В.А. Рубанов. В1992 г. в таком же статусе выступил В.В. Бакатин.
В противовес традиционно-официозному подходу авторы, выступавшие с ревизионистских позиций, во-первых, игнорировали вопросы правовой основы деятельности органов КГБ СССР. А без этого анализ правоприменительной деятельности органов госбезопасности обращается в нонсенс.
Во-вторых, весьма своевольно осуществлялась экстраполяция на деятельность КГБ практики деятельности органов НКВД — МГБ СССР в 30—50-е годы.
В-третьих, вопреки фактам, КГБ СССР из центрального звена системы обеспечения безопасности советского общества и государства трансформировался ими в основной элемент карательного механизма Советского Союза.
На наш взгляд, крайне важная проблематика XX съезда КПСС и реализации его решений в деятельности органов КГБ вообще осталась за пределами этого направления исследований.
В-четвертых, это гипертрофирование роли «инакомыслия и борьбы с ним» в деятельности КГБ. (В частности, эту позицию пытался аргументировать в своих мемуарах и В.Е. Семичастный.) [6]
Также в русле этого подхода значительное внимание уделялось вопросам «технологии» агентурно-оперативных методов работы органов госбезопасности, традиционно считающихся закрытыми для публичного обсуждения в печати.
Интересовали авторов также закрытые вопросы бюджета и штатов КГБ, количества агентов (официально эти сведения за рубежом огласке также не подлежат!).
Частично ответы на эти вопросы были даны позднее, «вследствие изменения обстоятельств», говоря юридическим языком.
Например, в опубликованном отчете о деятельности КГБ при СМ СССР за 1968 г., из которого следует, что агентурный аппарат насчитывал около 260 тысяч негласных сотрудников КГБ, а всего по различным делам оперативного учета проходили 10 008 человек [7]. Со ссылкой на отчеты 5-го управления КГБ Е.М. Альбац позднее называет цифру дел оперативного учета Управления «3» («Защиты советского конституционного строя») в 1991 году: — 2500 дел [8].
Численность сотрудников КГБ в 1991 г. составляла около 480 тысяч человек [9]. Называя эту цифру, В.В. Бакатин уточнял, что 220 тысяч из них были военнослужащими пограничных войск КГБ.
По данным Бакатина, 180 тысяч сотрудников КГБ являлись офицерами, 90 тысяч сотрудников работали в КГБ союзных республик СССР.
Для сравнения Альбац называла цифру сотрудников ФБР США — 21 тысяча сотрудников. Следует только уточнить: в штаб-квартире ведомства в Вашингтоне, не считая сотрудников еще более 400 отделений ФБР по стране...
Альбац называла также цифру бюджета КГБ в 1991 г. — 4,9 млрд рублей в марте, 6,5 млрд рублей в октябре. Для сравнения она также указывала бюджет разведсообщества США — 32 млрд долларов, бюджет ФБР — 1 млрд долларов (там же.
С. 49).
По последним данным Комитета по разведке конгресса США (октябрь 2006 г.), на разведывательную деятельность этой страны тратилось 44 миллиарда долларов в год. Бюджет ЦРУ — 5 млрд долларов, АНБ — 6—8 млрд, Национального управления космической разведки — 7 млрд, военной разведки — 1 млрд.
По данным исследовательского центра American Empire Project, бюджеты и численность личного состава большинства из 16 федеральных ведомств, входящих в разведывательное сообщество США, засекречены (Независимое военное обозрение. М.,
36 (494), 6 октября 2006 г.).
«Ревизионистское» направление освещения истории советских органов госбезопасности в начале 90-х годов подпитывалось достаточно жесткими оценками их деятельности со стороны руководства страны.
Наиболее ярко «ревизионистское» направление было представлено в выступлениях на международных конференциях «КГБ: вчера, сегодня, завтра» 1991—1994 годов, организовывавшихся фондом «Гласность» С.И. Григорьянца.
Определенным противовесом им явилась проведенная в апреле 1994 г. межведомственная научно-практическая конференция «Спецслужбы России: история и современность», материалы которой были опубликованы в первом издании «Белой книги российских спецслужб» (М., 1995).
В последующие 1994—1997 годы на основе «ревизионистского» подхода и в русле его исходных идейно-теоретических и концептуальных установок стало складываться «неотрадиционалист-ское» течение, не утруждавшее себя проверкой и анализом фактов, а довольствующееся их вольным пересказом и весьма свободными комментариями и интерпретациями (Д.А. Волкого-нов, Л.М. Млечин, С. Н. Семанов, И.А. Минутко и другие).
В целом это направление можно охарактеризовать как категорический, принципиальный разрыв с советской историографической традицией, без глубокого ее анализа, без элементарного учета, оценки доступных и впервые вводимых в научный оборот документов и фактов, что не может не снижать существенным образом достоверность, обоснованность и аргументированность работ его представителей, придает им политико-публицистический пафос («Мы знаем...» или, как разновидность подобного рода суждений, — «Мы уже знаем...»).
Однако подобная категоричность суждений и утверждений далеко не всегда является оправданной.
