К тому же все вокруг прекрасно знали, что это был за дуканщик. И многие желали ему поскорее встретиться с Аллахом. А кое-кто готов был и сам ему в этом помочь. Просто у Сергея это получилось чуть раньше, чем у остальных. Но у кого-то же это должно было получиться!
Сергей привычно взял под козырек.
— Так точно, товарищ майор! В крепость могли выстрелить откуда угодно.
В словах его не было ни радости, ни особого торжества. Была усталость. Усталость человека, вернувшегося с работы. Сделавшего то, что он должен был сделать. И была благодарность к тем, кто смог его понять и поддержать в эту минуту. Начальник разведки кивнул ему в ответ. Затем махнул рукой механику-водителю — и боевая машина пехоты, выпустив клубы сизого дыма, покатилась под горку.
Что доложил начальник разведки по этому инциденту старшему командованию, Сергей так и не узнал. Но больше об этой стрельбе никто не вспоминал. И не приезжал на заставу с расспросами. Видимо, никому это особенно не было нужно.
Так закончилась история бывшего дуканщика Исмада. Бывшего осведомителя ХАД. Бывшего командира «договорной банды» или отряда самообороны кишлака Нари-Калан. Возможно, она могла закончиться иначе. Кто знает! Но, видимо, так было записано в его Книге судеб. Или так решили звезды. Звезды, которые светят всем нам откуда-то сверху. И помогают нам сделать свой выбор.
Эпилог
Раз в неделю комбат собирал на КП батальона всех ротных на совещание. Со списками БСЧ (боевой и численный состав роты), заявками на боеприпасы и прочими бумажками. В ближайшую среду вместо ротного, находящегося в отпуске, на совещание должен был поехать исполняющий его обязанности Сергей Карпов. Перед самым его выездом с «Диогена» (двадцать второй сторожевой заставы) на связь вышел замполит роты Андрей Иваницкий (выпускник Новосибирского училища, прибывший в роту вместо Сергея Земцова). Чего ему не сиделось на заставе, но он попросился на Тотахан. Отказать ему Сергей не мог, ведь формально Андрей был таким же заместителем командира роты, что и Сергей. Может быть, просто захотел послушать радиоприемник, который был на Тотахане? Или просто сменить обстановку?
В дела замполита Сергей старался не лезть. И он дал добро.
Уже через несколько минут с двадцать второй заставы спустилась БМП с замполитом. При подъеме на Тотахан машина подорвалась на фугасе. Мощный взрыв потряс все вокруг. Сергей с группой бойцов побежал вниз к машине. Но все обошлось.
Взрывом открыло кормовые двери и десантные люки. Разворотило днище машины в районе кормовых дверей. Замполит и экипаж отделались легкой контузией. На месте взрыва Сергей нашел самодельный замыкатель и батарейку «Панасоник». Да воронку приличных размеров.
Это было явным просчетом Сергея. Он уже не первый день служил в Афганистане и прекрасно понимал, что духи обязательно отомстят за гибель своих. Нужно было просчитать эту партию хотя бы на пару ходов вперед, но Сергей не смог своевременно это сделать.
Нетрудно было догадаться, что фугас устанавливался с расчетом на то, что БМП будет спускаться с горы, а не подниматься на нее. Тогда всем досталось бы куда больше. И без жертв не обошлось бы. Но все вышло иначе. Вместо Сергея и экипажа командирской машины удар на себя приняли замполит и экипаж его БМП.
Как ни странно, но духи больше не пытались отомстить за гибель Одноглазого и его людей. Видно, и им самим он не был слишком близок. И они недолго горевали об этой потере.
И этот фугас, установленный у подножия Тотахана, оказался последним напоминанием о бывшем дуканщике. Быть может, это был последний привет от самого Исмада?
Кое-что о ножах
Красноармеец Коля Белянин
Вскоре после моего выпуска из училища мой бывший ротный предложил мне съездить в гости к его отцу. Сказал, что перед поездкой в Афганистан мне будет интересно (и полезно) пообщаться с бывшим войсковым разведчиком.
Мы приехали перед обедом. Деревня была небольшой, домов двадцать, не более. Второй дом от околицы был конечной точкой нашего путешествия. Мы прошли за калитку. По двору бродили куры, в пруду плескались утки. На завалинке умывался большой серый кот. Видно, намывал гостей. То есть нас. Все это походило на сценку из какого-то детского фильма. Или сказки. Да, скорее сказки. Потому что в глубине двора открылись ворота, и великан двухметрового роста вынес на руках из хлева небольшого бычка. Поставил его на ноги и только после этого обратил на нас внимание.
— А, Гриша. Я сей минут. Хлев дочищу и приду. Ты пока веди гостя в дом. И скажи матери, пусть накрывает на стол, — великан приветливо кивнул головой в мою сторону.
Дом был непривычно большим. Под стать самому великану. С горницей и светелкой. С кладовыми и террасами. С разными мостками и переходами. С огромной русской печью. И множеством больших и маленьких комнат и комнатушек, в которых легко было заблудиться. Или ненароком наткнуться на какого-нибудь домового или лешего.
— Григорий Николаевич, а зачем ваш отец вынес бычка из хлева? Бычок что, сам не мог выйти? — не удержался я от вопроса.
Ротный удивленно пожал в ответ плечами.
