Летом 1975 года группа работников КГБ провела у меня на квартире второй в моей жизни обыск (и третий, если считать обыск, проведенный в 1938 году перед арестом моего отца, когда тщательно обыскивалась и наша с Жоресом комната). В это время я готовил к изданию книгу о Шолохове — «Загадки творческой биографии Михаила Шолохова». Между тем в стране шла подготовка к 70-летию со дня рождения писателя, и власти болезненно реагировали на всякого рода сомнения в авторстве «Тихого Дона». На этот раз я решительно воспротивился изъятию у себя материалов, книг и рукописей, которые ни по каким критериям нельзя было оценивать как «антисоветские». Моя большая библиотека и обширный архив были внимательно просмотрены, но часть своих бумаг даже без описи под честное слово майора КГБ, проводившего обыск, я разрешил взять на одну неделю с обязательным возвратом. Я получил обратно эти бумаги только весной 1990 года.
Вторая половина 70-х годов и начало 80-х прошли для меня и Жореса относительно спокойно. Конечно, меня вызывали несколько раз на допрос в Лефортово по разным делам, у меня были трудности в связи с участием в международных книжных ярмарках, которые начали проводиться в Москве с 1977 года. Я был подвергнут однажды обыску в милиции на предмет обнаружения валюты, которой у меня не нашли. С целью давления на меня моей жене не позволили получить ордер на кооперативную квартиру, которая уже была оплачена, а моему сыну чинили препятствия при поступлении в институт. У жены Жореса возникли трудности при поездках в СССР, где остался их старший сын со своими проблемами. Участие КГБ в создании этих проблем было очевидно и чаще всего не скрывалось. Об одном из таких случаев пишет и первый заместитель Андропова Ф. Д. Бобков в своей книге. Наша беседа состоялась в кабинете начальника московского ОВИРа. Я понимал, что мой собеседник работает в КГБ, но он не представился, и только теперь я узнал, что эта встреча состоялась по инициативе Андропова и о ее результатах Бобков проинформировал своего шефа[138]. К сожалению, излагая нашу давнюю беседу сегодня, Ф. Бобков не всегда точен: мы говорили не о журнале «Политический дневник», а о журнале «Двадцатый век», который я начал издавать на Западе без псевдонимов. В КГБ сочли это недопустимым, и давление на меня и на Жореса, помогавшего в издании, усилилось. Уже подготовленный № 3 журнала «Двадцатый век» пришлось отложить до лучших времен. Однако все другие проекты были нами сохранены. Жорес издал на Западе книги по истории советской науки и советского сельского хозяйства, а также большое и тщательное исследование атомной катастрофы под Челябинском, которая произошла еще в 1957 году и о которой ни в Советском Союзе, ни на Западе ничего фактически не было известно. У меня вышли на Западе политическая биография Н. С. Хрущева и книга «Они окружали Сталина», а также теоретическое исследование «Ленинизм и западный социализм». Мое положение осложнилось, однако, в конце 1982-го и в начале 1983 г., когда Председателем КГБ стал В. Федорчук, а затем В. Чебриков.
В январе 1983 года меня вызвали повесткой в Прокуратуру СССР, где заместитель Генерального прокурора СССР О. В. Сорока вручил мне письменное предписание прекратить «антисоветскую деятельность», которая выражалась якобы в составлении и публикации «пасквилей, дискредитирующих политическую и общественную систему Советского Союза». Я пытался возражать, но, как оказалось, О. Сорока не был знаком ни с одной из моих книг. Разумеется, я отверг предписание и отказался подписать предложенный мне документ. В тот же день я собрал у себя на квартире пресс-конференцию и сделал соответствующее заявление. Мне казалось, что меня оставили в покое, во всяком случае такой большой опасности, как в 1971 году, я не чувствовал. Только несколько лет назад из публикации в газете «Известия» я узнал, что именно в 1983 году в КГБ снова возник проект о моей ссылке или высылке за границу. Секретное письмо от 8 апреля 1983 года за № 740-4 гласило:
«В ЦК КПСС. О мерах по пресечению антисоветской деятельности Медведева.
Комитет государственной безопасности СССР ранее докладывал (№ 38-А от 8 января 1977 года) об антисоветской деятельности Медведева Р. А., 1925 года рождения, в 1969 году исключенного из КПСС «за убеждения и деятельность, несовместимые со званием члена КПСС», кандидата педагогических наук, неработающего.
Поступающие данные свидетельствуют о том, что Медведев, будучи убежденным противником советского государственного и общественного строя, в последние годы активизировал свою враждебную деятельность, систематически изготавливает и публикует на Западе сочинения, которые постоянно используются во враждебных Советскому Союзу целях. Им подготовлено и издано за рубежом более 10 пасквилей, содержащих, в частности, утверждения о якобы идеологическом перерождении КПСС и Советского государства, необходимости создания в нашей стране плюралистической системы и внутрипартийной оппозиции в партии. В его публикациях фальсифицируется история Коммунистической партии Советского Союза, практика развитого социализма. Они используются антиобщественными элементами в обработке политически неустойчивых лиц и подталкивании отдельных из них на преступный путь.
Понимая, что его деятельность грубо нарушает установленные в стране законы и чревата уголовным преследованием, Медведев пытается прикрыть ее сотрудничеством с издательствами некоторых западноевропейских компартий, занимающих «особые» позиции по ряду актуальных вопросов международного коммунистического и рабочего движения. Отдельные материалы Медведева изданы в Италии, Испании, Франции, Англии, где он рекламируется в качестве «известного историка», «объективно и непредвзято» вскрывающего и критикующего ошибки и недостатки социалистической системы.
В целях налаживания постоянным и устойчивых нелегальных каналов передачи за границу клеветнических сочинений Медведев установил и поддерживает контакты со многими корреспондентами и дипломатами капиталистических стран в Москве. Через них он снабжает западные средства массовой пропаганды инсинуациями о внутриполитических событиях в стране, распространяет антисоветские домыслы и предвзятые оценки о позиции СССР по различным международным проблемам, отношениях СССР с социалистическими и развивающимися странами, коммунистическими и рабочими партиями.
Комитетом госбезопасности, органами Прокуратуры СССР Медведев неоднократно предупреждался о недопустимости противоправного поведения. В очередной раз это было сделано 18 января с. г. Однако Медведев демонстративно отклонил предъявленные ему претензии и в тот же день собрал у себя на квартире иностранных журналистов, ознакомив их с заявлением, содержащим резкие клеветнические выпады по отношению к советской действительности.
