Безо всякого приказа дежурный по заставе направился проверять порядок на территории заставы, а командир третьего взвода (и командир восьмой сторожевой заставы по совместительству) Игорь Алескеров отправился проверить порядок в казарме. Как говорится, береженого бог бережет. Сергей же пошел встречать гостей.
Одна из машин осталась под горкой. Вторая долго урчала на подъеме, но вскоре поднялась на заставу. С брони спрыгнул один-единственный пассажир. В альпинистской штормовке и с автоматом в руках. Без знаков различия. Но Сергей знал его в лицо. Это был начальник разведки дивизии.
— Заместитель командира шестой роты старший лейтенант Карпов, — представился ему Сергей.
Представился вполне официально, как того требовал устав. Но в ответ гость только протянул руку. И не сказал ни слова. Сергей пожал ее. Пауза затягивалась. Начальник разведки смотрел по сторонам, словно впервые был на Тотахане, и не спешил объяснять причину своего неожиданного появления.
Потом, словно смилостивившись, ответил вопросом на молчаливый вопрос Сергея.
— Ладно. Где тут у тебя можно поговорить?
Сергей растерянно оглянулся по сторонам. На Тотахане можно было говорить везде. Стен здесь не было (почти не было), а значит, лишних ушей тоже. Но на всякий случай он предложил начальнику разведки пройти в канцелярию роты. Ротный был в отпуске в Союзе, Игорь Алескеров прятался в казарме, вполне разумно рассудив, что от любого начальства лучше держаться подальше (а до кухни от казармы было гораздо ближе, чем от канцелярии). Так что в канцелярии никто не мог помешать им спокойно поговорить.
И первый вопрос прозвучал как гром среди ясного неба:
— Сергей, ты случайно на этой неделе никуда не стрелял из танка?
Сергей ответил, почти не задумываясь.
— На этой неделе? Здесь он сделал небольшую паузу, словно пытаясь что-то вспомнить. — Нет, товарищ майор. На этой неделе я был в печали. Не до стрельбы. Ротный уехал в отпуск, столько работы за него приходится делать.
Начальник разведки пропустил эти слова мимо ушей.
— А в прошедший четверг?
— Нет, товарищ майор. Ну, во вторник мог, конечно, случайно куда-нибудь выстрелить. Из танка. Во вторник мы чистили оружие. И танковую пушку тоже. Ну, случайный выстрел, то-се. Так что разик-другой могли, конечно, куда-нибудь стрельнуть. В принципе, в среду тоже что-то чистили. Так что и в среду могли совершенно случайно. В субботу… Но в четверг точно не стреляли. В четверг — рыбный день. По четвергам стрелять большой грех!
Почему стрелять по четвергам было большим грехом, никто не знал. Не знал об этом и сам Сергей. Он замолчал на мгновение. Словно о чем-то задумался. Но только на мгновение.
— К тому же открывать огонь без команды комбата категорически запрещено! Вы же знаете! — произнес он после небольшой паузы.
Но и эти слова начальник разведки проигнорировал.
— В четверг около трех часов ночи?
Вопросы начинали плавно перетекать в допрос. Сергей и так уже начинал догадываться, что начальник разведки дивизии не ради праздного интереса приехал на заставу. И было похоже, что ответы на эти вопросы он получит тем или иным способом. Самое смешное заключалось в том, что Сергей все никак не мог понять, к чему клонит начальник разведки. Не то чтобы его ночная стрельба по крепости Калайи-Каримхана совсем уж вылетела у него из головы. Просто он не думал, что она может кого-то заинтересовать. Сергей был уверен, что эта стрельба была его частным делом. И абсолютно никого, кроме него, не касалась. Да, он дождался, когда ротный уедет в отпуск. Из обычной предосторожности. Просто не хотел его подставлять. Но то, что он заранее все продумал, сказать все равно было нельзя. Ничего он не продумывал! Он всего лишь сделал то, что должен был сделать.
— Около трех часов ночи? — переспросил он у начальника разведки. — Нет, товарищ майор! В полночь мог, конечно, куда-нибудь случайно выстрелить. После подъема, спросонья, знаете, иногда тоже на что-нибудь не то нажмешь. После завтрака… Но чтобы в три часа ночи? Исключено! В три часа ночи я обычно смотрю свой любимый романтический сон номер три.
Что это был за романтический сон номер три, начальник разведки уточнять не стал. Он молча достал из внутреннего кармана карту-сотку и ткнул пальцем в обведенный кружком квадрат.
— Вот по этой крепости. Кажется, она называется крепостью Калайи-Каримхана?
Было ясно, что отпираться дальше бессмысленно. Начальник разведки явно приехал не просто так. По всему было видно, что он прекрасно знал, откуда стреляли по этой крепости. И кто стрелял. Но Сергей прекрасно знал другое. Одна его знакомая девушка, работавшая народным судьей в Орехово-Горохово (московский район Орехово-Борисово Сергей в шутку называл Орехово-Горохово), давным-давно просветила его на этот счет. О том, что чистосердечное признание смягчает вину. А еще о том, что если признаешься, меньше дадут. При этом с грустью в голосе его знакомая добавляла: «А не признаешься, совсем не дадут». Тогда он не задумывался над этими словами. Но с тех пор никогда ни в чем не признавался. Даже под гнетом столь неопровержимых доказательств. И не собирался признаваться. Поэтому продолжал выпендриваться.
