13 сентября по указанию Сталина Ставка ВГК направила специальную директиву новому командующему войсками Ленинградского фронта Г.К. Жукову, члену Военного совета фронта А.А. Жданову и заместителю наркома Военно-Морского флота И.С. Исакову, которой известила об утверждении ею «Плана мероприятий по уничтожению флота на случай вынужденного отхода из Ленинграда». Уничтожению подлежали «все корабли Военного флота, торговые, промысловые и технические суда». Подчеркивалось, что «уничтожение производится с максимально возможными разрушениями на возможно длительный период, то есть объекты и корабли взрываются и топятся».
В свою очередь, 16 сентября Военный совет фронта утвердил секретный «План мероприятий по организации и проведению в жизнь специальных мер по выводу из строя важнейших промышленных и иных предприятий города Ленинграда на случай вынужденного отхода наших войск». Согласно этому плану в случае прорыва врага в город подлежали уничтожению свыше 140 важнейших предприятий и сооружений[185].
На следующий день Военный совет Ленинградского фронта направил Военным советам 42-й и 55-й армий, которые отходили под натиском противника, приказ № 0064 с такими словами: «За оставление без письменного приказа Военного совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу»[186]. В соответствии с этим приказом создавались заградительные отряды, которые задерживали покинувших оборонительные рубежи, потерявших свои части бойцов и командиров. Только за два сентябрьских дня – 18 и 19 – комендатура Ленинграда задержала около 4,5 тыс. бойцов и командиров, которые по разным причинам оказались в тылу, а не на передовой. Около 400 человек были переданы следственным органам.
Да, война жестока по своей сути. Но Сталин делал ее еще более жестокой. Жданов и Жуков, докладывая из Ленинграда о положении дел, привели факты, когда немецкие войска, атакуя позиции советских частей, гнали перед собой женщин, детей, стариков, ставя тем самым в исключительно трудное положение оборонявшихся. Дети и женщины кричали: «Не стреляйте!», «Мы – свои!», «Мы – свои!». Советские солдаты и офицеры были в замешательстве: что делать? Нетрудно представить, что могли испытывать и несчастные люди, когда в их спины упирались стволы немецких автоматов и впереди тоже могла ждать смерть. Сталин среагировал немедленно. Среагировал в духе своей натуры – предельно жестоко: «Говорят, что немецкие мерзавцы, идя на Ленинград, посылают вперед своих войск делегатов от занятых ими районов – стариков, старух, женщин и детей – с просьбой к большевикам сдать Ленинград и установить мир. Говорят, что среди ленинградских большевиков нашлись люди, которые не считают возможным применить оружие к такого рода делегатам. Я считаю, что если такие люди имеются среди большевиков, то их надо уничтожить в первую очередь, ибо они опаснее немецких фашистов.
Мой совет: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам. Война неумолима, и она приносит поражение в первую очередь тем, кто проявил слабость и допустил колебания. Если кто-либо в наших рядах допустит колебания, тот будет основным виновником падения Ленинграда.
Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, кто бы они ни были, косите врагов, все равно, являются ли они вольными или невольными врагами. Никакой пощады ни немецким мерзавцам, ни их делегатам, кто бы они ни были.
Просьба довести до сведения командиров и комиссаров дивизий и полков, а также до Военного совета Балфлота и командиров и комиссаров кораблей»[187].
Жестокость к врагу понятна, но жестокость к своим соотечественникам – «старикам, старухам, женщинам и детям» ни понять, ни объяснить, ни тем более оправдать невозможно.
Наряду с отражением ударов противника и всемерным укреплением рубежей обороны на ближних подступах к Ленинграду командование Ленинградского фронта одну из первоочередных задач видело в прорыве еще не окрепшего блокадного кольца. Главная роль в ее решении отводилась 54-й армии под командованием маршала Советского Союза Г.И. Кулика. Армия находилась в непосредственном подчинении Ставки Верховного Главнокомандования. В этом случае решение Сталина о назначении маршала на должность командующего армией можно объяснить только важностью задачи, которая перед ней ставилась. Помимо всего прочего, Верховный Главнокомандующий, продолжая мыслить стереотипами Гражданской войны, делал ставку на свои проверенные старые кадры – Ворошилова, Тимошенко, Буденного, Кулика и надеялся, что они внесут перелом в ситуацию.
54-я армия начала формироваться под Москвой на основании директивы Ставки от 2 сентября на базе 44-го стрелкового корпуса. Кроме того, в ее состав были включены части расформированной 48-й армии, вновь отмобилизованные дивизии, состав которых пополнялся по мере продвижения к фронту. Уже 6 сентября соединения вновь формируемой армии должны были перейти в наступление с целью нанесения удара по флангу 39-го немецкого моторизованного корпуса. Понятно, что за четыре дня вывести войска на указанные рубежи и тем более организовать огневое поражение противника, взаимодействие сил и средств, всестороннее обеспечение боевых действий было невозможно.
