им всплескам, он, несмотря на строжайший запрет, ощупкой ловил и поедал на месте отборную рыбу, однако уличить его не было никакой возможности. Я взял кол от палатки, сходил в кусты и разогнал веселящуюся там компанию. Говорун полез было в амбицию, но я показал ему указательный палец и засадил чистить лук.
Закат отбушевал, высыпали звезды, раки сварились, уха тоже. Я намазался диметилфталатом и пригласил всех к столу. «Еще минуточку, Саша! Еще минуточку!» — просился Федя, но я по опыту знал эти минуточки и бесцеремонно оттащил его от удочек.
Мы с Федей с удовольствием ели уху, сосали раков. Говорун присел поодаль на пенек и, глядя на нас, во всеуслышание сетовал на отсутствие поблизости приличной гостиницы или, по крайней мере, дома колхозников. Спиридон плескался и чем-то хрустел в своем омуте. Потом, когда уха была съедена, а раки высосаны до последней лапки, Федя пошел в темноту сполоснуть посуду, а я прилег у костра, ощущая во всем теле приятную негу, предвкушая одеяла в палатке и яркий солнечный день завтра, и купанье при активном участии Спиридона, и как мы с Федей ухватим Говоруна за руки и ноги и поволочем топить, а он будет орать и распространять коньячные запахи... Вспомнив о клопе, я стал размышлять, куда его девать на ночь, дабы не ввести во искушение, посадить ли его в спичечный коробок или привязать шпагатом к дереву, а в темноте у меня за ушами злобно и разочарованно завывали комары, оскорбленные диметилфталатом. Говорун сидел на пеньке, поджав под себя ноги, и поглядывая на меня со странным выражением. Федя рассказывал Спиридону, как прекрасны его снежные горы, как до них нужно добираться и какие воинские части дислоцированы поблизости от его постоянной резиденции. Я совсем уже решил было проблему клопа, сообразив, что его просто следует перевезти на ночь на другой берег, и раздумывал, как поделикатнее сообщить ему о моем решении, как вдруг послышался треск валежника, приглушенные голоса, и из лесу один за другим вышли и вступили в освещенное пространство хорошо знакомые люди. Лавр Федотович, придерживая под локоть полковника, приблизился к костру первым и опустился на землю так резко, словно у него подломились ноги. Фарфуркис сел рядом со мной и сразу протянул к огню посиневшие от холода руки, а Хлебоедов усадил полковника, стащил с его ног унты и вылил из них воду. Затем он стал оттирать полковнику замерзшие ступни, присев на корточки. Полковник едва сидел, клонясь набок, закатив глаза. Голова его была перевязана окровавленным бинтом.
— Устал, — сказал Фарфуркис. — Устал, не могу. Башка трещит.
— Завтра, — сказал Лавр Федотович.
— Не завтра, а послезавтра, — сказал Фарфуркис.
Хлебоедов, сидевший на корточках спиной к ним, пробормотал, не оборачиваясь:
— Это — грипп. Это — смерть.
— Где автомат? — спросил полковник, еле шевеля губами. — Автомат где, слушайте!
— Все равно, — сказал Фарфуркис. — Все равно. Лавр Федотович, — спросил он. — У меня есть голова? У меня такое ощущение, словно головы нет.
— Руки нет, — сказал Лавр Федотович. — У меня.
У него действительно не было руки. Какая-то мокрая тряпка вместо руки. Хлебоедов сел лицом к огню и положил голову полковника к себе на плечо. Глаза полковника были закрыты.
— Меня придется бросить, — сказал он. — Слишком много железа в животе.
— Завтра, — сказал Лавр Федотович.
— Послезавтра, — поправил его Фарфуркис.
— Полковник — послезавтра, а мы — завтра, — возразил Лавр Федотович.
— Я вернусь в город, — сказал Хлебоедов. — Вы идите, а я вернусь в город.
— Зачем? — сказал полковник, не открывая глаз. — Там же ни одного человека.
— Все равно, — сказал Хлебоедов. — Взорву библиотеку. Мы забыли библиотеку.
— Чем взорвешь? — горько спросил Лавр Федотович. — Соплями?
— Башка, башка трещит, — бормотал Фарфуркис, сжимая виски. — Дайте мне револьвер, полковник.
— Где была вода, когда вы уходили? — спросил полковник. Ему никто не ответил. Все смотрели на огонь.
— Я ослеп? — спросил полковник.
— Нет, — сказал Хлебоедов. — Откуда вы взяли?
— Ослеп, — сказал полковник. — Ослеп. Я же слышу, здесь костер.
— Это беженцы, — сказал Лавр Федотович.
— Слушайте, — сказал Хлебоедов, — пусть полковник полежит, а мы соберем всех, кто остался, и вернемся в город. Остался ведь еще револьвер. Надо поджечь библиотеку.
— Она уже, наверное, под водой, — безнадежно сказал Фарфуркис.
— Нет, — сказал Лавр Федотович. — Если мы еще на что-нибудь способны, надо ставить бредень.
— Не сходите с ума, — сказал полковник. — Отдохните еще минут пять и бегите дальше, а меня оставьте. А лучше пристрелите.
— Всего один патрон остался, — виновато сказал Хлебоедов.
— Тогда просто оставьте. Вы мне надоели. Я хочу один.
Фарфуркис вдруг опустил руки и с изумленным видом огляделся.
— Слушайте, — сказал он капризно. — Куда мы опять заехали? Суббота ведь сегодня.