С учетом изложенного Комитет государственной безопасности и Прокуратура СССР считают необходимым пресечь преступную деятельность Медведева путем привлечения его к уголовной ответственности, для чего имеются достаточные основания. Мерой пресечения будет избрана подписка о невыезде из г. Москвы.
Юрий Андропов с бабушкой и сестрой. 1926 г.
Не исключено, что принятые меры вызовут выступления отдельных государственных и общественных деятелей Запада в защиту Медведева. В том случае, если кто-либо из представителей государственных органов зарубежных стран выскажет просьбу о разрешении Медведеву выехать на постоянное жительство за границу, удовлетворить эту просьбу и выдворить его за пределы Советского Союза. Если же этого не произойдет, Медведева можно было бы осудить к ссылке.
С МИД СССР согласовано.
Просим согласия.
В. Чебриков., Л. Рекунков».[139]
Согласие в данном случае требовалось от Ю. Андропова, который после смерти Брежнева был избран на пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Такого согласия Прокуратура СССР и КГБ не получили. Однако сразу же после смерти Андропова в феврале 1984 года на лестничной площадке возле моей квартиры в районе Речного вокзала был установлен круглосуточный пост милиции. Три человека днем и ночью дежурили у моих дверей, не пропуская ко мне никого, кроме родственников. Здесь же был установлен радиотелефон, внизу дежурила милицейская «Волга» с мигалкой. При моих поездках в город за мной велось почти открытое наблюдение: на улице, в метро, в общественном транспорте. Несколько недель такое же наблюдение велось и за моей женой, но затем оно было прекращено. Это была нелепая и дорогостоящая акция, в которой при круглосуточном и плотном наблюдении было занято не менее 30 человек. Для нужд охраны была освобождена одна из квартир на первом этаже моего подъезда. Как рассказали мне работники почты, группа людей постоянно дежурила в доме напротив в одной из квартир. В их распоряжении также была машина — незаметный белый «Жигуленок» с мощным мотором. Эта машина следовала за мной, если я куда-либо ездил на такси. Речь шла, как я полагаю, о психологическом давлении, поскольку для таких целей, как выяснение связей или мест хранения документов и рукописей, открытое и явное наблюдение не годится. Конечно, мне пришлось сократить многие контакты, хотя с журналистами я мог встречаться в их офисах. Мои соседи по дому были очень довольны, так как во всем квартале перестали появляться разного рода сомнительные личности и прекратились правонарушения. Вся эта группа наблюдения исчезла только в мае 1985 года, когда начали появляться первые признаки «перестройки». Мои соседи были огорчены.
Главные заботы Ю. Андропова и КГБ
Борьба против «идеологических диверсий», как я уже писал выше, составляла важную, но отнюдь не главную заботу КГБ и Андропова. Основная часть деятельности и расходов КГБ была связана с другими направлениями работы этого ведомства, что ясно видно и из многих мемуаров бывших руководителей КГБ и некоторых специальных исследований, вышедших в свет в 90-е годы как в новой России, так и на Западе. Конечно, мы и сегодня знаем далеко не все о работе Андропова и КГБ, а многое, возможно, мы уже никогда не узнаем. И тем не менее очень большое число документов, решений, событий, которые были скрыты ранее грифами «совершенно секретно», «конфиденциально», «в одном экземпляре», «особой важности» и др., стали сегодня достоянием гласности. Мне приходилось поэтому при подготовке данной книги не только собирать, но и отбирать информацию об Андропове как Председателе КГБ, оставляя лишь наиболее важные и характерные эпизоды и наиболее содержательные оценки.
Разведка и контрразведка
Мы знаем из воспоминаний В. Крючкова, Л. Шебаршина, Н. Леонова и других бывших генералов КГБ, что Юрий Андропов уделял много внимания всем видам внешней разведки, контрразведки, разработке новых форм и методов научно-технического шпионажа, использованию спутников и т. п., хотя он не являлся в этих областях профессионалом. «В разведке его ценили, — писал бывший начальник ПГУ Леонид Шебаршин, — и он высоко ценил разведку. Ю. В. обладал даром располагать к себе людей своей безыскусной, абсолютно естественной манерой общения. Коллега разговаривал с коллегой. Его интерес к мнению собеседника был искренним, вопросы задавались по делу, по тем проблемам, которые именно в тот момент требовали выяснения. Андропов допускал возражения, не прочь был поспорить и охотно шутил»[140]. «Андропов не был недосягаемым, — писал бывший начальник нелегальной разведки КГБ Юрий Дроздов. — Он жил проблемами нелегальной разведки, думал вместе с нами о путях ее развития. Многое, о чем он говорил, мы постарались претворить в жизнь. Он знал, сколь сложно и опасно ремесло разведки. В беседах он вовлекал в разговор всех участников встречи, журил отмалчивающихся, разрешал спорить и не соглашаться с ним. Андропов внимательно следил за ходом нелегальных операций, некоторые знал в деталях. Иногда ему не терпелось узнать что-то новое, но он останавливал себя, подчиняя свои желания условиям связи и строжайшей конспирации»[141].
Не вникая в технические детали разведки, Андропов много внимания уделял вопросам воспитания и этики разведчиков, их поведению в острых ситуациях и особенно в случае захвата противной стороной, отношениям между рядовыми разведчиками и их начальством, созданию атмосферы доверия. Благодаря Андропову начала создаваться новая, более эффективная система разведывательных операций. «С приходом на пост председателя КГБ Ю. В. Андропова, — писал бывший начальник информационно-аналитического управления внешней разведки Николай Леонов, — медленно, но неуклонно работа разведки становилась более интеллектуальной, более осмысленной. Образно говоря, на место прежних поисков только самородков золота приходила технология горно-обогатительных фабрик, которые готовили концентраты высокой чистоты… Приход Андропова в КГБ приоткрыл дверь для свежего воздуха. Действия всех звеньев КГБ — а разведка была одним из них — из сплошных профессионально-технических манипуляций по выполнению указаний сверху превращались в осмысленную систему. Приходило понимание смысла и направленности всей работы. Вспоминалось старое правило русского полководца А. Суворова: «Каждый солдат должен понимать свой маневр»[142].
В начале 70-х годов управления внешней разведки переехали в большой новый комплекс зданий в лесопарковой зоне в Ясенево близ Москвы. Здесь могли свободно разместиться все службы разведки, спортивные и медицинские центры. Имелись в Ясенево залы для конференций и кино, помещения для музея разведки с обширными экспозициями. Рядом с кабинетом начальника ПГУ Андропов разместил и свой кабинет, в котором он проводил теперь один или два дня в неделю.