Но маршал Кулик был вынужден придерживаться установленных директивой сроков перехода в наступление. Первой в сражение была введена 286-я стрелковая дивизия. После выгрузки из эшелонов она совершила десятикилометровый марш пешим порядком и к вечеру 9 сентября вышла на исходный рубеж – оз. Синявинское, поселок Михайловский, Сиголово, Карбусель. Необученные, необстрелянные, не знающие местности части дивизии, без артподготовки и прикрытия с воздуха, не имея ни танков, ни бронемашин, 10 сентября, утром атаковали немецкие позиции в направлении на Мгу. Но все атаки были без труда отражены противником. На следующий день он контратаковал крупными силами пехоты при поддержке танков. Вражеские подразделения прорвались на командный пункт дивизии у деревни Поречье. В этом бою погиб комиссар дивизии Л. Данилов, который возглавил контратаку. Командир дивизии полковник Г. Соколов, собрав отступавших через лес бойцов и командиров, повел их в атаку и тоже погиб. В результате, потеряв управление в связи с гибелью командира и комиссара дивизии, ее полки оказались отброшенными на 10 км, оставив врагу деревни Вороново и Поречье. Но они сумели удержать рубеж по р. Назии. Потери за два дня боев составили более половины штатного состава соединения[188].
Как начинались боевые действия 286-й стрелковой дивизии на внешнем кольце блокады в районе «бутылочного горла», рассказал их участник, рядовой стрелок К.Д. Григорьев: «Выгрузили нас с эшелонов на станции Назия. В сентябре это было. Политрук сказал: «Немецкие гады окружили Ленинград, надо освободить колыбель революции от вражеских оков». Пошли в атаку в полный рост со штыками наперевес. По болоту… вода выше колен, деревца стоят чахлые – не спрячешься. Немцы на высотах засели, по нам из минометов шпарят, из пулеметов поливают, а мы идем… И они пошли на нас. Идем навстречу, стреляем друг в друга. Раненые падали, даже кричать не могли. Тут же захлебывались в болотной жиже. Из нашей роты в том бою семеро в живых осталось»[189].
На этом же участке фронта начала действовать и 310-я стрелковая дивизия. При попытке отбить деревню Поречье, любой ценой остановить продвижение противника в сторону Волхова ее 1084-й полк был окружен и с трудом пробился к своим войскам. Части дивизии понесли большие потери не столько от огня пехоты и танков противника, сколько от вражеской авиации, которая господствовала в воздухе.
Таким образом, армия, не закончив формирования, вводилась в сражение по мере прибытия на фронт новых дивизий, которые испытывали недостаток в вооружении и боеприпасах. Каждая из них действовала в отрыве от других соединений, каждая решала свою задачу. Все это приводило к неоправданным потерям, гибели командного состава, потере управления полками и батальонами, их окружению.
Не получая полной информации о ходе боевых действий в полосе 54-й армии, командующий войсками Ленинградского фронта маршал К.Е. Ворошилов 11 сентября направил маршалу Кулику гневное письмо: «Почему Вы ничего не сообщаете о действиях и намерениях 54-й армии, ведь она должна работать в тесном взаимодействии с армиями Ленинградского фронта? Почему не посылаете сводок? Всего этого не понимаю. Так могут вести себя только зарапортовавшиеся люди»[190].
Обстановка требовала быстрых и решительных действий 54-й армии. Противник за 6–7 дней после захвата Шлиссельбурга не мог создать прочной обороны на протяжении 20 км по рубежу Мга, Шлиссельбург. На это и рассчитывала Ставка и командование фронта, требуя от армии решительных наступательных действий. Так, Ворошилов в переговорах с Куликом просил его действовать «напористей и без замедлений. Противник, хоть весьма и нахален, все же исчерпан до крайности, и бить его не только должно, но и можно без особых усилий, если ваши и наши командиры дивизий, полков, батальонов и рот за это возьмутся под нашим руководством, он рухнет»[191]. Но командующий не спешил, ограничивался артиллерийским обстрелом вражеских позиций. Как и над другими военачальниками, над ним довлел пример бывшего командующего войсками Западного фронта, Героя Советского Союза генерала армии Дмитрия Григорьевича Павлова. Сталин приказал расстрелять Павлова за поражение возглавляемого им Западного фронта в первые недели войны, свалив на него всю вину и ответственность. Поэтому Кулик проявлял чрезмерную осторожность, всячески стремился оттянуть наступление, в своих телеграммах в Ставку ссылался на недостаток сил, низкую боеспособность вверенных ему войск, недостаток артиллерии и боеприпасов к ней.