– Слышал.
– Ну так вот, если хочешь, проведу к нему – может, и сговоришься с ним.
– Разлюбезное дело. Погуляю вволю, а там что Бог даст.
– Так-то оно так, а законы тамошние знаешь?
– Какие законы?
– А такие, что за измену товарищам и за самомалейшее зло против них – голову с плеч долой.
Я усмехнулся.
– Этому меня не учи. Слава те Господи, с сибирской «шпаной» да с «иванами»[107] в ладу и в мире, а не то что…
– Э-э-э. Да ты тёртый калач, – перебил он меня, – одним только ты мне не нравишься, что ухватки и замашки у тебя словно не наши, будто у образованного.
– Так что ж, я образованный и есть – гимназию кончил.
– Да ну?
– Вот тебе и ну.
– А знаешь, наш атаман тоже из образованных и давно подыскивает себе подходящего человека. Ты как раз попадёшь в точку. Так вот, ежели решился, то послезавтра погружайся со мною в поезд. Тут я ещё, кстати, двух молодцов завербовал, вместях и двинемся.
Мы хлопнули по рукам, и мой тип, назвавшийся Стрелком, уговорил меня зайти в трактир закусить, благо имелись деньги. Дорогой он мне рассказал, что прозвали его в шайке Стрелком за меткую стрельбу.
В трактире я напоил его вдребезги и, оставив высыпаться в задней комнате, поспешил на конспиративную квартиру. Итак, послезавтра я отправляюсь поездом в неизвестном мне направлении. Полагаю, что долгое время сведений о себе дать не смогу. Предполагаю пробраться в шайку и, узнав о каком-либо готовящемся шумном налёте, известить заблаговременно местные власти».
На этом заканчивался рапорт Панкратьева, датированный 14 июня, и с тех пор сведений о Панкратьеве не имелось. Получив в конце августа радостную телеграмму о разгроме шайки Серьги, я с нетерпением стал ожидать возвращения моего талантливого и храброго агента. На четвёртый день он появился загоревший, обветренный, дышащий здоровьем и энергией.
Панкратьев был прекрасным рассказчиком, и я решил доставить себе удовольствие, пригласив его обедать, заранее предвкушая провести вечер не без приятности. После кофе и ликёров я усадил моего собеседника в удобное кресло, протянул ему ящик с сигарами и, устроившись поуютнее против него, с трубкой любимого «кэпстэна» в зубах приготовился слушать.
– Через два дня после отправки моего рапорта, – начал свой рассказ Панкратьев, – мы, то есть Стрелок и те два оборванца, что невольно навели меня на знакомство с ним, пробрались ночью на вокзал и уселись в вагон III-го класса поезда, идущего в Екатеринбург. Стрелок запасся топором, сунул мне в руку пилу, нашим спутникам – рубанок и молоток, и мы под видом плотников, возвращающихся домой с отхожего промысла, пустились в дорогу.
Я не спал, желая приблизительно заметить расстояние до станции, на которой нам предстояло вылезть, так как Стрелок, взявший, видимо, из осторожности билеты до Екатеринбурга, предупредил нас, что мы до него не доедем. И, действительно, протащившись в поезде часов шесть, мы вылезли на глухом разъезде, значившемся под № 38.
Перепрыгнув через канаву, мы тотчас же углубились в лес. Было уже светло. Пройдя приблизительно с версту, Стрелок остановился у какого-то камня, раздвинул кусты и извлёк откуда-то винтовку, две заряженные обоймы и длинный нож. Отняв от нас плотничьи инструменты, он спрятал их в потайное место, и мы двинулась дальше.
Чем дальше мы шли, тем лес становился гуще. Этак мы прошествовали до вечера, пройдя, думаю, не менее двадцати вёрст. Мы шли по уральским перевалам и, часто взбираясь на вершины пустынных холмов, видели внизу перед нами целый океан леса.
Наконец, мы добрались до какого-то ручья, пересекавшего нам дорогу.