Интересы Советского Союза в 60—70-е годы имели глобальный характер, и советская разведка проводила сотни и тысячи разнообразных операций на всех континентах — от Чили, Мексики, Перу и Никарагуа в Южной и Центральной Америке до Вьетнама, Индии и Пакистана в Южной и Юго-Восточной Азии. Предметом особого интереса для разведки были Иран и Ирак, Турция и Израиль, все страны Ближнего Востока и Западной Европы, Китай и Япония. Однако главной осью холодной войны было противостояние СССР и США, и поэтому главным противником для ПГУ было ЦРУ. Эта борьба изобиловала множеством эпизодов, которые стали сегодня достоянием гласности. Так, например, еще в 1969 году советское руководство, по предложению Андропова, приняло решение об установке в намеченном к строительству новом комплексе зданий посольства США средств специальной техники для съема информации. Для осуществления этой контрразведывательной операции была разработана особая технология, приборы, различного рода уникальные приспособления, которые было крайне трудно обнаружить. С 1976 по 1982 год в ходе строительства посольских зданий оперативно-техническое управление КГБ оснащало эти здания специальной подслушивающей аппаратурой. Американцы все же обнаружили в 1982 году некоторые элементы этой системы и остановили строительство новых зданий посольства. Советская сторона быстро изъяла кабели для соединения внедренных элементов с аппаратурой регистрации и в течение многих лет полностью отрицала наличие подслушивающей аппаратуры в посольстве США. Только осенью 1991 года Вадим Бакатин, находившийся в течение нескольких месяцев на посту Председателя КГБ, рассекретил систему прослушивания американского посольства и приказал передать американской стороне исчерпывающие сведения об элементах и местах расположения спецтехники в здании посольства Эта акция, по свидетельству В. Бакатина, была согласована с Президентом СССР М. Горбачевым и с Президентом РСФСР Б. Ельциным, а также министрами иностранных дел СССР и РСФСР Б. Панкиным и А. Козыревым[143]. Вадим Бакатин сам признает, что принятое им решение являлось не только «нетрадиционным», но и «беспрецедентным в мировой практике». Оно вызвало острую полемику в печати, рассмотрение которой не входит в мою задачу. Вероятно, подобного рода действия в области разведки и контрразведки возможны, но только на основе взаимности, которой в данном случае не было. В своей книге Бакатин пытается оправдать свою инициативу стремлением отказаться от лжи и обмана в политике. Однако область разведки и контрразведки, шпионажа и контршпионажа является слишком специфической, чтобы строить ее на столь простых принципах. Системы прослушивания возникли еще в античные времена, и поговорка «И у стен есть уши» появилась еще в древнем Риме. Непонятна и поспешность, с которой Бакатин осуществил свою «нетрадиционную» инициативу. Передача американской стороне секретной документации КГБ состоялась 5 декабря 1991 года, т. е. всего за несколько дней до Беловежских соглашений. О какой новой политике в отношениях между Советским Союзом и США могла идти речь в декабре 1991 года? И почему речь шла в данном случае только о США? Различного рода устройства «для съема информации» устанавливались и в посольствах других стран НАТО. В 1977 году я был приглашен на семейный обед к послу ФРГ в СССР. Он рассказал мне, что в резиденции посла немецкие спецслужбы в разное время обнаружили и убрали более 300 разного рода приборов для «съема информации». Прослушивающие устройства находили нередко и в квартирах немецких дипломатов. Но такая же точно охота за информацией велась спецслужбами западных стран в отношении советских дипломатических представительств.
Несколько книг о работе разведки и контрразведки написал и издал в 1991–1997 гг. Олег Калугин, профессиональный разведчик, занимавший в 1973–1980 годах очень высокий в КГБ пост начальника Управления внешней контрразведки. Он явно гордится результатами своей работы на этом посту В книге «Сжигая мосты» он писал: «За семь лет руководства Управлением мне удалось сколотить крепкий коллектив, способный решать любые задачи. Агентурный аппарат Управления вырос в три раза: мы располагали своими людьми почти в 50 разведывательных и контрразведывательных службах иностранных государств. Ежегодный прирост агентуры составлял несколько десятков человек, чем не могло похвастаться ни одно другое подразделение разведки. За семилетний срок предотвращено более 400 провалов работников и агентов ПГУ. Разоблачено более 200 подстав противников. Добыты многие тысячи секретных материалов, в том числе шифровальные материалы иностранных спецслужб. Только внутренняя контрразведка. КГБ ежегодно получала от нас в среднем по 3,5 тысячи информационных сообщений. Полтора миллиона инвалютных рублей, добытых агентурным путем, внесены Управлением в Госбанк СССР»[144]. Тем не менее в 1980 году генерал-майор О. Калугин был понижен в должности и удален из внешней разведки. Этому предшествовал ряд крупных провалов в разведке, связанных с именами сотрудника посольства СССР в Токио Станислава Левченко и крупного советского дипломата Аркадия Шевченко. Олег Калугин просил лично Андропова разобраться в его деле. Андропов внимательно выслушал Калугина, но после дополнительного изучения дела не изменил своего приказа о перемещении Калугина. Последний, однако, не обвиняет Андропова, но называет себя даже «учеником» Андропова.
Конечно, легко критиковать разведку и контрразведку любой страны. В любой разведке и контрразведке есть провалы, перебежчики, двойные агенты, интриги, политические пристрастия. Однако в 30-е и в 40-е и в более поздние 70-е годы советская разведка и контрразведка добивалась немалых результатов. Поэтому когда автор «демократических» «Известий» Владимир Надеин, из неприязни к В. А. Крючкову, пытается представить всю советскую разведку как «ведомство тупиц, засилье тупых интриганов, царство беззастенчивых карьеристов, гнет бездарностей над талантливыми профессионалами», с ним нельзя согласиться. «Дипломаты знали, — замечает Надеин, — что главным занятием доблестных чекистов за рубежом были пьянки, спекуляция, стукачество. Знали, но говорить боялись, поскольку малейший сигнал означал конец карьеры»[145].
Надеин ссылается на «опубликованные за рубежом книги». Но он забывает отметить, что эти книги как раз и публиковались главным образом теми «перебежчиками, предателями и перевербованными агентами», о которых и сам публицист «Известий» пишет с презрением. В серьезных исследованиях о КГБ, опубликованных на Западе, о советской разведке говорят обычно с должным уважением.