— Нет, по соседней крепости мог, конечно, случайно пальнуть. Больно уж она мне не нравится. И стены у нее какие-то кривые. Но чтобы по крепости Калайи-Каримхана? Да у меня рука не поднимется стрелять по этой крепости! А, кстати, что произошло, товарищ майор?
Все это было обычной игрой. В которую играли заместитель командира мотострелковой роты старший лейтенант Карпов и начальник разведки дивизии майор Харламов. Вы скажете о субординации. О том, что этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Именно поэтому я и привел этот диалог практически дословно без сокращений и прикрас. Что было, то было. Правда, за восемь месяцев до этого разговора Сергей Карпов (исполнявший тогда обязанности начальника разведки батальона) со своими разведчиками на одной из операций помог выбраться из окружения начальнику разведки дивизии. И с тех пор отношения между ними были больше дружеские, чем служебные. И лишь при посторонних они старались их не показывать. Поэтому и состоялся такой разговор. И в этом разговоре Сергей мог рассказать обо всех своих выстрелах. Рассказать как на духу. Заведомо зная, что никуда дальше эта информация не пойдет (и что Сергей Филиппович никогда его не сдаст). Но никогда бы он не стал этого делать. Помня о том, что во многих знаниях — многие печали, он предпочитал не перегружать лишней информацией даже своих знакомых. И уж тем более друзей.
— Что произошло, ты спрашиваешь? Мы несколько месяцев работали с бандой. Помогали им чем могли. Пайсы (денег) ее главарю отвезли столько, что мало не покажется. Месяц назад они перешли на нашу сторону. А в прошедший четверг один папуас (при этих словах начальник разведки многозначительно посмотрел на Сергея) выстрелом из танка пустил всю нашу работу коту под хвост!
Это было уже интересно. Сергей заерзал от возбуждения.
— Не томите, товарищ майор! А этот папуас попал куда нужно?
Сергей Филиппович Харламов улыбнулся в ответ.
— Попал. В жилую часть крепости. Погибло пять или шесть телохранителей, сам главарь банды спал в соседней комнате. Его тяжело ранило. Но утром в крепость пришел Анвар со своими людьми. Посчитав, что возиться с раненым не стоит, они добили Исмада.
Начальник разведки на мгновение задумался. Взгляд его снова стал серьезным.
— Я все знаю, Сережа. О том, что он делал с нашими пленными, о летчике и о «свинье». Ты все сделал правильно. Но я тебе этого не говорил.
После короткой паузы Сергей Филиппович попросил проводить его к машине. Уже по дороге он произнес еще несколько слов. Почему-то Сергею показалось, что начальник разведки разговаривает сам с собой.
— В принципе, хороший дух — мертвый дух. Это не мною придумано.
Уже у самой машины он обернулся к Сергею.
— Думаю, что в эту крепость могли выстрелить откуда угодно. Шальной снаряд. И все такое (за весь разговор о минах, выпущенных из миномета, не было сказано ни слова, но Сергей на это не обижался). Правильно я думаю, старший лейтенант?
Спорить с начальником разведки было сложно. Выстрелить по крепости, действительно, могли откуда угодно. С луны, например. Другое дело, что попасть в нее можно было только с Тотахана. И любая баллистическая экспертиза без труда могла бы это подтвердить. Да кто ж ее будет проводить в духовском кишлаке!
Если бы вместо начальника разведки на заставу приехал особист полка и с пристрастием поговорил с бойцами, он бы мог узнать об этом происшествии гораздо больше, чем узнал начальник разведки. А полковому стоматологу Андрею Всеволодовичу Мамонову даже и спрашивать ничего бы не пришлось — бойцы рассказали бы ему все и так, если бы только он приехал на заставу со своими инквизиторскими инструментами. Но, видимо, у особиста полка майора Стяжкина Александра Петровича и своих дел было по горло. Не до какого-то бывшего дуканщика ему было. А ведь ему бы бойцы могли рассказать почти все. Правду. Одну только правду. Но, разумеется, не всю. Никому другому (кроме полкового стоматолога!) нет. А ему бы рассказали. Умел Александр Петрович находить общий язык с бойцами. Вот только едва ли Александр Петрович дал бы ход полученной информации. Он тоже пару раз ходил на боевые с Сергеем. А этого дорогого стоило!
Хотя, если быть до конца откровенным, то не факт, что даже Александру Петровичу бойцы восьмой сторожевой заставы рассказали бы что-нибудь лишнее о своем замкомроты. Многие сослались бы на плохое знание русского языка. Благо почти половина солдат и сержантов заставы были родом из Средней Азии. И в первую очередь русский язык забыл бы заместитель командира третьего взвода сержант Нигмат Хашимов, работавший до Афганистана в школе учителем русского языка. Память — странная штука! Иногда люди забывают даже то, что, казалось бы, забыть просто невозможно. Другие сослались бы на то, что спали и ничего не знают. Для них особист полка был чужаком, а со своим замкомроты они съели не один пуд соли. А это на войне тоже дорогого стоит.