– Ну, ребята, скидывай сапоги, – приказал Стрелок, – мы с версту пройдём вверх по ручью, чтобы затерять наши следы.
Пришлось повиноваться, и тут начались мои муки. К счастью, я шёл последним, а потому никто не видел моих гримас, вызываемых то острым камнем, то корчагой[108], предательски торчащими под водой. Наконец, мы выбрались из ручья, прошли ещё версты три тёмным бором и очутились у высокого дубового тына. Пройдя вдоль него шагов сто, Стрелок пронзительно свистнул в пальцы; по ту сторону кто-то ответил таким же свистом, и послышался голос:
– Эй, кто там?
– Иволга! – ответил Стрелок, назвав, очевидно, пароль.
Дубовые ворота раскрылись, и мы были пропущены.
Не скрою, что жутко почувствовал я себя, но утешался мыслью: пройдёт неделька-другая, и я, так или иначе, выберусь на свободу. Однако расчёты мои были не основательны: более 2 месяцев пришлось мне провести в этом станище. Вот вам по возможности краткое описание его и жизни, в нём царящей.
Небольшая лужайка десятины[109] в полторы, обнесённая высоким дубовым тыном, посреди неё кристальной чистоты родник, бьющий из земли и тут же невдалеке пропадающий в глубокой трещине; на лужайке разбросано семь ладно срубленных изб, из них атаманская выделялась своей резьбой. На этом клочке земли проживало двадцать пять отпетых молодцев во главе с атаманом Серьгой; имелось и несколько женщин, не то силой захваченных в прежних налётах, не то добровольно примкнувших к шайке – красавицы писаные, одна лучше другой – они ведали общим котлом, одеждой и бельём «артели». Вооружения и продовольствия имелось с избытком. Лес изобиловал дичью и зверем, а, кроме того, нередко доверенные люди выезжали то в Пермь, то в Екатеринбург, пополняя продовольственные запасы.
Атаман Серьга представлялся мне типом довольно необычайным. Не лишённый некоторого образования, невероятный циник, эгоист до мозга костей, порочный во всех отношениях, он задыхался в условиях обычного существования. Он порвал со всем миром и основал своеобразную коммуну в непроходимых дебрях Урала. Время от времени как бы для встряски он вылетал из своего разбойничьего гнезда и, свершив со своими «молодцами» какой-либо дерзкий разбойный набег, возвращался обратно с добычей.
Недели полторы он ко мне приглядывался и прислушивался, ни о чём не расспрашивая. Я исподволь рассказывал всем и каждому о своём якобы лихом прошлом, об удали и дерзости моей. День за днём я завоёвывал у него всё больше и больше доверия и, наконец, стал ему решительно необходим. Впрочем, так и должно было быть, раз я являлся единственным для него собеседником среди окружающих безнадёжно безграмотных людей. Меня одели: дали суконную поддёвку, крепкие сапоги и выдали оружие. Бежали дни, и меня стала охватывать тревога. Выбраться отсюда я не мог, так как дремучие леса раскинулись на сотни вёрст кругом, а о предстоящей вылазке ничего не было слышно. Разбойники, пользуясь чудным летом, нежились на солнце, охотились, пьянствовали, бабничали и, живя животной жизнью, ни о чём не думали. Так прошло месяца два. Я окончательно впал в хандру и проклинал уже тот час, когда решился на эту рискованную авантюру. Наконец 10-го августа атаман призвал меня к себе в избу, запер за мной дверь и, усадив на скамью, стал быстрыми шагами разгуливать по избе. Я невольно залюбовался им: довольно высокий, крепко и хорошо сложенный, с большими карими глазами, сверкающими то волнением, то злобой, с презрительной улыбкой на тонких губах – он являл яркое сочетание мужественности, жестокости и силы. Наконец, он заговорил:
– Засиделись мои люди, пора и на потеху. Я обмозговал тут одну штуку, и ты, Студент, должен мне помочь. (За мою «учёность» меня в шайке прозвали Студентом).
– Что же, атаман, за мной дело не станет, – отвечал я.