Бывший советский дипломат Аркадий Шевченко, занимавший высокий пост заместителя Генерального секретаря ООН, выдал ЦРУ и другим американским спецслужбам немало профессиональных секретов. В своей книге «Разрыв с Москвой»[146]. А. Шевченко уделил немало страниц деятельности известных ему сотрудников внешней разведки, которые работали в США под дипломатическим прикрытием: такая практика имеет место в спецслужбах всех стран. Шевченко дает этим офицерам КГБ, Борису Иванову, Николаю Кулебякину и Борису Соломатину, самые нелестные характеристики. Однако личные качества и характер деятельности советских представителей в США были достаточно хорошо известны! американским спецслужбам. Здесь очень внимательно записали все то, что мог им сообщить Аркадий Шевченко, но отказались принять на себя заботу о его дальнейшей жизни и пропитании в Америке. Жена Шевченко покончила с собой, и он жил в Штатах в полном одиночестве, постепенно спиваясь и меняя гостиницы; гонорара от книги хватало ему на оплату не слишком дорогих номеров. В одной из нью-йоркских гостиниц он и умер в 1997 году. По заключению американских врачей, смерть наступила от болезней, связанных с хроническим алкоголизмом. В Соединенных Штатах было издано много книг, посвященных самым крупным операциям и самым громким агентам советской внешней разведки. Один из наиболее успешных авторов этой серии Пит Эрли сам проработал много лет в американской разведке; он получил возможность работать над своими книгами не только в США, но и в Москве. Свою последнюю книгу «Признания шпиона» — о «советском шпионе № 1» Олдриче Эймсе, — ставшую в США бестселлером, Пит Эрли подарил и генерал-майору в отставке Борису Соломатину, в прошлом резиденту КГБ в Вашингтоне, кадровому советскому разведчику. На титульном листе автор книги написал: «Я думаю, Вы самый лучший офицер разведки, которого я когда-либо встречал. Единственно, о чем я сожалею, что Вы работали по другую сторону. Будьте здоровы и спасибо за то, что Вы человек чести»[147].
Разведчиков во многих странах называют «рыцарями плаща и кинжала». Здесь не случайны слова о плаще и кинжале, но и слово «рыцарь» здесь не случайно. Игра шла здесь по своим жестким правилам, но конец ее был для многих неожиданным. «Происходившие события, — писал бывший начальник ПГУ КГБ генерал-лейтенант в отставке Леонид Шебаршин, — наша работа, успехи и провалы не имеют никакого отношения к сегодняшней ситуации. Государство, которое когда-то потребовало себе на службу нашу энергию, ум, готовность положить жизнь в защиту его интересов, мертво. Этому государству уже ничто не может ни повредить, ни помочь. Оно бросило нас на произвол судьбы, подобно банкроту, промотавшему перед смертью родовое состояние»[148].
Сходными словами заканчивает свою книгу и Н. С. Леонов. Не думаю, что их нужно комментировать.
Спецподразделения и спецоперации КГБ
На временной основе специальные отряды и группы создавались в НКВД, МВД и ГКБ еще в 30—50-е годы для выполнения самых разных задач. Однако на постоянной основе, и прежде всего для борьбы с терроризмом, спецподразделения были созданы при Андропове и по его инициативе. Согласно легенде, на глаза Андропову как-то попался западногерманский журнал с эффектными фотографиями: группа крепких парней в камуфляже демонстрировала готовность немедленно выполнить самый трудный приказ: десантироваться в пустыне, бесшумно снять любую охрану, захватить плацдарм, нейтрализовать террористов, освободить заложников. Андропов пригласил к себе генерала Алексея Бесчастного, начальника Седьмого управления КГБ, ведавшего охраной посольств в Москве. Итогом их встречи стало решение создать в структуре Комитета госбезопасности специальное подразделение антитеррора, которое по предложению Андропова было названо группой «А». Группой «Альфа» ее стали называть позднее журналисты. Вероятно, дело было не в случайном знакомстве с немецким журналом. Антитеррористические группы уже существовали в Израиле и США, в Германии и Англии, в Бельгии и Испании. Их опыт и был использован при создании советской группы «А». По предложению Андропова начальником этой группы был назначен опытный пограничник, Герой Советского Союза майор В. Бубенин. «Альфа» была сверхсекретным подразделением; офицеры, которые служили в нем, не должны были говорить о характере своей службы даже самым близким людям. Официальным днем рождения «Альфы» считается 29 июля 1974 года. Сегодня о работе и истории «Альфы» имеется немалая литература[149]. Это специальное подразделение дважды получало приказ о штурме Белого дома в Москве — в августе 1991-го и в октябре 1993 года — и дважды отказывалось этот приказ выполнять. Среди ветеранов «Альфы» помнят об Андропове. Первый командир группы «А» В. Бубенин говорил в одном из интервью, что Андропов принимал решение о создании этой группы и о том, что ее должен возглавить опытный пограничник. «Виталий Дмитриевич, что же послужило причиной создания вашей группы?» — «Терроризм… Юрий Владимирович Андропов, будучи Председателем КГБ, не раз предупреждал руководство страны, что теракты, тергруппы — отличительная черта не только Запада. И наших граждан может коснуться. Но тогда, знаете ли, в это как-то не верилось».
Увы, Андропов оказался прав. Он сработал на опережение и успел. Когда терроризм стал реальностью — уже была «Альфа». «Вы не раз встречались с Андроповым. Какое впечатление сложилось у вас об этом человеке?» — «Безусловно, это личность. Человек глубочайших знаний, высокой культуры». — «Кому непосредственно подчинялась группа?» — «Я выполнял приказы только Председателя. Только ему подчинялся». — «Сколько человек было в первом составе группы?» — «Нас было тридцать человек»[150].