— Грррм, — сказал Лавр Федотович. — Товарищ Хлебоедов, распорядитесь.
Хлебоедов тотчас вскочил и, зацепившись о натянутую веревку, прямо в сапогах влез в палатку.
— Все готово, Лавр Федотович! — бодро сообщил он оттуда. — Я уже распорядился. Четыре одеял верблюжьих и две подушки походных. Можно отдыхать.
— Народ... — сказал Лавр Федотович, величественно поднимаясь. — Народ имеет право на отдых. Товарищ Фарфуркис, назначаю вас дежурным по лагерю. Спокойной ночи, товарищи. — С этими словами, подняв в знак приветствия белую мягкую руку, он шагнул в палатку и тотчас принялся ворочаться там, как слон. Полковник уже спал, уткнувшись носом в муравейник.
— Товарищ научный консультант, — обратился ко мне Фарфуркис. — Оставляю вас своим заместителем. Во-первых, костер. Во-вторых, к завтраку Лавр Федотович предпочитает свежую рыбу, молоко и... э... лесные ягоды. Скажем, земляника, малина... это на ваше усмотрение. В случае тревоги будите. — Он встал на четвереньки и ловко нырнул в палатку. Через секунду оттуда уже доносился хор: Лавр Федотович вел басы, Хлебоедов подтягивал звучным тенором, а Фарфуркис, выбирая паузы, врывался в них прерывистым дискантом.
— Так землянику или малину? — спросил Федя.
— Кукиш с маслом, — сказал я. — Ну их к дьяволу. Я завтра уезжаю.
— Пойду все-таки малинки соберу, — сказал Федя нерешительно.
Я пожал плечами. Одно меня только радовало: Говоруна на пеньке уже не было. Сквозь хор я слышал, как он осторожно ходит, ступая по спящим, и тихонько мурлычет: «Хочу быть дерзким, хочу быть смелым...» Я подбросил в костер валежника, лег и закинул руки за голову. Я уже засыпал, когда до меня донесся из реки скрежещущий смех Спиридона.
25 марта 1967 года
Голицыно
Практически только закончив черновик, Стругацкие тут же приступают к его правке и переделке, отмечая на отдельных листках важные моменты.
1. Метод убеждения — непонимание и демагогический отпор.
2. Разброд и шатание: Виктор крадет;
Саша впадает в оппортунизм;
Ойра-Ойра — впадает в цинизм;
Амперян — принципиален. Ищет общее решение.
3. Объединение на основе всеобщего поражения вокруг Амперяна, вокруг идеи уничтожения бюрократизма, каковая идея трансформируется в идею вытеснения бюрократии из дела. И все довольны.
Ложные заявления. Тройка завалена чепухой. Социология Фарфуркиса. «Мелкие» дела — в подкомиссию, возглавляемую Э. Амперяном.
Линия Спиридона:
отдел Линейного Счастья — Э. Амперян и Киврин — Клоп, Спиридон, Федя;
отдел Смысла Жизни — Хунта;
отдел Универсальных Превращений — Жиан Жиакомо и В. Корнеев — Жидкий пришелец;
отдел Недоступных Проблем — Ойра-Ойра — Клоп, Спиридон, Федя.
Задачи комиссии:
1. Признание необычности явления.
2. Признание необходимости утилизации; в случае непризнания — уничтожается.
Тройка
По
Рационализации и
Утилизации
Необъясненных
Явлений
Авторы даже составляют таблицу необъясненных явлений и решений (решений ТПРУНЯ и решений ученых).
Отмечают Авторы и то, что при написании чистовика нужно не забыть:
1. Дело Спиридона — аллегорическая сцена военного совета (война против спрутов вместе с китами).
2. Не забывать Кузьку.
3. Не забывать Рабиновичева: приходит фотографировать Спиридона. «У вас не фас, а дворцовая площадь. А вот профиля нет»; охотится за фотоснимком Панурга.
4. Панург: рассказать об Акакии.
Сравнение трех вариантов СОТ — порядок следования отдельных эпизодов, отсутствие одних и появление других эпизодов и персонажей, столь разительное различие финалов во всех трех вариантах — интереснейшая работа для исследователя творчества АБС. И хотя такие материалы были подготовлены, они не приводятся по простой причине. СОТ-1 и СОТ-2 широко публикуются, СОТ-0 представлена здесь. Поэтому увлекательное путешествие по вариантам желающим предлагается совершить самостоятельно. Замечу лишь, что в СОТ-1 по сравнению с СОТ-2 65% общего текста. (Если же, наоборот, сравнивать СОТ-2 с СОТ-1, то общего будет 85%.)
Различия в публикациях одного и того же варианта приводятся ниже.
СОТ-2, как уже говорилось, впервые опубликованная в 1968 году в журнале «Ангара», была переиздана через двадцать лет в журнале «Социалистический труд», а затем почти ежегодно издавалась в различных книжных изданиях.
Эпиграф из Гоголя («Эх, тройка! птица-тройка, кто тебя выдумал?») отсутствовал как в первых (журнальных) изданиях, так отсутствует и в последних. Несмотря на мои уверения, что этот эпиграф, во-первых, как бы продолжает линию «Понедельника...» (где эпиграф — также из Гоголя), а во-вторых, напоминает еще одно значимое определение слова «тройка» и подает со школы знакомую фразу в новом ракурсе, БНС был тверд: «Это слишком прямолинейно, слишком в лоб...70