Вот что сказала Айола, и Руди обнял ее и поцеловал в мокрую морду, а потом он взял на руки кота, но тот ускользнул от него.
– Ты стал сильнее меня, не хочу тебя поцарапать! Лазай себе спокойно по горам, я ведь научил тебя карабкаться вверх. Никогда не бойся, что упадешь, и все будет в порядке!
И кот убежал, потому что не хотел, чтобы Руди увидел печаль в его глазах.
На середину комнаты выбежали куры, одна из них была без хвоста, однажды путник, который хотел стать охотником, случайно отстрелил ей хвост, приняв ее за дикую птицу.
– Руди собрался на ту сторону гор, – сказала одна курица.
– Вечно он спешит, – сказала другая. – А я ненавижу проводы.
И обе поковыляли из комнаты.
С козами Руди тоже попрощался, и они в ответ заблеяли:
– И мы! И мы! Ме-е…
И все это было очень грустно.
Жили в тех краях два надежных проводника, которым как раз надо было попасть на другую сторону гор, через перевал Гемми. С ними Руди и отправился, пешком. Это было нелегкое путешествие для такого маленького мальчика, но сил у него было достаточно, да и мужества было не занимать.
Ласточки некоторое время летели за ними, повторяя: «Мы и вы! Вы и мы!» Дорога шла вдоль бурной реки Лючине, которая множеством мелких потоков вырывается из черного ущелья Гриндельвальдского глетчера. Переправляться через нее надо было по камням и упавшим деревьям. Добравшись до зарослей ольхи, они стали подниматься вверх по горе, поблизости от того места, где сошел ледник. И вот они вышли на глетчер, ступая на ледяные глыбы или обходя их. Иногда Руди приходилось ложиться на землю и ползти, но глаза его сияли от восторга, и ступал он своими горными башмаками с металлическими подковками так уверенно, как будто решил оставить здесь свои следы. Темный земляной нанос, оставленный на глетчере горным потоком, был похож на известняк, но голубовато-зеленоватый, прозрачный лед местами просвечивал через него. Встречавшиеся по пути озерца, внутри скопления ледяных глыб, приходилось обходить. В одном месте они наткнулись на огромный валун, пошатывающийся на краю ледяной расщелины, камень качнулся, накренился и покатился вниз, и по глубоким, пустым коридорам глетчера разнеслось эхо.
Вверх, все время вверх! Да и ледник тянулся ввысь, точно река из беспорядочно нагроможденных ледяных масс, зажатых между отвесными скалами. Руди вдруг вспомнил рассказ о том, как они с матерью лежали в одном из этих дышащих холодом колодцев, но вскоре он забыл об этом, ведь это была всего лишь одна из многочисленных историй, которые ему не раз доводилось слышать. Время от времени, когда мужчинам казалось, что парнишке трудновато карабкаться, они протягивали ему руки, но он не уставал и на льду стоял уверенно, как серна. И вот они вступили на каменистую почву, вокруг были то голые камни, то низенькие ели, а потом снова вышли на зеленое пастбище, которое всякий раз выглядит по-новому. Вокруг возвышались снежные горы, названия которых он, как и каждый ребенок в этих местах, хорошо знал: Юнгфрау, Мёнх и Айгер.
Прежде Руди никогда не бывал так высоко в горах, никогда ему не случалось ступать по безбрежному снежному морю, застывшему неподвижными волнами, с которых ветер сдувал пышные шапки, как пену с волн. Ледники шли друг за другом, если можно так сказать, рука об руку, каждый из них – словно стеклянный дворец для Ледяной девы, которая, имея власть, хочет лишь одного: поймать человека и погубить его. Солнце припекало, снег был ослепительно-белым и как будто усыпанным сверкающими бриллиантами. Бесчисленные насекомые, в основном бабочки и пчелы, недвижимо лежали повсюду, они осмелились подняться слишком высоко, или же ветер унес их сюда, пока они не испустили дух в этом холоде. Над Веттерхорном висела, будто тщательно расчесанный клок шерсти, черная грозовая туча. Она опускалась все ниже, вздувшись от фёна, который вот-вот разразится с неистовой и мощной силой. Все это путешествие, ночевка в горах, дальнейший путь, глубокие горные расщелины, где вода с незапамятных времен подтачивала каменные глыбы, навсегда остались для Руди неизгладимым воспоминанием.
Заброшенное каменное строение по ту сторону снежного моря дало путникам пристанище на ночь. В домике нашлись уголь и еловые ветви, вскоре запылал очаг, для ночевки из подручных средств были устроены постели, мужчины уселись у огня, закурили трубки, прихлебывая приготовленный в очаге горячий пряный напиток. Руди тоже налили стаканчик, и пошли разговоры о загадочных альпийских существах, о таинственных гигантских змеях, прячущихся в глубоких озерах, о людях ночи – призрачной армии, которая переносит спящего в чудесный город Венецию, стоящий на воде, о диком пастухе, пасущем своих черных овец в горах, и если вы не видели их, то слышали звон их колокольчиков, слышали внушающий ужас рев отары. Руди слушал с интересом, но без всякого страха, страх ему был незнаком, и посреди всех рассказов ему показалось, что он слышит далекий призрачный гул, да, так оно и было, он становился все более и более отчетливым. Проводники тоже его услышали, замолчали, прислушались и сказали Руди, чтобы он пока не ложился спать.