— А кто его знает! Наверное, мог бы. Но там порожек высокий. И батя всегда его выносит…
Да, невольно подумалось мне, вполне возможно, что бычок немного подвернул ногу и, чтобы ее осмотреть, отец ротного вынес пострадавшего на свет. А что? В нем и весу-то кот наплакал. Правда, кота, лежащего на завалинке, не случайно называли Толстым. И, видимо, при необходимости плакать он умел от души — бычок явно весил не меньше центнера.
Григорий Николаевич познакомил меня со своей мамой — миниатюрной женщиной с добрыми глазами. Через полчаса мы уже сидели за накрытым столом. Уплетали за обе щеки вкуснейший борщ со сметаной. А дядя Коля, отец ротного, рассказывал нам о войне. О том, как он попал на фронт. И о своем боевом крещении.
— Призвали меня в начале сорок третьего. Был я тогда крепким, здоровым парнем. Не то что сейчас.
(Мне невольно подумалось о бычке, и я попытался представить, каким дядя Коля был в молодости.)
— Хотя и стукнуло мне всего семнадцать лет, выглядел я на все восемнадцать. Служить я попал в полковую разведроту. На фронте в эти дни стояло затишье. Шли так называемые бои местного значения.
В ближайшие дни намечалось большое наступление. И нашему командованию срочно потребовался «язык». Вот уже несколько дней над этой задачей ломал голову начальник разведки полка. Предыдущие поиски не увенчались успехом. Немцы не смыкали глаз. Служба у них была хорошо поставлена. Раз за разом возвращались наши разведгруппы несолоно хлебавши. Все это продолжалось до тех пор, пока наши наблюдатели не обратили внимание на пулеметную ячейку на правом фланге одной из немецких рот. Наблюдатели докладывали, что ночью пулеметчик в этой ячейке почему-то всегда оставался один. Без второго номера.
Этого пулеметчика и решено было захватить в плен. В состав разведгруппы включили и меня. Как новичку задачу мне поставили самую что ни на есть простую. После того как саперы проделают проходы в наших и немецких минных полях, вместе с одним из разведчиков (его звали Семеном) я должен был прикрывать группу захвата.
Так все и было, как планировалось. Перед рассветом саперы проделали проходы в минных полях. Мы с Семеном заняли свои позиции. А два разведчика из группы захвата сиганули в немецкий окоп.
Из окопа несколько минут слышалась какая-то возня. А затем все стихло. Пора уже было появляться нашим ребятам с пленным немцем. Но их все не было и не было. Что-то явно пошло не так. Семен приказал мне прикрывать его, а сам пополз в сторону окопа. Перевалился через бруствер и тоже исчез. Снова раздался шум борьбы, и снова все стихло. В голове не укладывалось: что могло там произойти?
Не укладывалось до тех пор, пока со стороны немецкого окопа не раздался какой-то шум. При тусклом свете взлетевшей ракеты я увидел, как над бруствером появилась голова немца, устанавливающего перед собой пулемет. Через секунду раздался его требовательный голос:
— Иван, иди сюда.
Он не мог меня видеть. Никак не мог! Хотя мне до сих пор кажется, что смотрел он мне прямо в глаза. Хотя это вряд ли. Просто фашист понимал, что кроме группы захвата рядом должна была находиться группа прикрытия. К тому времени я уже догадался, что все мои товарищи погибли. А еще догадался, что и мне уйти не удастся. Пулеметчик не даст. И пулемет, установленный на бруствер, был тому подтверждением.
Отложил я тогда в сторону бесполезный теперь автомат. Достал из-за голенища сапога нож, поднялся на ноги и пошел к немецкому окопу. Догадывался я, что было нужно немцу. И не ошибся. Немцу хотелось крови. Вылез этот фашист из окопа и пошел мне навстречу. Такого здорового бугая мне встречать еще не приходилось.
Путь этот длился целую вечность. Успел я вспомнить всю свою жизнь за это время. Да, в деревне мы, бывало, дрались. Куда ж без этого? Сходились и стенка на стенку. Но никогда в жизни не приходилось мне использовать в драке нож. Правда, сегодня стоял передо мною враг. Тот, который только что убил моих товарищей. И сейчас идет убить меня самого. Все это было понятно. Но ударить его ножом я все равно не мог.
А потому переложил нож из правой руки в левую. И привычно, как в деревенской драке, ударил фашиста кулаком в лицо. Разве что чуть сильнее, чем обычно. Потому что кулак мой проломил немцу переносицу. И пулеметчик упал замертво.
До рассвета оставалось совсем мало времени. Наскоро обыскал я немца. Забрал его солдатскую книжку, какие-то документы и письма. Непонятно зачем забрал его штык. А затем вытащил из окопа наших ребят. Все они были зарезаны. Связал я двух своих товарищей поясными ремнями вместе, чтобы удобнее было нести. К Семену привязал оружие. И в два захода вынес их всех к нашим позициям.
Наш поиск так и не увенчался успехом. «Языка» взять не удалось. К тому же почти вся наша разведгруппа погибла. Это было провалом. Правда, в одном из писем немецкого пулеметчика нашли довольно забавную информацию. Оказывается, их командир полка был не только хорошим службистом, но и хорошим семьянином. Каждую неделю он отправлял посылки своей семье в Фатерлянд. С продуктами. В том числе с продуктами из солдатского пайка. А это было уже крысятничеством. Такая информация стоила дорого.