Через несколько лет после «Альфы» была создана по предложению Юрия Дроздова, поддержанному Андроповым, диверсионно-разведывательная группа «Вымпел». Первым командиром этой группы стал капитан 1-го ранга Герой Советского Союза Эвальд Козлов из морских погранчастей КГБ. Эта группа готовилась к операциям за пределами советских границ, например в Афганистане. Приказ о проведении такой операции мог отдать только лично Председатель КГБ и только письменно. Когда решение о создании «Вымпела» было принято, Ю. Андропов, по свидетельству Ю. Дроздова, вызвал его и, передавая бумаги, сказал: «Ну вот, на. Работай, создавай! И чтоб равных им не было!»[151]. По мнению Дроздова, равных «Вымпелу» действительно не было. И по степени готовности пойти на риск, по степени оперативной выдумки, разведывательной находчивости. Офицеры «Вымпела» знали несколько языков, они обязаны были самостоятельно проработать любую задачу, принять правильное решение и воплотить его в жизнь. Некоторые сотрудники «Вымпела» прошли позднее нелегальную стажировку в спецподразделениях НАТО. Это было мощное подразделение советских, а затем и российских спецслужб. «Вымпел» также получил в октябре 1993 года приказ на штурм Белого дома и не стал выполнять его. В результате Указом Президента Б. Ельцина «Вымпел» был переподчинен МВД. Это привело к распаду подразделения, перед которым ставились теперь другие задачи. Более 100 офицеров ушли в отставку, многие перешли в Главное управление охраны, в МЧС. В МВД остались только 50 человек из прежнего состава группы.
В 1980–1983 гг. в КГБ было создано еще несколько внесистемных подразделений. Что касается небольших специальных групп, способных выполнить самые различные спецоперации, то такие группы на временной основе существовали всегда, выполняя разного рода задания и на территории СССР, и на территории социалистических стран, и в других регионах. Так, например, немалое число спецопераций было проведено на Ближнем Востоке, где СССР поддерживал не только Египет и Сирию, но и Народный фронт освобождения Палестины. Из множества документов на этот счет, опубликованных в российской печати, я приведу ниже только два, на которых кроме подписи Андропова имеются визы почти всех членов Политбюро.
«Совершенно секретно. Особой важности. Особая папка.
КОМИТЕТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
при СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР 23 апреля 1974 г.
№ Ю71-А/ОВ
Товарищу Брежневу Л. И.
Комитет госбезопасности с 1968 года поддерживает деловой конспиративный контакт с членом Политбюро Народного фронта освобождения Палестины (НФОП), руководителем отдела внешних операций НФОП Вадиа Хаддадом.
На встрече с резидентом КГБ в Ливане, состоявшейся в апреле с. г., Вадиа Хаддад в доверительной беседе изложил перспективную программу диверсионно-террористической деятельности НФОП, которая в основном сводится к следующему.
Основной целью специальных акций НФОП является повышение эффективности борьбы Палестинского движения сопротивления против Израиля, сионизма и американского империализма. Исходя из этого, главными направлениями диверсионно-террористической деятельности организации являются:
— продолжение особыми средствами «нефтяной войны» арабских стран против империалистических сил, поддерживающих Израиль;
— осуществление акций против американского и израильского персонала в «третьих странах» с целью получения достоверной информации о планах и намерениях США и Израиля;
— проведение диверсионно-террористической деятельности на территории Израиля;
— организация диверсионных акций против алмазного треста, основные капиталы которого принадлежат израильским, английским, бельгийским и западногерманским компаниям.
В. Хаддад обратился к нам с просьбой оказать помощь его организации в получении некоторых видов специальных технических средств, необходимых для проведения отдельных диверсионных операций.
Сотрудничая с нами и обращаясь за помощью, В. Хаддад четко представляет себе наше отрицательное отношение в принципе к террору и не ставит перед нами вопросов, связанных с этим направлением деятельности НФОП.
Характер отношений с В. Хаддадом позволяет нам в определенной степени контролировать деятельность отдела внешних операций НФОП, оказывать на нее выгодное Советскому Союзу влияние, а также осуществлять в наших интересах силами его организации активные мероприятия при соблюдении необходимой конспирации.
С учетом изложенного полагали бы целесообразным на очередной встрече в целом положительно отнестись к просьбе Вадиа Хаддада об оказании Народному фронту освобождения Палестины помощи в специальных средствах. Что касается конкретных вопросов предоставления помощи, то имеется в виду, что они будут решаться в каждом случае отдельно, с учетом интересов Советского Союза и предупреждения возможности нанесения ущерба безопасности нашей страны.
Просим согласия
Председатель Комитета госбезопасности Андропов».
Через год в одном из донесений из «Особой папки» можно было прочесть:
«КГБ СССР. 16 мая 1975 г. № 1218-А. Товарищу БРЕЖНЕВУ Л. И. В соответствии с решением ЦК КПСС Комитетом государственной безопасности 14 мая 1975 года передана доверенному лицу разведки КГБ В. ХАДДАДУ — руководителю службы внешних операций НФО Палестины партия иностранного оружия и боеприпасов к нему (автоматов — 58, пистолетов — 50, в том числе 10 — с приборами для бесшумной стрельбы, патронов — 34 ООО). Нелегальная передача оружия осуществлена в нейтральных водах Аденского залива в ночное время, бесконтактным способом, при строгом соблюдении конспирации с использованием разведывательного корабля ВМФ СССР. Из иностранцев только ХАДДАДУ известно, что указанное оружие передано нами.
Председатель Комитета госбезопасности АНДРОПОВ»[152].
Нет оснований скрывать сегодня участие КГБ СССР в подобного рода тайных операциях, но нет оснований утверждать, что КГБ был о состоянии контролировать деятельность Фронта освобождения Палестины. А между тем о некоторых публикациях на КГБ возлагается ответственность даже за деятельность Ирландской республиканской армии (ИРА), японской «Красной армии» или итальянских «Красных бригад».
Андропову приходилось заниматься и весьма экзотическими специальными операциями, связанными, например, с полным уничтожением останков Гитлера и Геббельса. Еще в 1945 году после падения Берлина обнаруженные близ подземного бункера останки Гитлера, Евы Браун, Геббельса и его семьи были подвергнуты тщательной экспертизе и позднее захоронены в зоне советской военной оккупации. Место захоронения знали немногие, но оно существовало и могло быть обнаружено со временем какими-либо поклонниками Гитлера. В марте 1970 года Андропов направил в ЦК КПСС следующее донесение:
«Сов. секретно. Серия «К». КГБ СССР. 13 марта 1970 г.
№ 655-А. г. Москва… В феврале 1946 г. в г. Магдебург (ГДР) на территории военного городка, занимаемого ныне Особым отделом КГБ по 3-й армии ГСВГ, были захоронены трупы Гитлера, Евы Браун, Геббельса, его жены и детей.(Всего — 10 трупов.)
В настоящее время указанный военный городок, исходя из служебной целесообразности, отвечающей интересам наших войск, командованием армии передается немецким властям.
Учитывая возможность строительных или других земляных работ на этой территории, которые могут повлечь обнаружение захоронения, полагал бы целесообразным произвести изъятие останков и их уничтожение путем сожжения.