Это задул фён, сильный штормовой ветер, который обрушивается с гор в долину и ломает деревья, точно тростник, переносит бревенчатые дома с одного берега реки на другой с той легкостью, с которой мы передвигаем фигуры на шахматной доске.
Прошел час, иРуди сказали, что опасность позади и теперь он может спать, и, уставший от долгого пути, он заснул, как ему и велели.
Рано утром они отправились в путь. Солнце в тот день осветило для Руди новые горы, новые ледники и снежные поля. Путники пересекли границу кантона Вале и оказались по другую сторону того горного хребта, который хорошо виден изГриндельвальда, но донового дома было все еще далеко. Перед Руди открывались новые горные ущелья, новые пастбища, леса и горные тропы, он увидел другие дома и других людей, но что это были за люди? Уроды, безобразные, толстые, с бело-желтыми лицами, на шее у них висели отвратительные мясистые складки, это были кретины[8], они с трудом передвигали ноги и осоловело таращились на пришедших незнакомцев, женщины выглядели ужаснее всего. Неужели такие же люди ждут его в новом доме?
В доме дяди люди, слава богу, выглядели так, как Руди было привычно, там был только один кретин, бедный придурковатый парень, одно из тех несчастных и одиноких существ, которые, по обычаям кантона Вале, живут по очереди в разных семьях и раз в несколько месяцев переходят из дома в дом. Бедняга Саперли как раз жил в доме дяди, когда появился Руди.
Дядя оказался еще крепким охотником, а кроме того, он владел ремеслом бондаря, жена его, маленькая, подвижная женщина, чем-то походила на птицу, у нее были орлиные глаза и длинная, покрытая пушком шея.
Все здесь было внове для Руди, и одежда, и обычаи, и даже язык, но язык-то дети быстро схватывают, и Руди скоро заговорил на нем. Дом здесь по сравнению с домом дедушки выглядел более богато. Он был просторнее, на стенах висели рога серн и начищенные до блеска ружья, а над дверью висело изображение Божьей Матери, перед которым стояли альпийские розы и горела лампада.
Дядя считался в этих местах самым знаменитым охотником за сернами и к тому же самым опытным и знающим проводником. Руди вскоре сделался всеобщим баловнем, правда, в доме уже жил один любимец – старая, слепая и глухая охотничья собака, от которой уже не было никакого прока, но которая в прошлом верно служила хозяину. В семье помнили ее прежние заслуги, и потому теперь она была членом семьи, которому положено жить в заботе и любви. Руди первым делом погладил собаку, но она не спешила подружиться с чужаком, каким пока что был для нее Руди. Впрочем, вскоре мальчик завоевал сердца всех обитателей дома.
–Здесь, в кантоне Вале, не так-то уж плохо, – говорил дядя. – У нас водятся серны, они не вымирают так быстро, как горные козлы. Здесь живется гораздо лучше, чем в прежние времена. Как бы прошлое ни расхваливали, сейчас совсем другое дело, у нас тут как будто дыру в мешке пробили, как будто в нашу закрытую долину пустили воздух. Когда прощаешься с прошлым, всегда ему на смену приходит что-то лучшее!
А если дядюшка становился особенно словоохотливым, то заводил разговор о своем детстве, о своем отце в молодые годы и о тех временах, когда Вале был, как он говорил, «завязанным мешком», где проживало слишком много больных, несчастных кретинов.
– Но вот пришли французские солдаты, они были настоящими врачами, они сразу же убили болезнь, да и людей заодно. Вот уж что-что, а драться они умели, да и женщины их тоже не отставали!
При этом дядюшка кивнул в сторону своей жены-француженки и рассмеялся:
– Французы так ударяли по камням, что они расступались! Они пробили в скалах дорогу через Симплонский перевал, пробили так, что теперь я могу сказать трехлетнему ребенку: «Иди в Италию! Только держись дороги». И ребенок дойдет до Италии, если не сойдет с дороги!
А потом дядюшка затягивал французскую песню и кричал «ура» Наполеону Бонапарту.
Вот тогда Руди впервые услышал о Франции и о Лионе, большом городе на берегу Роны, где дяде довелось побывать.
Пройдет совсем немного лет, и Руди станет искусным охотником, все задатки у него для этого есть, говорил дядя. И он учил его держать ружье, целиться и стрелять, он брал его с собой на охоту в горы, давал ему пить горячую кровь серн, чтобы у него никогда не кружилась голова, он научил его, в зависимости от того, как светит солнце, предугадывать, с какой стороны горы сойдет лавина и когда – днем или вечером. Он учил его следить за сернами и перенимать их прыжки, чтобы, приземляясь на ноги, не терять равновесия, а ежели попадешь на край расщелины и не окажется опоры для ног, то надо опираться на локти, пускать в дело каждый мускул в бедрах и икрах, и даже шейные позвонки могут пригодиться. Серны умны, они выставляют стражу, но охотник должен быть еще умнее и заходить с подветренной стороны. И дядя умел обманывать серн: вешал свой плащ и шляпу на альпеншток, и серна принимала чучело за человека. Такую шутку дядя однажды показал Руди, когда они вместе были на охоте.