м сообщили, что аппаратура наконец прошла таможню; нужным людям заплатили нужную сумму за ввоз.
Техников отвезли в дальний угол аэродрома «Эсейса», где одиноко стоял грузовой самолет «Летающих тигров». Пустынное летное поле, одинокий самолет… все выглядело так, словно мы собираемся его угонять. Под палящим солнцем мы переносили поддоны с аппаратурой в транспортные контейнеры, стоящие на грузовиках. Я обычно не брал крем от загара, чтобы грузить аппаратуру, так что мне становилось все жарче, а кожа быстро краснела – а когда я увидел на бетонной дорожке стреляные гильзы, то сердце забилось еще чаще.
Все концерты в Аргентине проходили на футбольных стадионах, построенных к чемпионату мира 1978 года. Первое шоу в Буэнос-Айресе прошло на стадионе «Велес Сарсфилд». Восторженные местные техники поверить не могли, что концерты разрешат – они были твердо уверены, что в последний момент все отменится. К нарушенным обещаниям мы привыкли быстро. Список ошибок, сделанных на двух южноамериканских гастролях, толще иной энциклопедии; достаточно лишь сказать, что к словам «нет проблем» я больше не отношусь серьезно. Коррупция, ложь и невыполненные обязательства стали неотъемлемой частью работы. Условия, в которых техники трудились, ездили и жили, были далеки от идеала, но, несмотря на все неудачи, концерты прошли с огромным успехом; вся мировая пресса наблюдала за мощным шоу в Буэнос-Айресе.
Один британский таблоидный журналист спросил Джерри Стикеллса, заметно постаревшего за эти гастроли, что он думает об этом «первопроходческом» концерте. Тот ответил:
– После бесчисленных месяцев переговоров, организационных и транспортных проблем, нехватки ресурсов, «местных факторов» и постоянных «сюрпризов» со знаком минус, могу сказать, что чувствую ОГРОМНОЕ ОБЛЕГЧЕНИЕ.
Писаку такой ответ не впечатлил.
– И что мне сказать нашим читателям в Англии? «Тур-менеджер Queen сказал, что после первого в истории крупного рок-концерта в Буэнос-Айресе чувствует себя, словно хорошо пописал»?
Мы все знали, что гастроли пройдут не так, как мы привыкли, и сами «квины», избалованные пятизвездочной роскошью, конечно, тоже не ожидали некоторых «отличий». Они всегда ездили на концерты и с концертов в лимузинах. Но не в Буэнос-Айресе, где всех повезли на старых седанах «Форд-Фэлкон», знававших и лучшие дни.
После первого концерта группу со свитой упихали в эти машины и повезли на прием, посвященный их приезду. «Фэлконам» пришлось врезаться прямо в многотысячную толпу фанатов, которые потом побежали вслед за кавалькадой. Выбравшись из толпы, водители поехали по городу, держа строй, а потом свернули на заправку. Взбешенным помощникам группы сообщили через переводчиков, что машины нужно заправить, иначе они просто остановятся! Фанаты за это время догнали машины, заполонили всю заправку и стали возбужденно стучать в окна. Фред, в частности, был весьма недоволен, так что в дальнейшем группу перевозили в бронированных армейских машинах в сопровождении вооруженной полиции на мотоциклах.
Танго танцуют вдвоем
После небольшой вечеринки с выпивкой, последовавшей за последним концертом в Буэнос-Айресе, я отправился в отель «Принсипадо» вместе с «Красавицей из БА» (нет, это не стюардесса из «БЭ», «Бритиш Эруэйз» – то была совсем другая история).
Я знал, что провести девушку в номер очень сложно, а ключи из гостиницы выносить нельзя. Так что, пока другие техники отвлекали внимание портье, я стащил свой ключ со стола.
Забрав свою спутницу Маргариту, прятавшуюся за углом, я проскользнул в лифт. Из лифта мы торопливо вбежали в мой номер, и я быстро запер дверь. Оказавшись в безопасности, мы тут же распили по заслуженному бокальчику. И тут зазвонил телефон – портье спрашивал что-то про мою гостью.
Я все отрицал, притворился до смерти усталым и положил трубку со словами «Но компренде, сеньор».
Когда я приступил к установлению англо-аргентинских отношений, в дверь отрывисто постучали. Стучавший был весьма настойчив, так что девушке пришлось спрятаться в ванной, а я неохотно открыл дверь. Несмотря на все мои протесты, портье утверждал, что у меня в комнате девушка. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы зайти настолько далеко, так что легко сдаваться я не собирался; к тому же в стране пампасов доступные женщины встречались совсем не в изобилии, а мои «пампасы» требовали ухода. Портье, игнорируя меня, крикнул что-то по-испански. Затем крикнул еще раз, уже настойчивее, и девушка все же вышла из ванной и, подойдя к двери, открыла сумочку и протянула портье свой паспорт. Я начал нервничать – а кто не занервничает, когда люди рядом говорят на повышенных тонах на языке, которого ты не понимаешь, да еще и в стране под властью военной хунты!
