Проклятья старца Кочубея,
Мазепы слава и позор,
Народа вопли и задор,
И пушек гром, и кровь сражений,
«Деревня, где скучал Евгений»
И с Ленским грустная дуэль.
Мечты, волненья бедной Тани,
Простой рассказ любимой няни,
И в поле пастуха свирель,
И мщенья полные напевы
Великой Орлеанской Девы,
Красавиц спящих дивный ряд,
В руках у мстительной злодейки
Ужасный, страшный, тайный яд
И смерть несчастной Чародейки…
И сын, измученный вконец,
И проклинающий отец,
И скоморохов танец пьяный,
И прелесть гордая Оксаны,
Что обольщала молодца,
И беса хитрые обманы,
И страсть Вакулы-кузнеца,
Опричника лихая драма
И сила грозного царя…
Виденья, «Пиковая дама»
И полная чудес заря,
Наполеона марш мятежный,
Что раздавался под Москвой,
И строй молитвы мощно-нежной,
Молитвы русской и святой,
Что силу вражью отражала
И нам победу даровала…
Увы, всего не перечесть!
Так воздадим же славу, честь
Тому избраннику отчизны,
Который много в дар ей дал
И в звуках всю поэму жизни
Пред нами дивно начертал.
22-го Петр Ильич покинул Тифлис, провожаемый большой толпой родных, друзей и поклонников до Мцхета.
Тифлис был первым городом в России, в котором Петр Ильич был встречен торжественно и с искренним энтузиазмом. Этому же городу суждено было быть и первым так тепло, так задушевно простившимся с ним навеки.
К П. И. Юргенсону
Фроловское. 3 ноября 1890 года.
Милый друг, начал я просматривать романсы в том виде, как они собраны, т. е. по голосам. В первой же серии я наткнулся на транспонировки, например: «Нет, только тот» и т. д. Транспонировки меня злят, раздражают, и просматривать их я решительно не в состоянии. Между тем я не могу быть уверен в своей памяти, т. е. не всегда помню, в каком тоне написан первоначально романс. Опусы 27 и 28 у меня оказались, и корректуру я буду делать на моих экземплярах. Остальных же романсов у меня нет. Времени терять не хочу и потому прошу тебя посланному вручить все романсы в таком виде, как они выходили. Я все-таки не понимаю, в каком виде будет предпринимаемое издание. Если по голосам, то как же знать, какой подлинный тон романса? По-моему, полное собрание должно быть не по голосам, а «подлинное», т. е. каждый романс должен быть награвирован, как был мной написан. Засим ты можешь на каждом романсе отмечать, что он изменяется в таком-то и в таком-то тоне. Только в том случае, если ты издашь полное собрание подлинных, я согласен, чтобы было выставлено: «Издание, вновь просмотренное автором». Просматривать все транспонировки я не в силах, терпения не хватит, – а я и то сегодня ночью не спал от злости, ибо транспонировки романсов до того ужасны, до того переполнены самыми ужасными, грубыми ошибками, что решительно можно заболеть или с ума сойти от бешенства. Даже такой наиболее распространенный романс, как «Нет, только тот», обезображен совершенно непостижимыми ошибками и бессмыслицами.
Итак, я чрезвычайно радуюсь полному собранию и с удовольствием просмотрю и займусь им, но лишь под тем условием, чтобы оно состояло из подлинных тональностей.
К П. И. Юргенсону
5 ноября 1890 года.
<…> Однако ты хватил – 5000! Впрочем, спасибо, очень рад и надеюсь, что «Пиковая дама» в грязь лицом не ударит, т. е. что ты в излишней щедрости не раскаешься. Еще раз очень благодарен.
К П. И. Юргенсону
Петербург. 12 ноября 1890 года.
Милый друг, я решительно не желаю, чтобы исполнялись хоровые номера из «Пиковой дамы», ибо они или не имеют законченности и не могут исполняться отдельно, или же (как хор в 3-ей картине) суть рабское подражание стилю прошлого века и суть не сочинения, а как бы заимствования. Вообще же хоры в этой опере не важны, имеют второстепенное значение, и я не желаю, чтобы с оперой знакомились по таким плохо рекомендующим ее отрывкам. Что касается вопроса о концерте вообще, то я не могу препятствовать исполнению моих сочинений в концертах, и по мне пускай хоть 10 концертов из моих сочинений дают, но я безусловно протестую против юбилея и вообще всякого экстраординарного и исключительного чествования 25-летия, коего не признаю, ибо, смотря по тому, как считать, я сочиняю или более 25 лет, или менее.
Репетиции начались: дело подвигается, и кажется, что пойдет хорошо.
Приехав для постановки «Пиковой дамы» в Петербург, Петр Ильич остановился, против обычая, не у меня, а в гостинице «Россия», на Мойке, у Красного моста. – Помещение его, очень покойное и удобное, было настолько велико, что он мог собирать у себя приятелей. На одном из таких собраний он устроил une audition только что сочиненного им секстета. Исполнителями были гг. Е. Альбрехт, Ф. Гильдебрандт, А. Вержбилович, О. Гилле, А. Кузнецов и Б. Гейне; в числе слушателей – приятели-музыканты: А. К. Глазунов, А. К. Лядов, Г. А. Ларош и близкие родные. Не все части нового произведения одинаково понравились и слушателям, и самому автору, который, огорченный, тогда же решил переделать финал и скерцо.