Думается, определенный «удар» этому направлению историографии отечественных спецслужб нанес не только указ президента России от 19 декабря 1995 г. об учреждении праздника — Дня работников органов безопасности Российской Федерации, но и радиообращение президента Б.Н. Ельцина к нации 19 декабря 1997 г. по случаю 80-летия образования ВЧК.
В нем, в частности, было подчеркнуто:
«Каким было государство — такими были и его службы безопасности. Оглядываясь назад, я вижу — в разоблачении преступлений органов государственной безопасности мы чуть было не перегнули палку. Ведь в их истории были не только черные периоды, но и славные страницы, которыми действительно можно гордиться» [10].
3 сентября 2004 г. тридцатилетний журналист А.Е. Хинштейн в «Московском комсомольце» написал: «Мы сами довели свои спецслужбы до ручки... Ходили на митинги и шествия, трясли плакатами «Долой КГБ!», требуя суда над всеми, кто служил в органах... Что посеяли, то и пожали. Хотели избавиться от КГБ? Избавились.
Надо иметь мужество признать: мы сами, собственными руками уничтожили и развалили спецслужбы — некогда лучшие в мире.
...А потом на их ведомство — а что такое ведомство? — в первую очередь люди! — начали спускать всех собак, будто это они, контрразведчики 70—80-х, были виновными в преступлениях сталинского режима!»
Параллельно в 1993-1995 годах начинает складываться «синтезирующий», интегрирующий подход к исследованию и рассмотрению проблем истории советских органов госбезопасности, не игнорирующий ни первого, ни второго из ранее названных подходов.
Для него, в частности, характерно расширение и углубление проблематики исследований, введение в научный оборот новых фактов, концепций, персоналий и т.д.
Определенное внимание в русле этого направления исследований уделялось вопросам правового регулирования деятельности КГБ, в том числе и его недостатков, противоречий, практики правоприменения.
При этом внимание обращалось как на реализацию в практике деятельности органов госбезопасности решений XX съезда КПСС, так и на создание гарантий от произвола и волюнтаризма, противоправных действий.
Первыми работами такого рода явились мемуары руководителей и сотрудников КГБ — Л.В. Шебаршина, Ю.И. Дроздова,
Н.С. Леонова, Ф.Д. Бобкова [11].
Эти работы уже опирались как на рассекречиваемые архивные документы КПСС, Генеральной прокуратуры, КГБ, материалы комиссий по расследованию событий 19—22 августа 1991 г., так и на работы зарубежных исследователей истории XX века и истории спецслужб, в частности.
Как представляется, в дальнейшем исследователям предстоит проанализировать работы по всем трем выделенным историографическим направлениям.
В то же время, на наш взгляд, следует подчеркнуть то чрезвычайно актуальное и важное обстоятельство, что тайное противоборство спецслужб двух противоположных социально-политических систем государств, двух специфических социальных субъектов, чья деятельность имела и по-прежнему сохраняет в значительной своей части тайный, конспиративный, конфликтный, а подчас — и откровенно дезинформационный характер.
В этой связи для выработки объективных и обоснованных выводов представляется необходимым учитывать также данные о деятельности иностранных специальных служб, об особенностях международной обстановки в конкретные периоды времени, о стратегических и тактических установках государственно-политического руководства иностранных государств.
По нашему мнению, это диалектическое единство и требование далеко не в полной мере учитывается авторами, представлявшими как первый, традиционалистский, так и второй — ревизионистский, а также «неотрадиционалистский» подходы.
В значительно большей мере данные обстоятельства учитывают авторы, пишущие в рамках третьего выделенного нами, «синтезирующего», интеграционного подхода к исследованию деятельности КГБ.
Следует также назвать и указать специфику еще одной, в целом весьма многочисленной группы источников по истории советских органов госбезопасности, работ зарубежных авторов — от бывших сотрудников спецслужб западных государств и перебежчиков из органов КГБ СССР и органов безопасности других социалистических государств до маститых академических исследователей, публицистов.
При всей безусловной ценности и информационной насыщенности, правда, в разной степени, этих работ, мы же коснемся только зарубежных изданий, переведенных на русский язык и распространяемых в нашей стране.
Авторами этого рода работ являются как малоизвестные «эксперты», так и признанные историки, весьма информированные журналисты, а также банальные «перевертыши»-предатели и перебежчики.
В целом особенности анализа подобного рода источников хорошо известны и должны включать в обязательном порядке учет времени и обстоятельств их создания и опубликования, анализ в контексте геополитического соперничества двух мировых систем, учитывать как ограниченность документальной базы, особенно в отношении деятельности контрразведывательных подразделений КГБ СССР, его технических и аналитических служб, так и «социальный заказ» или идейно-нравственную установку их авторов. При анализе и использовании такого рода источников, на наш взгляд, следует иметь также в виду наличие за рубежом жестких правил обращения и рассекречивания архивных документов. (Так, факт вербовки Р. Валленберга американскими спецслужбами в июле 1944 г. был официально признан ЦРУ только в 1993 году, факт причастности британских подданных к убийству Г. Распутина — в 2004 г., а факт гибели Глена Миллера от британского «дружественного огня» в декабре 1944 г. — в начале 2005 г.).