Портье, как оказалось, всего лишь с фанатичным усердием требовал соблюдения правил гостиницы: всех гостей нужно обязательно регистрировать, причем с предъявлением паспорта. Я подписал какую-то форму (я был готов подписать что угодно, лишь бы избавиться от него и приступить к делу) – она оказалась договором на выплату дополнительных песо за то, что в номере поселились два человека! Я оставил эту бумажную работу нашему импресарио сеньору Капальбо. Мы на следующий день уезжали из города.
Обрадовавшись, что тайная полиция все-таки не вырвет мне ногти и не устроит сеанс электротерапии, я расслабился. Не менее радостным оказался и тот факт, что никакой местный филиал Ватикана не пришлет за мной «испанскую инквизицию» из-за моих отношений с девушкой-католичкой, которая, как я заметил, не носила ни крестика, ни четок. На колени она опустилась отнюдь не для молитвы, а имя Божие произнес я – причем по-английски. Я знал по-испански лишь несколько слов и коротких фраз, с помощью которых мог заказать выпивку или завтрак, найти ближайший туалет или похвалить классного футболиста – центрального полузащитника.
«Маргарита» – крепкий латиноамериканский коктейль. Моя Маргарита оказалась весьма крутой, как и ее подружка Кристина, которую подцепил другой техник. Мы даже решили, что они поплакали немного после того, как следующим утром мы уехали из Буэнос-Айреса.
«Не плачьте по нам, Марг и Тина». Бум-бум!
Другие города
Следующая остановка в Аргентине – Мар-дель-Плата, курорт на побережье, своей элегантностью и старой европейской архитектурой напоминавший Брайтон на латиноамериканский лад. Наша гостиница «Провинсиаль» располагалась на берегу моря; она была похожа на пышные гостиницы 30-х годов – широкие лестницы в стиле ар-деко вели на второй этаж, где на круглом паркетном танцполе играл струнный квартет. Люди сидели за небольшими столами под стеклянным куполом крыши, попивая чай и кофе. Очень похоже на довоенный Берлин, очень уютно. В местном телефонном списке обнаружилась куча «Шмидтов» и «фонов».
К этому времени мы уже привыкли к новым условиям работы и к неопытным местным бригадам, состоявшим в основном из молодых ребят, которые помогали нам выгружать и переносить аппаратуру. После концерта они не приходили по двум причинам – во-первых, им не заплатили, как обещали; во-вторых, некоторые из них работали только для того, чтобы посмотреть концерт на халяву.
Как только Queen уходила со сцены, они тоже уходили.
Примечание в гастрольном расписании: «Членам технической команды, желающим сбросить вес, рекомендуется употребление местной питьевой воды».
Мы жили в постоянном страхе, не зная, когда нас одолеет приступ диареи. В раздевалке стадиона кое-кто не успел добежать до туалета; происшествие стало известно как «Всплеск в Мар-дель-Плате».
Затем мы выступили в Росарио, где после концерта любопытная публика не торопилась расходиться, невинно интересуясь, чем мы занимаемся на сцене (мы в это время начали разбирать аппаратуру). Военная полиция выстроилась в шеренгу шириной во все футбольное поле и, держа на поводках рычащих немецких овчарок, двинулась на толпу. После этого зрители все же ушли, быстро и весьма организованно.
Шел 1981 год, война за Фолклендские острова началась лишь год спустя. После концерта в Росарио я обменял у молодого солдата бейсболку с надписью «I love New York», которую бросили на сцену во время американского турне, на зеленую армейскую кепку с медными знаками отличия. Он охранял нас, пока мы грузили аппаратуру в кузов грузовика, и мы поменялись головными уборами, распив бутылку кока-колы. Внутри кепки синей ручкой были написаны имя и адрес парня. Я вспомнил его на следующий год и с тех пор иногда о нем думаю. Где он был, когда началась война? Выжил ли он? Если да, то что сейчас думает о британцах?
Вверх по Амазонке – без весла
Наш «Большой мальчишник» продолжился в Бразилии; мы с нетерпением ждали прибытия в Рио-де-Жанейро, но вместо дат в расписании по-прежнему стояли волшебные буквы ТВА: «Будет объявлено», «Будет обговорено» или (чаще всего) «Избегать всеми силами». Перелет из Буэнос-Айреса в Рио был самым ужасным из всех на моей памяти: мы влетели прямо в тропическую бурю, которая швыряла «Дуглас-DC 10» (да-да, опять он!), словно бумажный. Когда самолет снижался, мой желудок практически подбирался к горлу, а потом, словно приливной волной, машину снова подбрасывало вверх, отчего голова готова была расколоться на мелкие части. Непроницаемую темноту снаружи иногда прорезали вспышки молний, и я даже задумался, уж не пришло ли и наше время отправляться на великий небесный концерт.
– По последним данным, на борту самолета Буэнос-Айрес – Рио-де-Жанейро, разбившегося в джунглях, находилось несколько граждан Великобритании, – представился мне скорбный голос диктора ВВС.
Буря налетела без предупреждения, словно напоминая, кто хозяин в этом мире. Все в салоне вцепились кто в четки, кто в поручни кресла, даже боль от пролитого горячего кофе не чувствовалась. Многие истово крестились и бормотали личные молитвы. Я тоже присоединился к общему хору:
– Послушай, я знаю, что давно уже не ходил в церковь, но ты ведь понимаешь, что мне совсем не до того… и я ведь