тыс. чел. (30 %), русские – 62 тыс. (28 %), армяне – 52 тыс. (23 %). Остальные 19 % приходились на персов, осетин, грузин, поляков, немцев и евреев («Новый энциклопедический словарь», т.4, СПб, б.г. [1911], стб. 795-796). К лету 1918 года из-за угрозы голода в городах центральных губерний доля «понаехавших», в основном русских, ощутимо выросла. Еще более выросла доля армян.
У большевиков и левых эсеров Бакинского совнаркома (именуемого также «Бакинской коммуной», а чаще всего просто Баксоветом) отношение к Германии было иное, чем у ленинского руководства. Поставлять горючее немцам (неважно, через Батум или через Астрахань) они не были настроены. Д.Ергин цитирует ответ Баксовета на телеграмму с соответствующим приказом от наркома по делам национальностей Сталина из Москвы: «Ни в победе, ни в поражении не дадим германским грабителям ни капли нефти, добытой нашим трудом». Они даже разобрали головной участок керосинопровода вместе с дизельными насосами. Не совсем ясно, довела ли Москва до немцев эту информацию.
Тем временем Азербайджан напрямую обратился к турецкой армии, уже вошедшей в Закавказье, с просьбой помочь ему вернуть Баку, свою столицу. Заявив, что «сотни тысяч тюрок и мусульман терпят в Баку и окрестностях кровавое ярмо безжалостных бандитов, так называемых революционеров», турецкое командование начало наступление на Баку. Уже 5 июня турки вошли в Елисаветполь (Гянджу). Возьми они Баку вскоре после этого, им, конечно же, удалось бы наладить снабжение своих союзников нефтепродуктами. Мировая история вполне могла пойти иным путём. Тем более, что германский генштаб уже запланировал на 15 июля новое генеральное наступление («заключительное») на Париж. Как видим, в запасе у «Центральных держав» было 40 дней.
Бакинский совнарком был уверен, что приход турецкой армии приведёт к резне бакинских армян. Кремлёвский же совнарком определил свою позицию так: занятие турками Баку будет означать их вторжение на территорию РСФСР в нарушение Брестского мира. Москва пытается нажать на турок через Берлин. Иоффе, посол большевиков в Берлине, докладывал Чичерину, что в ходе встречи в немецком МИДе ему в очередной раз обещали «не пускать турок в Баку» (а точнее, «препятствовать пересечению границ Шемахинского и Бакинского уездов войсками любой третьей державы» в обмен на поставки бакинских нефтепродуктов). Берлин просит турок не штурмовать Баку не потому, что хочет помешать геополитическим планам своей союзницы Турции и не потому, что его сильно заботит судьба армян. Кайзеровское руководство опасалось, что в случае вступления турок в город обороняющиеся могут взорвать промыслы и поджечь обширные запасы нефтепродуктов. Немцы уже видели подобное в Плоешти.
То, что Турция в непростом положении, понимают и руководители молодого азербайджанского государства. Глава Национального Совета Азербайджана М.-Э.Расулзаде пишет своему министру иностранных дел: «Нефть воюющим союзникам нужна как вода страждущим. Поэтому немцы стараются решить бакинский вопрос мирным путем». Туркам всё это не нравилось и выход был найден: «В одном официальном приказе Энвер-паша требовал остановить движение на Баку, другим секретным приказом немедленно отправлял необходимое количество солдат, оружия и снаряжений, требуя немедленно штурмовать город, не допуская вмешательства немцев». Чтобы подстегнуть наступление, турецкий генштаб перебросил дополнительные части с Месопотамского, Сирийского и Балканского фронтов.
Вопреки просьбам Берлина и Москвы, турки, преодолевая сопротивление контратаковавших сил Баксовета, продолжали наступать в направлении Апшерона. Но наступали много медленнее, чем ожидалось. 27 июля они были всего в 16 вёрстах от Баку, однако взять город смогли лишь 50 дней спустя.
Тут-то и кроется главная загадка – ведь и большевистские, и зарубежные авторы дружно уверяют, что оборона Баку была из рук вон плоха и даже, можно сказать, отсутствовала, а оборонительные сооружения не упоминаются, видимо, из жалости. Так почему же турки вместе с азербайджанской добровольческой «Армией ислама» (состоявшей, впрочем, в основном из необученных крестьян) так долго преодолевали эти последние считанные вёрсты?
Хотя рассказ о сложнейшем переплетении событий мая – сентября 1918 года в Закавказье увёл бы нас слишком далеко, нельзя хотя бы вкратце не коснуться того, что происходило в осаждённом городе.
В какой-то момент у большевистского Бакинского совнаркома сдали нервы. Встревоженный турецкой угрозой, он пригласил в Баку английские войска, находившиеся в Персии, а сам 26 июля сдал власть Директории Центрокаспия (Центрального комитета Каспийской военной флотилии). Новая власть в Баку заявила о своей лояльности по отношению к демократической, т. е. белой России, противопоставляемой ленинскому режиму. Тем самым Центрокаспий объявлял, что не признает Брестский мир и находится в состоянии войны с Турцией и Германией.
Отставной же Бакинский совнарком и его красные отряды отплыли на нескольких пароходах в Астрахань. До цели они не дошли, их настигли в море военные корабли Центрокаспия. После предупредительного артиллерийского обстрела пароходы под конвоем были возвращены в Баку, где беглецов разоружили, а 35 человек препроводили в тюрьму. Оказалось, комиссары покинули Баку «без сдачи отчета об израсходовании народных денег». Их обвинили также в незаконном вывозе военного имущества и «в бегстве перед лицом неприятеля». История с последующей казнью 26 бакинских комиссаров на туркменской стороне Каспийского моря остается тёмной и выходит за пределы нашей темы.