Указанное мероприятие будет проведено строго конспиративно силами оперативной группы Особого отдела КГБ 3-й армии ГСВГ и должным образом задокументировано.
Председатель Комитета госбезопасности Андропов»
В соответствии с предложением Андропова, с которым согласились члены Политбюро ЦК КПСС, группа солдат и офицеров спецгруппы КГБ выкопала пять снарядных ящиков, в которых, использованных как гробы, находились останки указанных лиц, перевезли их на полигон, сожгли, а пепел развеяли по ветру. Таким образом именно Юрий Андропов поставил символическую последнюю точку в этой мрачной главе немецкой истории[153].
Девятое управление КГБ
Девятое управление КГБ, или «Девятка», ведавшее охраной членов Политбюро, было одним из самых крупных и влиятельных управлений этого ведомства.
Андропов лично наблюдал за эффективностью охраны Брежнева и Косыгина. Покушения на жизнь глав государств стали в 60—70-е годы частым явлением почти во всех странах мира. Не избежал этой участи и Советский Союз. Одна из таких акций произошла 22 января 1969 года в Москве у Боровицких ворот. В этот день Москва готовилась к торжественной встрече четырех космонавтов: В. Шаталова, Б. Волынова, Е. и А… Хрунова и А. Елисеева вернувшихся 17 и 18 января из полета в космос на кораблях «Союз-4» и «Союз-5». Процедура встречи в то время была весьма торжественной; в церемонии должен был участвовать и Л. И. Брежнев. Между тем среди сообщений, полученных в КГБ вечером 21 января, было и сообщение о побеге из воинской части в г. Ломоносове Ленинградской области младшего лейтенанта Виктора Ильина, 22 лет. Ильин захватил с собой два пистолета с патронами и, как было установлено почти сразу после побега, вылетел из Пулково в Москву, где его и надо было искать. Лишь из присущей КГБ осторожности «Девятка» изменила для машины Брежнева маршрут; автомобиль, в котором находился генсек, шел от аэропорта Внуково вторым в кортеже вслед за машиной вернувшихся на землю героев космоса. При въезде на Красную площадь машина Брежнева въехала в Кремль через Спасские ворота, тогда как другие машины проследовали вперед к Боровицким воротам. Когда у поворота на мост у Боровицкой башни появились черные «Чайки» в сопровождении мотоциклистов, из милицейского оцепления выскочил Ильин, одетый в милицейскую шинель, и открыл огонь из двух пистолетов по второй машине. Он успел выпустить 16 пуль, пока его, сбитого с ног одним из мотоциклистов, не скрутила милиция. «Пуленепробиваемое» стекло «Чайки» оказалось разбитым, шофер машины смертельно ранен, от осколков стекла пострадали, к счастью незначительно, ехавшие в этой машине космонавты Г. Береговой и А. Николаев. Следствие проходило в Лефортово в течение нескольких месяцев. Мне говорили позднее, что один из допросов Ильина проводил лично Ю. Андропов. На его вопрос: «Зачем ты стрелял?» Ильин якобы ответил: «Хотел пробудить Россию». По другой версии, Ильин просто мечтал о славе. Знакомой девушке он как-то рассказывал об Освальде, стрелявшем в Кеннеди: «Представляешь, всего один выстрел — и ты знаменит на весь мир». Ильин был признан психически больным и помещен в одиночную камеру-палату Казанской специальной психиатрической больницы. Лишь в 1988 году, по настоянию матери, он был переведен в обычную психиатрическую больницу в Ленинграде[154].
Эпизод с покушением у Боровицких ворот был наиболее известным. Менее известны другие эпизоды из жизни «Девятки», о которых рассказывали в своих книгах руководитель личной охраны Брежнева генерал КГБ Владимир Медведев и заместитель начальника Девятого управления генерал Михаил Докучаев[155]. Так, например, во время визита Брежнева во Францию советская разведка получила сообщение о том, что в момент возложения венков к Вечному огню у Триумфальной арки Брежнев будет обстрелян из винтовок с оптическим прицелом с одной из двенадцати улиц, ведущих к Триумфальной арке, — почти как в детективном романе «Шакал». Парижская полиция мобилизовала 12 тысяч полицейских — по тысяче на улицу — и 6 тысяч пожарных — на крышах домов каждой улицы. Тысяча полицейских была в резерве. Тщательно прикрывали Брежнева и офицеры из «Девятки». Но выстрелов не было. Во время зарубежных визитов Брежнева таких предупреждений и сигналов были десятки.
Волнения и беспорядки в СССР
Я уже писал выше о беспорядках и волнениях, которые произошли в гг. Чимкент и Фрунзе в 1967 году и в подавлении которых принимали участие не только органы КГБ и МВД, но и войска. В 1968 году массовые волнения и беспорядки имели место в г. Нальчике. Оружие здесь не применялось, но 33 участника беспорядков были осуждены, в том числе трое к высшей мере наказания. В 1968 году волнения на межнациональной почве произошли в г. Степанакерте. Толпа армян бурно протестовала против мягкого приговора убийце девочки-армянки. В мае 1969 года антирусские манифестации узбекской молодежи произошли в Ташкенте. В 1971–1972 гг. волнения на национальной почве происходили в Тбилиси и Каунасе. В литовский город пришлось вводить войска, было задержано 400 человек, из которых 8 были осуждены за участие в «уличных беспорядках». Тысячи ингушей приняли участие в манифестациях, состоявшихся 16–19 января 1973 года в г. Грозный. В октябре 1977 года крупные волнения под лозунгами «Свободу Литве!» произошли в Вильнюсе. В апреле 1978 года массовые манифестации студенческой молодежи произошли в Тбилиси. Студенты протестовали против дискриминации грузинского языка. В это же время абхазские студенты протестовали против дискриминации абхазского языка. В 1978 году милиция разогнала манифестацию школьников-эстонцев в г. Тарту, а в 1980 году еще более крупную манифестацию эстонской молодежи в Таллинне. Казахское население в г. Целинограде протестовало в 1979 году против создания в Казахстане «немецкой автономии». Крупные волнения осетинской молодежи прошли в октябре 1981 года в г. Орджоникидзе в Северной Осетии. Мы видим, что почти все общественные волнения в Советском Союзе, которые происходили в 60—70-е годы, были связаны с этническими проблемами[156]. Это был серьезный симптом, но он не привлек должного внимания советского и партийного руководства. К тому же печать почти ничего не писала о всех перечисленных выше волнениях.
