Как-то черномагическая парочка фланировала на Патриарших. Девушка подала своему другу яблоко (каково проявление библейского «архетипа» грехопаденья!), а затем спросила: «Ты когда-нибудь пил человеческую кровь?.. Видишь, идет мужчина с мальчиком. У ребенка кровь вкусная!»
Пустая болтовня? Увы, нет. Вскоре эта молодая особа вполне серьезно предложила… принести ее в жертву. М. заколебался, но Воланд «подзуживал» настойчиво. Да и сама «колдунья» по гороскопу уже просчитала оптимальную дату ритуала. Человеческое жертвоприношение свершилось в полнолуние. (Глядя на многочисленные объявления об оккультных услугах на страницах желтой прессы, понимаешь, что духовная пустыня «победившего атеизма» населилась огромным количеством колдунов. Это ощущение подтверждает и народный опыт. Фольклористы еще в XIX веке записывали предания о том, что колдун рождается от третьего поколения внебрачных родителей или от матери, проклявшей его во чреве. Так что Воланд с удовлетворением глядел на Москву, где уже вовсю начинались подобные процессы.)
Однако этим все не кончилось. Потом была попытка самоубийства в тюремной камере невесть откуда взявшейся опасной бритвой. М. жадно пил собственную кровь. И при этом — видел себя со стороны. Словно свою одежду. Быть «вне себя» — это не просто крайняя степень проявления эмоций. Когда человек «выходит из себя», оставленным душою телом полностью управляет тот, кто в нем остается. А потом эксперты говорят с умным видом: «убил в состоянии аффекта»… Пустые слова!
Еще некоторое время спустя, уже в психиатрическом стационаре, к М. являлись странные «посетители». То окровавленное привидение его подруги, то, как всегда, ироничный Воланд. В последний раз М. с ненавистью спросил его: «Вы этого хотели, мессир?!» Воланд только засмеялся.
С почтением к Ангелу Смерти
«Идея Воланда уравнивается в философии романа с идеей Христа. Тезис о равнозначности добра и зла, света и тьмы, равнозначности их для тварного мира — Булгаков облекает в нехитрый, но изящный, и внешне весьма убедительный логический образ.
«Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом, — поучает свысока дух тьмы глуповатого евангелиста, — что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп». Не высказывая прямо, Булгаков подталкивает читателя к догадке, что Воланд и Иешуа суть две равновеликие сущности, правящие миром. В системе же художественных образов романа Воланд и вовсе превосходит Иешуа — что для всякого литературного произведения существенно.
Лукавая ложь как бы незаметно вкладывается в сознание читателя — в надежде, что он проглядит порочность нечистой логики. В самом деле: стоит вдуматься в сам образ, который сатана использует в качестве аргумента, — и без труда уясняется, что тень не самосущностна и не самодостаточна, но есть в этом смысле лишь обман зрения: она существует не сама по себе, а зависит целиком от света. Она «получается» не от деревьев и живых существ, но есть лишь недостаток или отсутствие света. Не более того. Тень вторична по природе своей — и уловки лукавого ума не должны вводить в заблуждение. И как тень — это меньшая степень интенсивности света, так и зло не самоприродно и не самоценно, как хочет уверить бес, но является следствием своего рода кеносиса добра, самоограничения добра по Божьему попущению.
Авва Дорофей учил: «Зло само по себе есть ничто, ибо оно не есть какое-либо существо и не имеет никакого состава».
Зло не самосущностно, но персонифицировано фигурою сатаны.
И это персонифицированное зло пытается внушить людям идею своей необходимости в мире…» (Дунаев М. О романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». М., 2006).
Да, благо якобы можно получить «частию от Сатаны, коего употребляет Бог для очищения душ». Кто это написал? Русские масоны, в XVIII веке. Нет, вступив в конце 20-х годов в тамплиеры (см.: Никитин А. Мистики, розенкрейцеры и тамплиеры в Советской России., 1998), Булгаков не шутил. Этот Мастер на самом деле стал духовным наследником того же Ордена, что и Гёте.
Кстати, о «масонском следе» в знаменитом романе Булгакова (см.: Соколов Б. Тайны Мастера и Маргариты. Расшифрованный Булгаков. М., 2005). Добавим только такое высказывание современного масонского апологета: «Почему Понтий Пилат в «белом плаще с кровавым подбоем»? Ведь ему по должности полагается тога с пурпурной каймой. Плащей римляне не носили. Зато их носили тамплиеры. — Для кого сегодня 14 нисана? Для Понтия Пилата? Но римляне пользовались юлианским календарем. Бедный Пилат и не знал, поди, что такое нисан, — опять спросите вы. Вот у евреев нисан действительно бывает, равно как и у масонов, документы которых ведутся по еврейскому календарю, — и будете правы» (см. Рыбалка А., Синельников А. Интервью с масоном. М., 2005). Так что за белым плащом с кровавым подбоем скрывается не историческая неточность автора, а его очередной, масонский, намек.