– Вот видишь ли, в чём дело, – продолжал он, – я задумал дело немалое: тут до последнего времени по четвергам и воскресениям ходил сибирский экспресс из Перми на Екатеринбург. Хочу между нашими разъездами подзадержать его да ощупать. Добыча, надо думать, достанется немалая, но план следует разработать в точности, до мелочей. Для этого мне необходимо разузнать, не изменено ли прежнее расписание поездов, и с этой целью я думаю послать тебя в Пермь. Конечно, у меня нашлись бы и без тебя люди, да и ехать так далеко не понадобилось бы, но со слов Стрелка я знаю, что тебе в Перми известен специалист по липовым паспортам. Так вот, составь подробный список наших молодцов с приметами каждого и закажи своему мастеру двадцать шесть документов, считая меня. Хоть шайку распускать я и не думаю, но, почём знать, не ровен час – всё может случиться, а если разойдёмся – каждому паспорт понадобится. Берёшься ли выполнить это поручение?
И, схватившись за серебряную серьгу, висящую в его правом ухе, он испытующе на меня уставился. Ёкнуло у меня сердце от радости. Наконец-то судьба мне улыбнулась, и представился долгожданный случай поймать зверя в тенета.
– Что ж, – отвечал я спокойно, – приказывай, а я готов хоть сейчас на работу.
– Молодчина, Студент, я в тебе не сомневался. Сегодня у нас четверг. Так вот, решим. Если расписание экспресса прежнее, то не в это воскресенье, а в следующее мы обстряпаем дело. Таким образом, у нас полторы недели впереди. Отправляйся же сегодня. На паспорта тебе больше недели не понадобится, значит, не позднее будущего четверга ты явишься обратно. Пятницу и субботу употребим на сборы, а в воскресенье с утра двинемся в путь к полотну. Есть тут между разъездами закругление – самое подходящее место.
В этот же день отправился я исполнять поручение, и Стрелок провёл меня к 38 разъезду, обещав поджидать меня, согласно приказанию атамана, со вторника до четверга. Приехав в Пермь, я известил и местного исправника, и местного железнодорожного жандармского полковника Флоринского о готовившемся налёте на экспресс (расписание которого осталось прежним). Ими был выработан совместно сложный план ликвидации дерзкой, столь надоевшей и доселе неуловимой шайки. План этот состоял в следующем: по существующему расписанию воскресный сибирский экспресс проходил по перегону между вышеназванными разъездами от 12¼ часов до 12½ часов ночи. За два часа до него по тому же направлению шёл товарный поезд, каковой, дойдя до разъезда 38, становился обыкновенно на запасный путь, пропуская экспресс. Было решено в ожидаемое воскресение с этим поездом отправить полсотни стражников и жандармов. Эти люди по прибытии на разъезд № 38 должны были вылезти из поезда и, разбившись на две равные группы, углубиться в лес справа и слева и, форсированным маршем пройдя пять вёрст, зайти в тыл шайке. Экспресс было решено задержать на ближайшей от предполагаемого места происшествия станции. В часы же предназначенного для него проезда решили пустить дополнительный поезд, внешним образом схожий с экспрессом (сильный паровоз, малочисленный состав вагонов, усиленное освещение их). Этот поезд должен был вести солдат железнодорожного батальона в качестве машиниста. С ним на паровоз поместятся два жандармских унтер-офицера. В полупустом тендере – два стражника и два жандарма. В пяти вагонах разместятся пятьдесят жандармов и стражников. Все эти люди, разумеется, вооружённые до зубов. Когда шайка будет изловлена, добавочный поезд, добравшись до 38 разъезда, присоединится на запасном пути к товарному поезду, после чего с разъезда дадут знать об очищении пути, и экспресс будет пропущен. Ближайшие дни я использовал на добычу паспортов, каковые мне немедленно и выдал полицмейстер Церешкевич. Проторчав в Перми до вторника и закупив путеводитель с точным расписанием, я поехал обратно.