Советская общественность не получала никакой информации и о стихийных забастовках, которые происходили в СССР очень часто и расследованиями которых занимался в первую очередь КГБ, хотя и не без участия партийных и профсоюзных организаций. Еще весной 1968 года Ю. Андропов отправил в ЦК КПСС специальную записку «О случаях коллективного невыхода и отказа от работы в 1967–1968 гг.». Здесь можно было прочесть: «6 мая 1968 года. Секретно. ЦК КПСС. По имеющимся в Комитете госбезопасности данным, в 1967 и начале 1968 года в некоторых регионах страны имели место случаи коллективного невыхода и отказов от работы отдельных групп, бригад и смен рабочих. На территории Украинской ССР в прошлом году отмечено 29 групповых невыходов и отказов от работы, в Узбекистане — 11, Эстонии — 8, Литве — 5, Таджикистане — 4, Свердловской области — 9, Костромской — 8, Пермской — 7, Карельской АССР — 5, Красноярском крае — 4. В Казахской ССР за два последних года было 49 коллективных невыходов или отказов от работы, кроме того, около 40 аналогичных случаев предотвращено.
Такие проявления чаще всего наблюдались на предприятиях легкой промышленности, в шахтах, рудниках, различных автохозяйствах и строительных организациях.
Расследование показывает, что причинами возникновения подобного рода проявлений являются главным образом серьезные недостатки в нормировании труда, невнимательное отношение отдельных руководителей предприятий и профсоюзных организаций к нуждам и запросам трудящихся, а также отсутствие с их стороны необходимой разъяснительной работы. Конфликты, как правило, заканчиваются удовлетворением требований рабочих.
Так, 14–15 марта этого года на Курганском механическом заводе две смены рабочих в количестве 70 человек, среди которых было 4 коммуниста и 10 ударников коммунистического труда, отказались приступить к работе в знак протеста против введенного скользящего графика вместо пятидневной рабочей недели. Конфликт был ликвидирован после отмены приказа директора завода о переходе на новый график работы.
На Минском заводе стройдеталей 9 апреля с. г. отказалась от работы, выдвинув требование о повышении зарплаты, смена лесопильного цеха в количестве 22 человек и приступила к работе лишь в 35 часов 10 апреля. Как показала проверка, на этом заводе месткомом профсоюза поднимались вопросы о ненормальностях в оплате труда рабочих, однако должного реагирования на них со стороны дирекции не было.
10 апреля в городе Балашове Саратовской области на комбинате плащевых тканей с 19 до 24 часов не работала вторая смена рабочих ткацкого производства. На следующий день полностью отказалась работать первая смена, а вторая приступила к работе лишь в 21 час 30 минут. В итоге 708 человек не работали 19 часов рабочего времени.
Отказ от работы был вызван значительным снижением заработной платы рабочим в связи с переводом ткацкого производства с тарифной системы на сдельно-премиальную оплату труда. Рабочие приступили к работе после того, как им было объявлено, что зарплата за март будет выплачена по тарифным ставкам.
Партийные организации и администрация предприятий с участием органов КГБ принимают необходимые меры по локализации подобных конфликтов, предотвращению возможного перерастания их в более серьезные эксцессы.
Однако, как показывают факты, на местах все еще недостаточно принимается мер для устранения причин, вызывающих эти явления, которые отрицательно сказываются на состоянии трудовой дисциплины, порождают нежелательные ситуации и могут быть использованы подстрекательскими и враждебными элементами в преступных целях.
Комитет госбезопасности полагал бы целесообразным после изучения этого вопроса рассмотреть его в ЦК КПСС.
Председатель Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР Андропов»[157].
Подобного рода записки Андропову пришлось отправлять в ЦК КПСС почти каждый год; серьезного беспокойства стихийные забастовки у Политбюро не вызывали.
8—9 ноября 1975 года части морских пограничников КГБ совместно с подразделениями ВМФ, ВВС и ГРУ участвовали в пресечении, а позднее в расследовании мятежа на большом противолодочном корабле «Сторожевой», входящем в состав Балтийского флота. Это был странный мятеж. Его готовил в полной тайне всего один человек — заместитель командира корабля по политической части капитан 3-го ранга Валерий Саблин. Еще 7 ноября «Сторожевой» участвовал в морском параде на полноводной Даугаве в Риге. На корабле не было оружия, боевое судно готовилось не к выходу на боевое дежурство, а к долгому стоянию в доке. Вечером 8 ноября Саблин вывел корабль из парадного строя и двинулся к Балтийскому морю, объявив, что он идет в Кронштадт и Ленинград «делать новую коммунистическую революцию». Перед этим на «Сторожевом» был объявлен сигнал «Большой сбор». Саблин сумел запереть и изолировать командира корабля. Он обратился с речью к собравшимся на нижней артиллерийской палубе морякам и к офицерам, собравшимся в мичманской кают-компании. Он предлагал очистить от коррупции государственный аппарат, изменить систему выборов и покончить с всесилием партийных верхов. Горячая речь замполита, который служил на флоте на разных постах более 15 лет и пользовался авторитетом, встретила поддержку моряков и большинства офицеров. План действий был прост: идти в Ленинград к «Авроре». Моряков «Сторожевого» поддержат военные моряки Кронштадта и Ленинградской военно-морской базы, а после — рабочие ленинградских заводов и фабрик. Получив право выступить по всесоюзному радио и телевидению, «Сторожевой» получит поддержку всей страны. Ночью 9 ноября «Сторожевой» вышел в Рижский залив, но в сопровождении пограничных катеров с расчехленными орудиями и пулеметами. О мятеже сообщил комсорг корабля, сумевший перебраться в темноте на соседнюю подводную лодку. В Москве не спали не только в штабе ВМФ, но и на Лубянке. Была распространена информация о том, что корабль захвачен изменниками и направляется в Швецию. А в это время радиостанции «Сторожевого» передавали по всем доступным для них частотам некодированный текст: «Всем! Всем! Всем! На БПК «Сторожевом» поднято знамя грядущей коммунистической революции!» Дальнейшее было нетрудно предсказать. В воздух было поднято более десятка самолетов с полным боекомплектом. Бомбы ложились в 300–400 метров по курсу корабля. Вскоре было повреждено рулевое устройство и «Сторожевой» потерял ход. Большая часть команды «передумала». Командир корабля был освобожден, а Саблин арестован. На палубу корабля стали подниматься десантники. Следствие шло недолго, и его вел КГБ. Наказание для экипажа не было особенно суровым; 8 лет тюрьмы получил только матрос А. Шеин, отказавшийся раскаиваться. Остальные матросы, старшины и офицеры были освобождены и дали подписку о неразглашении всего того, что произошло на «Сторожевом». Офицеров при этом разжаловали или уволили со службы. Валерий Саблин был приговорен к расстрелу. В одном из последних писем к родным Саблин вложил рисунок, изображающий Дон Кихота, сражающегося с ветряными мельницами. Здесь же были слова этого рыцаря: «Намерения мои направлены всегда к хорошей цели: именно — делать всем добро и никому не делать зла». О ходе следствия Андропов регулярно информировал Политбюро КПСС. Предложение о смертной казни за «измену Родине» было принято после поименного голосования всех членов Политбюро. В 90-е годы было несколько предложений о реабилитации Саблина. Однако Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации изменила лишь формулировки обвинительного заключения, заменив статью об «измене Родине» статьями о воинских преступлениях. Коллегия «дала» Саблину 10 лет тюремного заключения, помогавшему ему матросу А. Шейну — 5 лет (вместо полностью отбытых им восьми)[158].
