стремились и десантники. Но закрепиться в населенном пункте не хватило сил. Противник провел сильную контратаку и выбил стрелков и десантников из деревни. Все последующие атаки не позволили восстановить утраченное положение, и дивизия закрепилась у развилки дорог на Старорусском шоссе. Не достигли успеха и другие принимавшие участие в контрударе части. Его итог – закономерен. Поспешное наступление на противника, имевшего численное, огневое и авиационное превосходство, было обречено на провал. А героизм и самопожертвование войск ни в коей мере не могли компенсировать недостаток танков, авиации, артиллерии и боеприпасов.
Группа Зейдлица, несмотря на начавшуюся распутицу, 5 апреля продолжила наступление. Лишь к 12 апреля 8-й егерской дивизии удалось прорвать оборону советских войск и начать выдвижение к Рамушево. Как отмечал немецкий исследователь П. Карель: «…Приходилось взламывать глубокоэшелонированную вражескую оборону, состоявшую из пяти рубежей. Ни храбрость, ни военные хитрости, ни кровь, ни слезы не могли ускорить наступления – войска продвигались в час по чайной ложке. Никто не давал никому пощады… Вода на дорогах стояла по колено. По пояс в грязи солдаты продирались через болотца и пруды… Все, что имело вес – винтовки, кони и люди, – рисковало оказаться на дне болота. Солдатская форма не высыхала… Русские также страдали от грязи. Их тяжелые танки оставались на месте, артиллерия тоже утратила мобильность»[285]. Только 21 апреля, то есть через 32 дня после начала наступления, противнику удалось встречными ударами группы «Зейдлиц» с запада, а окруженных войск с востока прорвать фронт, образовав так называемый «рамушевский коридор». Размеры наземного коридора, названного немецкими солдатами «кишкой», составляли 12 км в длину и 4 км в ширину по обе стороны дороги Рамушево – Васильевщина. К концу апреля противник расширил его до 6–8 км.
Противник имел все основания для ликования: Демянский «котел» был прорван! Командир 2-го немецкого армейского корпуса в конце апреля 1942 г. передал донесение о ходе боевых действий с начала года. В соответствии с ним было отражено 1155 атак и 776 диверсионно-разведывательных нападений, проведено 376 собственных контратак, взято в плен 3064 человека, уничтожено и захвачено 74 танка, 52 орудия, 81 противотанковая пушка. Собственные потери – 5101 погибший, 15 323 раненых, 5866 обмороженных и 2000 пропавших без вести[286].
1 мая началась операция с целью деблокирования немецкого гарнизона города Холм. Задача пробить коридор и деблокировать боевую группу Ширера была возложена на 218-ю пехотную дивизию. Она была усилена полком 122-й пехотной дивизии и батальоном штурмовых орудий. На направлении ее главного удара занимала оборону 3-я гвардейская морская стрелковая бригада под командованием капитана 1 ранга К.Д. Сухиашвили. Почти три месяца моряки-дальневосточники вели тяжелые наступательные и оборонительные бои, постигая новую для себя пехотную тактику. Уже в первый день наступления противника бригада отразила четыре его атаки, неоднократно вступая в рукопашные схватки.
На следующий день немецкие части атаковали подразделения моряков одновременно с двух направлений – бригада оказалась на острие двух встречных ударов стремившихся соединиться в районе Холма группировок противника. На измотанный 1-й батальон старшего лейтенанта Курносова противник бросил свежие подразделения из авиадесантной дивизии, поддержанные танками. Нескольким танкам по берегу Ловати удалось обойти траншею и углубиться метров на 700–800 в глубину обороны. Однако пехота противника этим успехом воспользоваться не смогла. Моряки прижали ее к земле, танкам пришлось за ней возвращаться и становиться мишенями для артиллеристов и бронебойщиков. Почти все прорвавшиеся машины сгорели на виду у обеих сторон.
После неудавшейся атаки противник нанес сильный огневой налет. Вся его артиллерия, разбросанная на десятикилометровом фронте, в течение трех часов вела огонь по позициям бригады, особенно на участке 1-го батальона. Эту необычную по силе и продолжительности артиллерийскую подготовку завершил налет девяти «юнкерсов», пикировавших чуть ли не на каждый не сровненный с землей бугорок.
Батальон понес большие потери. Положение его осложнялось и тем, что были выведены из строя все орудия, прикрывавшие батальон от танков. Когда началась новая атака, остатки его рот уже не могли ввязываться в борьбу с танками, пропускали их и со всем ожесточением сражались с пехотой, отсекали ее, принуждали откатываться назад. Ряды моряков быстро таяли. Группам врага все чаще удавалось врываться в траншею, и бой рассыпался на очаговые рукопашные схватки. К вечеру 1-го батальона фактически уже не было. Он не отошел. Он остался на поле боя, бойцы его рот, на двое суток задержав минимум вчетверо превосходящего их численностью противника, в неравной схватке пали смертью героев.