«— А почему Пилату пришла в голову идея отомстить за Иешуа? — продолжаем цитировать книгу Рыбалка и Синельникова. — Не потому ли, что масоны клянутся отомстить за тамплиеров? — Вот в чем главный вопрос… А проще говоря, Булгаков… был членом литературного кружка Московского ордена тамплиеров».
Неужели только литературного? Думаю, дело было серьезнее. Иначе зачем же после смерти Сталина в печку быстро полетели «дяди федоры» (дела-формуляры НКВД) на Булгакова и прочих масонов, таких серьезных, как Лиля Брик или Илья Эренбург! Видно, так и не узнаем мы инициатического тамплиерского имени Булгакова, хотя с большой долей уверенности можно предположить, что он, в своем стиле, зашифровал его в своем последнем романе.
В нем вообще можно увидеть и другие масонские намеки. (Мистикой в 20-е годы увлеклись довольно многие известные деятели культуры. В книге «Разговор с масоном» пишется, что во МХАТе того времени мы могли встретить, например, Михаила Чехова — члена Антропософского общества и ордена тамплиеров. Он был одним из первых учеников Карелина (командор ордена). Режиссер Завадский, который был «рыцарь высших степеней, состоял в руководящей группе, достаточно изобличен показаниями…» — выражаясь сухим языком протоколов ОГПУ. Из деятелей театра в орден входили также Р. Н. Симонов и М. Ф. Астангов. Да и сам Эйзенштейн писал в своих мемуарах, которые вышли только в 1997 году, что в 1920-м году он был принят в Орден розенкрейцеров).
«Вы помните в «Мастере и Маргарите» жуткую сцену убийства барона Майгеля? Воланд убивает члена Зрелищной комиссии за то, что тот — «доносчик и шпион». Однако за кадром остается очень многое. Если Майгель — член Зрелищной комиссии, на кого он может доносить? На актеров? А обвинение в «шпионаже»? Шпионаж подразумевает внедрение, однако в свиту Воланда Майгелю внедриться не удалось, да он и не пытался. И почему, наконец, чекистским стукачом должен заниматься лично князь Тьмы? И где — самое главное — доказательства шпионской деятельности Майгеля? И почему Майгель — барон? Где вы на таком большом году Советской власти видели баронов? Что за нонсенс — барон заседает в Зрелищной комиссии, — Давид уже протиснулся среди серых домов Старого Акко к развалинам средневековой крепости, заглушил мотор и свободно махал руками, — А я вам скажу, почему Майгель — барон. А потому, что барон — это минимальный титул, дававший права на звание рыцаря. Барон Майгель — это рыцарь Мазель, один из руководителей ордена тамплиеров в Москве и ближайший друг Михаила Чехова. Когда начались аресты московских тамплиеров, Мазель почему-то не был арестован, что и дало повод подозревать его в сотрудничестве с ЧК-ГПУ.
— Так вот что значит ключевой эпизод бала Воланда — казнь барона Майгеля! Руками своего персонажа Булгаков расправляется с предателем, выстраивая параллель: Мастер — Иешуа, Майгель — Иуда…» (Рыбалка А., Синельников А. Интервью с масоном. М., 2005).
А откуда вообще «благой» образ сатаны взялся у масонов, откуда он — у Булгакова? Ведь в христианстве все не так: диавол — это личностная сила, обладающая свободной, направленной ко злу волей… Так откуда? Ответ находим в статье с характерным названием «Иудейская трактовка «Мастера и Маргариты»». Ее автор, Арье Барац, различие христианского и иудейского отношения к диаволу формулирует так: «Если перефразировать на еврейский манер известное высказывание Достоевского: «Бог и дьявол воюют, а поле их битвы — сердце человека», то можно было бы сказать так: «Бог и человек судятся, а ангелы — судебные исполнители»…
Для иудаизма самым расхожим определением Сатаны является совершенно безличная формула: «Сатана — он же Ангел Смерти, он же дурное побуждение». Иными словами, Сатана, этот величайший обвинитель рода людского, не кто иной, как все тот же посланец Всевышнего…
В представлении Гегеля мировой дух раскрывается в философах и поэтах, он близок к даровитым властителям, но водит за нос обыкновенных людей, используя их страсти. Воланд является блестящим, гениальным портретом того персонажа, который описан Гегелем в его «Философии истории». Ведь, несмотря на то, что Гегель иногда использует слово «бог», мы прекрасно видим, что речь у него идет не о Боге, а именно о духе. Он могущественен, лукав, хитер, ироничен, но при этом холоден, нравственно безучастен и ни в ком лично не заинтересован».
«Учения евреев и христиан об ангелах — это в большей мере два разных видения мира, нежели два разных языка, — продолжает мысль Арье Барац. И дальше делает выверт: — Именно поэтому в рамках иудаизма сатанизм невозможен. Возможно другое… возможно позитивное отношение к смертоносной служебной силе…
В этом отношении особого внимания заслуживает роман Булгакова «Мастер и Маргарита». Позитивное отношение Булгакова к Ангелу Смерти (которого он считал главным героем романа) не имеет ничего общего с сатанизмом его современника Кроули. Мне думается, что стихийно сложившийся культ булгаковского Воланда в каком-то смысле развивает еврейскую линию «сатанизма»».