Аварии и катастрофы
При участии КГБ проводилось расследование и всех крупных аварий на промышленных предприятиях и на других объектах, — о всех подобных трагедиях обычно ничего или почти ничего не сообщалось в советской печати. Например, в Минске 13 марта 1972 года взрыв большой силы полностью разрушил один из главных цехов Минского завода по производству телевизоров. Погибли десятки рабочих. Тщательная проверка показала, что взрыв произошел из-за грубейшей ошибки проектировщиков; в новом большом цехе не имелось хорошей системы вентиляции, что привело к недопустимой концентрации, а затем и взрыву полиэфирной пыли. Взрывы газа, вытекшего из труб, проложенных в подвальных помещениях, привели к разрушению нескольких жилых домов и промышленных цехов в разных частях страны. Все это заставило изменить в городах все прежние схемы размещения газопроводных линий. После нескольких крупных пожаров на предприятиях со значительными человеческими жертвами было решено запретить использование для покрытия промышленных объектов разного рода легковоспламеняющихся материалов. Это решение, однако, не соблюдалось даже при строительстве атомных электростанций, включая Чернобыльскую АЭС.
Комитет государственной безопасности должен был расследовать и тяжелую трагедию, случившуюся вечером 25 февраля 1975 года: пожар в гостинице «Россия». Это был самый большой пожар в Москве за несколько десятилетий. Так как в гостинице «Россия» живет обычно немало иностранцев, то у властей возникло предположение о диверсии. Как раз в день пожара в столице проводилось крупнейшее совещание работников пожарной службы. Начальник московской пожарной охраны, генерал-майор, говорил в своем докладе о плохом техническом оснащении пожарной службы. У московских пожарных не было машин с выдвижными лестницами для высотных домов, лучшие из лестниц достают только до 9-го этажа. «Случись когда-либо пожар в гостинице «Россия», — заметил докладчик, — тушить его мы не сможем». И почти через несколько минут совещание было прервано, так как в президиум поступило сообщение: горит гостиница «Россия».
Пожар начался странно: загорелись лифты, вернее, шахты для движения лифтов. Легко воспламенялся и пластик в коридорах, выделяя при этом ядовитый дым. Огонь охватил верхние этажи, и огромное число пожарников и пожарных машин не могло, погасить огонь. Погибло 42 человека, более двухсот человек пострадало от огня и дыма. Пожар почти полностью уничтожил блок «Север», в котором размещались не иностранцы, а главным образом советские и партийные работники из регионов, прибывшие на большое совещание в Москву.
Расследование, проведенное под руководством Генеральной прокуратуры и КГБ, показало, однако, что причиной пожара была не диверсия, а небрежность радиста, забывшего в одной из комнат радиостудии гостиницы включенный кипятильник. Огонь начал распространяться по вентиляционной системе. При этом все противопожарные правила, которые можно нарушить, были нарушены. Более того, оказалось, что и строительство здания велось с грубейшими нарушениями правил пожарной безопасности. Поэтому акт о его введении в строй отказались подписать как раз представители пожарной службы да и некоторые другие члены комиссии. В сущности, новую гостиницу следовало бы не вводить в строй, а коренным образом переделывать, заменяя, например, большую часть облицовочных материалов. Однако по личному распоряжению «шефа» Москвы, первого секретаря горкома и члена Политбюро В. В. Гришина «Россия» начала работать.
По окончании следствия Ю. Андропов поручил участникам расследования совместно с кем-либо из писателей подготовить материал для «Литературной газеты». Очерк «Пожар» — на целую страницу — был написан и уже набран. Но Гришин, естественно, возражал против его публикации. Возник конфликт, который пришлось разбирать на Политбюро. Статья о самом крупном пожаре в Москве так и не увидела свет. Только через 15 лет автор этой статьи смог опубликовать ее в сборнике «Закон и совесть»[159].
Изменение статуса КГБ
В 1976 году был изменен статус КГБ. Из Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР он превратился в Комитет государственной безопасности СССР. Не все даже заметили это отнюдь не малозначительное изменение. Ю. В. Андропову было присвоено воинское звание генерала армии. Он позвонил, узнав об этом, Олегу Трояновскому и, по свидетельству последнего, спросил:
«— Олег Александрович, что же вы меня не поздравляете?
— С чем, Юрий Владимирович?
— Ну как же? С тем, что мне присвоили звание генерала армии.
Я набрался духу и говорю:
— А мне кажется, что тут нет предмета для поздравления, вы ведь политический деятель, а не военный. Зачем вам генеральские чины?
Он задумался, а потом сказал:
— Пожалуй, вы правы, Олег Александрович, предмета действительно нет»[160].
Все же Андропов иногда надевал военную форму, главным образом на военные праздники или День Победы. Те, кто видел его в форме, говорили, что на Андропове военная форма сидела гораздо лучше, чем на министре обороны СССР Д. Устинове, который стал генерал-лейтенантом еще в 1944 году и который был по профессии военным инженером.
Постепенно Ю. Андропов стал сам расширять сферу своей деятельности много дальше, чем этого требовали служебные интересы КГБ. Все больше и больше Андропов включался в решение политических и внешнеполитических вопросов. Это было бы невозможно при таких лидерах, как Хрущев или Сталин. Но Брежнев даже поощрял к этому Андропова. Брежневу нравилась власть, но он не любил работать, вникать в проблемы, даже читать документы. Отдельные эпизоды, связанные с отношениями Андропова и Брежнева, следует поэтому рассмотреть более внимательно.