На поле боя был подобран раненый и контуженный комбат. Он с трудом доложил командиру бригады: «Держались до последней возможности, никто не оставил позиции без приказа. Знаменосец все время оставался рядом и погиб на моих глазах. Знамя было со мной. Вот оно, – Курносов приподнял опаленную гимнастерку, и фельдшер по знаку комбрига осторожно размотал с тела комбата полотнище знамени. – Раненые матросы в последний момент помогли мне. А батальона нет, погиб…»[287]
Не приходилось сомневаться, что враг не замедлит начать новое наступление. Сорвать его бригада не могла, но главная ее задача не менялась. Она должна была нанести противнику максимальный урон и не пропустить его в Холм, несмотря на то что, по сути, в ней оставался только один – 3-й батальон. Первую, предпринятую с утра 3 мая атаку батальон отразил, подбив два танка. Очередной натиск противник начал с налета своих пикировщиков Ю-87. Три девятки этих «музыкантов», как их прозвали матросы, на небольшой высоте образовали круг над траншеей и вслед за головным самолетом начали пикировать.
Сухиашвили отдал команду: «Наблюдатели на местах, остальным – огонь по самолетам!» Дружный огонь автоматов, карабинов, ручных пулеметов сделал свое дело: один из «юнкерсов» задымил, это нарушило их строй, бомбардировка не причинила большого вреда укрытиям. Гораздо хуже пришлось при следующем налете более многочисленной группы двухмоторных Ю-88, державшихся на большей высоте. Самолеты сбрасывали крупные бомбы; две из них попали в траншею, несколько бомб разорвались возле нее, что вызвало немалые потери среди моряков.
С первыми залпами своей артиллерии пехота противника из глубины стала выдвигаться на исходный рубеж для атаки. По всему чувствовалось, что он решил без танков овладеть последней позицией бригады, считая, что после такой массированной бомбежки и артиллерийской обработки от траншеи мало что осталось. Подпустив первую цепь врага на дальность броска ручной гранаты, моряки огнем в упор полностью уничтожили ее. Вторая цепь была отсечена и прижата к земле огнем пулеметов, а третья – накрыта артиллерийским залпом. Атака была отражена.
Противник повторил огневой налет и бросил в бой танки. Но строй их вскоре был нарушен. Часть машин подорвалась на минах, другим преградой стали глубокие воронки от бомб – их приходилось обходить и подставлять борта под снаряды наших орудий. Из шести продолжавших движение танков два были подбиты, четыре, сумевших прорваться к траншее, уничтожены гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Расчет противника на танки тоже не оправдался. Ни одному из них прорваться удалось. Вражеские автоматчики, добравшиеся на броне танков до позиции моряков, были также все уничтожены.
По позиции бригады вновь, один за другим нанесла два удара авиация. Почти сразу же после налета к траншее двинулись до десятка вражеских танков; часть из них вела огонь с коротких остановок из пушек и пулеметов, другая – без задержек рвалась к траншее, намереваясь проутюжить уцелевшие участки укрытий. А на горизонте показался второй эшелон танков с десантом, явно торопившийся довершить разгром бригады.
Не обнаруженные противником минные заграждения, меткая стрельба артиллеристов и расчетов противотанковых ружей, умелые действия истребителей танков, подготовленных бригадным инженером Рощиным, – все это в какой-то мере ослабило силу удара врага. Лишь три танка из первых десяти достигли траншеи, остальные были подбиты. Зато эти три машины начали утюжить позицию моряков, поддерживая друг друга огнем пулеметов. Пытаясь подбить их, погибло несколько саперов, посланных Рощиным. После этого он лично вступил в противоборство с вражеской машиной и уничтожил ее двумя бутылками с зажигательной смесью.
Ожесточенный ближний бой продолжался уже около часа, противник под прикрытием танков в нескольких местах ворвался в траншею. Очаг обороны в центре боевого порядка, возглавляемый командиром бригады капитаном 1 ранга Сухиашвили, был блокирован справа и слева пехотой врага. Несмотря на то что он находился всего в 30–40 метрах, комбриг продолжал руководить боем, а бригадный инженер Рощин лично уничтожил еще один танк. Немецкие пехотинцы, забросав траншею, занимаемую группой Сухиашвили, гранатами, ворвались в нее, но были уничтожены в ожесточенной рукопашной схватке.
Еще два дня подразделения бригады удерживали свои разобщенные позиции, пока командир 2-го гвардейского стрелкового корпуса генерал Лизюков не получил возможность отвести моряков во второй эшелон. К этому времени в бригаде оставалось в строю немногим более десятой части ее боевого состава. Первый и третий батальоны фактически сохранили только свои знамена и номера и имели по два-три десятка бойцов, во втором батальоне набиралось две неполные роты[288].
И все же после пяти дней боев противнику удалось прорваться к своей холмской группировке. 105-дневная эпопея борьбы за окруженный Холм завершилась. К тому времени в городе оставалось 2700 человек, из них 1500 раненых