За исключением этого неприятного впечатления, все остальное сложилось благодаря очень успешным репетициям оперы так, что настроение Петра Ильича было хорошее, хотя бесконечный ряд приглашений и домашних празднеств в его честь, как всегда, утомлял его и порождал то неспокойное состояние духа, при котором он не мог не только заниматься, но и вести корреспонденцию. Писем его за все время этого пребывания в Петербурге поэтому нет в клинском архиве ни одного.
6 декабря днем состоялась репетиция оперы, опять в присутствии их величеств и массы представителей высшего общества Петербурга. – На этот раз успех произведения сказался несравненно сильнее, чем на репетиции «Спящей красавицы», и тем не менее Петру Ильичу все-таки казалось, что государь не особенно доволен оперой. Произошло это отчасти вследствие того, что, боясь иметь вид человека, лезущего на глаза высочайших особ, он пересолил в другую сторону и вел себя, как человек, избегающий встречи, поэтому он только раз удостоился лестного и милостивого обращения его величества, а затем, не попадаясь ему на глаза, не имел и случая еще раз выслушать одобрения. Убеждение, что «Пиковая дама» не нравится государю, отчасти утвердившееся отсутствием его на первом представлении, Петр Ильич сохранял довольно долго, пока из письма И. А. Всеволожского не узнал, что очень заблуждается и что, напротив, и «Спящая красавица», и «Пиковая дама» имели большой успех у их величеств, и что отрывки этих произведений по воле их исполняются каждое воскресенье придворным оркестром в Аничковом дворце и в Гатчине.
Первое представление оперы состоялось 7 декабря 1890 года, т. е. на один месяц (с лишним) меньше, чем через год после начала ее сочинения. Дирижировал Э. Ф. Направник. Распределение ролей было следующее:
Герман – г. Фигнер.
Томский – г. Мельников.
Кн. Елецкий – г. Яковлев.
Чекалинский – г. Фрей.
Златогор – г. Климов 2-й.
Графиня – г-жа Славина.
Лиза – г-жа Медея Фигнер.
Полина – г-жа Долина.
Прилепа – г-жа Ольгина.
Миловзор – г-жа Фриде.
Гувернантка – г-жа Пильц.
Горничная – г-жа Юносова.
Ни одна опера Петра Ильича на первом представлении не была исполнена так прекрасно. Все главные исполнители блеснули каждый выдающейся стороной своего дарования. Ни разу, ни в чем не было места сожалению, что партия не в лучших руках; в течение всей оперы слушатель и зритель испытывал полноту удовлетворения, нечасто испытываемую в театре. Самое трудное было лучше всего исполнено: Направник в управлении оперой, Фигнер в роли Германа превзошли себя и, несомненно, больше всех содействовали громадному успеху оперы. Декорации и костюмы, верные до мелочей эпохе, изящные, роскошные в картине бала, поражающие богатством фантазии, были на высоте музыкального исполнения.
Успех определился с первой картины и шел, увеличиваясь, к концу оперы. Автора и исполнителей вызывали очень много; дуэт Лизы и Полины 2-й картины, ария Елецкого, пасторальный дуэттино – были повторены. – Но, опять-таки, такого прочного и долгого успеха, какой эта опера имеет поныне, судя по первому представлению, предсказать нельзя было. Настоящего, блестящего «фурора» она не произвела.
Гг. рецензенты, почти единодушно разнеся либретто на все корки, и оперой остались не совсем довольны. Один, характеризуя музыку Чайковского в «Пиковой даме», «сказал бы, что в деле инструментовки он вдохновенный поэт, что же касается до самой музыки, то Чайковский во многом повторяет самого себя, не брезгуя воспоминаниями о других композиторах». Другой нашел, что «новая опера явилась наиболее слабым произведением из всего, до сих пор написанного Чайковским в этой области». Затем, высказав новую и оригинальную мысль, что Петр Ильич «более симфонист», чем оперный композитор, признал, что «Пиковая дама», даже по сравнению с «Чародейкой», «представляет значительный поворот назад», что «едва ли можно предсказать этой опере прочный успех в будущем». Третий, называя новую оперу «Карточный вопрос», говорит, что она не могла воодушевить слушателей, потому что «ни самый сюжет, ни обработка его либреттистом не заключают в себе ничего симпатичного, ничего такого, что может вызвать сочувствие». Затем, восхищаясь многим в музыке, кое-что поругивая, но с оговоркой «может быть, я ошибаюсь» – рецензент приходит к выводу, что частности берут верх над главным, эффекты – над сюжетом и «внешний блеск – над внутренним содержанием». Четвертый, в итоге находя теми же словами, что в новой опере «берет верх внешний блеск над внутренним содержанием», в восторге от отдельных моментов «Пиковой дамы», хотя утверждает, что «вообще эта вещь уступает «Онегину» по глубине и искренности вдохновения». Пятый музыку «Пиковой дамы» расхвалил не менее предыдущего, даже более, но в бочку меда похвал в конце прибавил дозу дегтя, выражаясь так: «Вообще в «Пиковой даме» г. Чайковский является композитором